Газета Завтра 152 (44 1996) - Газета Завтра

Регресс охватывает широкие слои российского общества. Здесь и люмпенизированные процессами последнего десятилетия социальные низы, не приемлющие ни нынешних тенденций, ни реставрационных призывов патриотической оппозиции. Люмпен не хочет работать. Но он хочет сытости, хочет доли в пироге экономического самоедства. Здесь же отодвинутая от пирога контролигархия, проклинающая “рыжего регента”. Здесь же криминализованная часть армии, жаждущая “солдатского императора”. Здесь же — региональные “атаманы”, “избираемые батьки” хлебных и нефтяных, алмазных и золотоносных провинций, в разном стиле, но с одинаковыми намерениями клянущие Москву и ее кремлевских “бесов”. Здесь же — криминальный ислам (не имеющий, как уже неоднократно говорилось, ничего общего с исламом как таковым), взращиваемый силами нового мирового порядка для глобальной антисистемной хаотизации, ускоряющей приход этого порядка. Криминальный ислам, взлелеянный в Чечне и ставший опорой Лебедя, заряжен энергиями регресса, создан для обеспечения регресса. Стремясь к развертыванию регрессивных моделей в широком геополитическом поясе, криминальный ислам в силу целого ряда причин намерен отрабатывать свои технологии прежде всего на территории России. Таков полученный им заказ. И он не будет пренебрегать волей заказчика.

Здесь же, наконец, и сам заказчик. То есть те международные силы, которые намерены наиболее активно продолжать игру в дезинтеграцию России и в строительство нового мира, задействующее глобальный регрессивный фактор. Связь антироссийской игры с усилением глобальных регрессивных тенденций для этих сил очевидна. И желанна!

Как мы видим, политическая база для обеспечения успеха регрессивного лидера существует. Как массовая, так и элитная. Как электоральная, так и силовая. Как внешняя, так и внутренняя.

Талантливый выразитель регрессивных тенденций тем самым как бы “обречен на успех”. Отечественная регрессивная элита это понимает. Для нее притягателен любой успех, успех как таковой. Но успех особенно притягателен в случае, если речь идет об успехе регрессивного лидера. Тут она, “элита эта”, уже не просто лакействует. Она лакействует сладострастно! Она балдеет!

И вот в самый разгар балдежа — отстранение Лебедя. Признать, что это отстранение является данностью, фактом политической жизни страны, регрессивная элита и не хочет, и не может. Поэтому она стремится превратить факт в фантом. Лебедь, оказывается, сам добивался этой отставки. Отставка Лебедя — это игра самого Лебедя. И так далее. К сожалению, подобная фантомизация факта политической жизни находит поддержку в аналитическом сообществе, в среде так называемых “рефлексивно-дееспособных” политиков. Грешен, наша деятельность в значительной мере способствовала росту рефлексивной культуры в нерегрессивной политической элите страны. Теперь многие склонны видеть во всем игру, игру игр, игру в игру игр и т. д. Между тем рефлексивность хороша только тогда, когда она уравновешивается политической волей. В противном случае она превращается просто в разновидность не слишком продуктивной, мягко говоря, осторожности. Сколько было в последние недели и дни криков на тему о том, что “с Куликовым играют”. Что, мол, “его сольют, а Лебедя оставят”. Или же — что “сольют их обоих”.

Носителей рефлексивного начала можно понять. Сколько раз за последние годы все кончалось игрой! Правда рефлексивности в этом. Но ведь, признаем честно, что есть у рефлексивности и оборотная сторона. Та, в которой нет ни правды, ни праведности. Аппаратное, управленческое сознание, изъеденное цинизмом окружающей действительности и воспитанное на “подставках” и “сливах” прежних эпох и периодов, зачастую слишком охотно хватается за игротехники, за рефлексивность как за индульгенцию, за право ничего не делать. Этот тип сознания оправдывает недеяние своим нежеланием выступать в роли “смешных идиотов”. На деле за этим стоит либо обычная трусость, либо… Либо особый бюрократический стиль, который предполагает, что наибольший эффект дает тот тип политической деятельности, при котором все сводится к минимизации ошибок.

Но подобная минимизация дает эффект лишь в очень стабильной политической ситуации. В условиях нестабильности ошибка часто лучше бездействия. А перехват инициативы, способность сконцентрировать определенные позитивы окупают даже весьма солидное наращивание издержек.

Вот почему не следует фантомизировать факт отстранения Лебедя. Не следует фантомизировать и многие другие, предстоящие нам, факты подобного рода. Лебедь в отставку не играл. Он отставки не хотел. Он был от отставки в полном шоке. Такова правда. А все остальное — фантомизация первого рода.

Фантомизация второго рода — это якобы имеющая место абсолютная выигрышность для Лебедя факта его отстранения. Абсолютной выигрышности нет. Есть издержки и приобретения для Лебедя. Есть издержки и приобретения для власти. Кто как этим воспользуется — вот что главное. Но важно понимать следующее.

Во-первых, Лебедь и находясь у власти вел себя как ее полный и принципиальный оппонент. Он спихивал с себя карму власти и хотел накапливать только властные позитивы. Так не играют. Нельзя одновременно быть Пугачевым и графом Орловым. Тут — “или-или”. Власть, позволяющая одной из властных фигур вести себя как бунтарь, тем самым разрушает саму себя. В эпоху, когда Горбачев позволял нечто подобное Ельцину, речь как раз и шла о самоподрыве власти. Если новая власть хочет того же, она будет играть по двойным стандартам. Но в этом случае — власть, стремящаяся себя разрушить, сделает это при любой позиции Лебедя. Как двусмысленно властной, так и двусмысленно оппозиционной. Напротив, власть, которая хочет быть властью, прежде всего будет снимать двусмысленность. Неважно, хорошим или плохим способом. Тем, какой находится под рукой! Тем, который соответствует качеству власти. Власть может быть грубой, может быть тупой, но если она власть, она не может быть средоточием властных двусмысленностей.

Во-вторых, Лебедь, только находясь у власти, мог создавать параллельные структуры. И, судя по всему, он реально этим занимался. Власть должна была взвесить, что больше угрожало ей — наращивание параллельных структур или поднятие авторитета Лебедя. Власть взвесила и сделала выбор. Правильный или нет — покажет будущее. Но эта власть хоть какой-то выбор сделала. Ее предшественницы уподоблялись буриданову ослу, умирающему от голода по причине своего нахождения в одинаковой близости от двух стогов сена. И теряла все!

В-третьих, Лебедь мог выгодным для себя способом уйти в отставку, бросив эффектный вызов “самым сильным мира сего” и оказавшись для них неуязвимым после этого вызова. Момент для ухода в таком случае выбирал он. Это давало ему максимум приобретений. Власть лишила Лебедя этой возможности.

В-четвертых, находясь во власти, Лебедь мог оптимальным для себя способом строить системы связей с другими политическими фигурами — как оппозиционными, так и собственно властными. Власть, отстранив Лебедя, снизила его потенциал выстраивания политических коалиций.

Перечисление приобретений можно продолжить. Есть и издержки. Те, которые связаны с воспроизводством “синдрома октябрьского пленума”. Оспаривать точность этой аналогии можно и нужно постольку, поскольку речь идет о строгости анализа, ибо есть много крайне значимых несовпадений. Но в плане политическом, а не политологическом — лучше признать справедливость обобщенной аналогии отставки Лебедя и отстранения Ельцина на октябрьском (1987 года) пленуме ЦК КПСС. Потому что такое признание позволяет предъявить полномасштабный счет власти. Если власть является властью, если она хотя бы относительно консолидирована и в этом своем консолидированном качестве готова властно, а не интрижно или скандально отвечать на вызовы, связанные с “хождением Лебедя в народ”, то есть, будем прямо называть вещи своими именами — на вызовы новой пугачевщины, то в ее руках есть средства для перелома ситуации. Эти средства были в руках и у той власти, которая отстранила Ельцина в 1987 году. Тогда та власть не захотела быть властью и предпочла проиграть Ельцину с соответствующими результатами. Если нынешняя власть тоже не хочет быть властью, а хочет быть “властной тусовкой”, совокупностью “групп лоббирования”, то она, конечно же, проиграет Лебедю. Но в этом случае она проиграет Лебедю, в каком бы качестве он ни существовал. И воспрепятствовать этому невозможно.

Можно лишь побудить власть к тому, чтобы ее формальные властные функции и ее существо пришли в какое-то соответствие. Для этого надо, с одной стороны, чтобы угрозы нынешнему фактически “протовластному”, а не властному субъекту стали максимально отчетливыми и острыми и, с другой стороны, чтобы этот “протовластный” субъект получил максимальные возможности для самотрансформации в субъект “собственно властный”.