Архаические развлечения - Питер Бигл

– И между прочим, в Флагстаффе я потратил девять восемьдесят три. Это для полной ясности, мистер Фаррелл.

Он щелкнул над бумажником пальцами.

Фаррелл примирительно пожал плечами:

– Дурацкий какой-то спор, как бы там ни было.

О Господи, ну ладно, приступим. Он бросил бумажник так, что тот, ударясь о правое колено Пирса-Харлоу, свалился между сиденьем и дверцей. Юноша инстинктивно нагнулся за ним, на мгновение отвлекшись, и в это мгновение Фаррелл его ударил. Во всяком случае, в своих последующих воспоминаниях, он предпочитал использовать именно этот глагол, хотя вполне могли подойти и другие: «метнулся», «вцепился», «дернул». Он целил по запястью державшей нож руки, но Пирс-Харлоу успел отпрянуть и удар пришелся по кисти, едва не разможив пальцы юноши о грубую костяную рукоятку ножа. Пирс-Харлоу всхлипнул, зарычал и, вырывая руку, двинул Фаррелла по голени. Фаррелл выпустил руку, едва почувствовав, как лезвие прохладным лунным лучом заскользило меж его пальцев, и тут же услышав, как оно вспарывает рукав его рубашки. Ни боли, ни крови – только прохлада и Пирс-Харлоу, хватающий ртом воздух. Нет, план был неумный. К несчастью, другого у него не имелось. Природный дар Фаррелла – способность отыскивать резервные позиции и запасные выходы – никогда не проявлял себя раньше семи часов; решительно все, что он смог придумать сейчас, это пригнуться, уклоняясь от неистово замахнувшегося ножом Пирса-Харлоу, и рвануть Мадам Шуман-Хейнк с места, на миг смутно представив, как она влетает в круглосуточную автоматическую прачечную на углу. Он также завопил что было мочи (пожалуй, несколько поздновато): «Крииигааа!!» – впервые с тех пор, как в одинадцать лет выпрыгнул из родительской кровати, бывшей берегом Лимпопо, на свою кузину Мэри-Маргарет-Луизу, бывшую, соответственно, крокодилом.

Первое, что случилось следом – его стоптанный мокасин соскользнул с педали сцепления. Сразу за тем на колени ему рухнуло зеркальце заднего вида, ибо Мадам Шуман-Хейнк встала на задние колеса и тяжеловесно заплясала посреди Гонзалес-авеню, а отплясав, с грохотом рухнула на все четыре, отчего Пирс-Харлоу врезался физиономией в панель управления. Пальцы его, державшие нож, ослабли, и нож из них выпал.

Фаррелл не мог воспользоваться удачным моментом, поскольку падение и его наполовину оглушило, а Мадам Шуман-Хейнк резво скакнула к левой обочине, прямо на припаркованный там грузовик с аккуратно нанесенной по трафарету надписью на борту: «Разъездное невиданно благостное министерство по делам НЛО». Фаррелл отчаянно навалился на руль и лишь в последний миг обнаружил, что выворачивает прямо под капот мусоровоза, который наползает на него, точно паром из тумана, сверкая огнями и гудя. Мадам Шуман-Хейнк на удивление живо произвела разворот на месте кругом и понеслась, увечно покачиваясь от смертного ужаса, впереди мусорщика, выхлопная труба ее отхаркивалась, издавая звук, с каким взрывается консервная банка, и что-то, о чем Фарреллу не хотелось и думать, волоклось по асфальту, свисая с передней оси. Он ахнул кулаком по клаксону и зажал его, извлекая оглушительный вой.

Рядом с ним пепельно-бледный от боли и ярости Пирс-Харлоу слепо ощупывал костяшками пальцев кровоточащий рот.

– Я язык прокусил, – бормотал он. – Господи-Иисусе, я же язык прокусил.

– Я тоже как-то это проделал, – с сочувствием произнес Фаррелл. – Жутко неприятная штука, верно? Ты голову откинь немного назад.

Он начал, не поворачиваясь, медленно подвигать руку к ножу, лежавшему в полном забвении на коленях у Пирса-Харлоу. Но и периферийное зрение его в это утро тоже было не на высоте: когда он ударил вторично, Пирс-Харлоу с шумом втянул в себя воздух, сцапал нож и, промазав мимо залога биологического бессмертия Фаррелла на несколько съежившихся от страха дюймов, пропорол взамен обшивку сиденья. Фаррелл резко бросил Мадам Шуман-Хейнк влево и она, кренясь, понеслась боковой улицей, вдоль которой строем стояли мебельные склады и юридические конторы. Он вдруг услышал, как все, что есть незакрепленного в задней части автобуса, со стуком скачет от стенки к стенке, и подумал: «Ох, Иисус милосердный, лютня, сукин ты сын!» . Новая горесть не позволила ему на протяжении двух кварталов заметить, что весь транспорт, какой только движется по этой улице, движется ему навстречу.

– Вот дерьмо, – печально сказал Фаррелл, – ну, кто бы мог подумать?

Пирс-Харлоу скорчился на сиденьи, нелепо всплескивая локтями в попытках защититься от всего на свете, включая и Фаррелла.

– К обочине или я тебя зарежу. Прямо сейчас. Я серьезно, – он едва не плакал, под скулами у него разгорались гротескные пятна.

Фургон, украшенный изображеним индейца-виннебаго размером с сельский аэропорт, заполнил ветровое стекло. Фаррелл сам тихо заскулил, тормознул и развернул Мадам Шуман-Хейнк на мокром асфальте, тут же бросив ее в ворота автостоянки. В верхней точке пандуса произошло два важных события: Пирс-Харлоу вцепился ему в горло, а Мадам Шуман-Хейнк с явным наслаждением вырубила сцепление (ее старинный фокус, время для выполнения которого она всегда выбирала с большим тщанием) и принялась понемногу сползать назад. Фаррелл впился зубами в кисть Пирса-Харлоу и, еще дожевывая ее, как-то ухитрился вывернуть ручку скоростей, отчего фольксваген задним ходом метнулся обратно на улицу, попав в кильватер фургону, но при этом, словно стеклянный шарик, пробив сложенную из козел и ограждавшую рытвину баррикаду. Лютня, только не лютня, будь оно проклято. Со звоном разлетелась задняя фара, а Пирс-Харлоу и Фаррелл, выпустив друг друга, завопили в два голоса. Мадам Шуман-Хейнк вновь перескочила на нейтральную передачу. Фаррелл отпихнул Пирса-Харлоу, кое-как нащупал вторую скорость, всегда оказывавшуюся не там, где он ее в последний раз оставил, и врос в акселератор.

На Гонзалес-авеню Мадам Шуман-Хейнк, которой, чтобы развить пятьдесят миль в час, требовался обыкновенно попутный ветер плюс официально сделанное за два дня извещение, выскочила уже на шестидесяти. Пирс-Харлоу выбрал именно этот момент для новой фронтальной атаки и выбрал неудачно, поскольку Фаррелл в итоге срезал угол вместе со стоявшим на нем торговым автоматом фирмы «Свингерс-Эксчейндж». Сам же Пирс-Харлоу с ножом, странным образом торчащим у него из-под мышки, остался лежать на коленях у Фаррелла.

– Я думаю, тебе все же лучше было заняться программированием, – сказал Фаррелл. Они неслись по Гонзалес-авеню, снова приближаясь к скоростному шоссе. Пирс-Харлоу с трудом распрямился, вытер окровавленный рот и вновь наставил на Фаррелла нож.