Архаические развлечения - Питер Бигл

– Испанское барокко, – сказал он. – В последний год, примерно, я его много играл.

Бен взял Фаррелла за плечи и потряс – медленно, но с силой.

– А ты изменился, – сказал Фаррелл.

– Зато ты ничуть, только глаза, – ответил Бен.

Зия наблюдала за ними, зарыв руку в мех Брисеиды.

– Занятно, – медленно произнес Фаррелл, – а вот твои глаза нисколько не изменились.

Он продолжал разглядывать Бена, опасливо, зачарованно и с тревогой. Бен Кэссой, с которым он дожидался автобуса на утреннем нью-йоркском снегу, удивительно походил на дельфина, а в едких водах школьного бассейна он и двигался, как дельфин, легко и игриво. На суше же он, высокий, сутулый и близорукий, то и дело о что-нибудь спотыкался. Но теперь он двигался с энергичной сдержанностью Зии, и лоснистая кожа его обветрилась до суровой прозрачности парусины, а круглое, моргающее лицо – с дельфиньим лбом, по-дельфиньи клювастое, по-дельфиньи лишенное теней – погрубело, замкнулось и накопило столько темноты, что хватило бы и на замок крестоносца. После семи лет разлуки Фаррелл, разумеется, готов был увидеть и ставшую чище кожу, и первую седину, но мимо этого человека он прошел бы на улице, и лишь отойдя на квартал, обернулся бы неверяще и изумленно. Тут Бен по старой библиотечной привычке сунул в рот костяшку левого мизинца, и Фаррелл машинально произнес:

– Не делай этого. Мать же тебе не велела.

– Если тебе можно щелкать в классе пальцами, да к тому же пальцами ног, так и я могу грызть мизинец, – ответил Бен.

Зия, подойдя, молча встала с ним рядом, и Бен обнял ее за плечи.

– Это мой друг Джо, – сказал он ей. – Он стаскивает под столом башмаки и черт знает что вытворяет своими ступнями.

Затем он глянул на Фаррелла и поцеловал ее, и она прижалась к нему.

Немного погодя, она ушла переодеваться, а Фаррелл начал рассказывать Бену про Пирса-Харлоу и открытый зеленый автомобиль, но рассказ получился сбивчивым, поскольку Фаррелл толком не спал уже тридцать шесть часов, и теперь все они на него навалились. Поднимаясь по лестнице на пути в свободную спальню, он вспомнил о двух недавно разученных пьесах Луиса Милана, которые ему хотелось сыграть Бену, но Бен сказал, что ониподождут.

– У меня в девять занятия и после еще работа на кафедре. Поспи до моего возвращения, а потом сможешь играть для нас хоть целую ночь.

– А что у тебя там в девять? – Фаррелл, не раздеваясь, свернулся под стеганым одеялом и с закрытыми глазами вслушивался в голос Бена.

– Все то же мое универсальное пугало. Это введение в «Эдды», но я добавил туда щепотку древнескандинавской этимологии, чуточку скандинавского фольклора, немного истории, родственные литературные источники и параллели к Писанию. Классический комикс по мотивам Снорри Стурлусона.

Голос не изменился – слишком медлительный для Нью-Йорка, мягкий голос, временами вдруг словно проваливающийся в резкую хрипотцу, делающую его странно похожим на голоса, порой влезающие в междугородние разговоры. Когда слышишь, как кто-то переговаривается с Вайомингом или Миннесотой. Фаррелл уже заснул – и тут же проснулся, потому что Брисеида облизала ему лицо. Бен обернулся, чтобы позвать собаку, и последние его слова пронеслись мимо сознания Фаррелла, едва коснувшись его.

– Ну, так что ты о ней думаешь?

– Чересчур экспансивна, – пробурчал Фаррелл, – но очень мила. По-моему, у нее глисты.

Он открыл глаза и ухмыльнулся, глядя на Бена.

– Что я могу сказать? У тебя от жизни с ней выросли скулы. Раньше ты ни одной похвалиться не мог. Мне никак не удавалось понять, на чем у тебя лицо держится. Это сгодится?

– Нет, – ответил Бен. Добрые, карие, дельфиньи глаза смотрели на Фаррелла, почти не узнавая его, в них не было ни совместной езды подземкой, ни Гершвиновских концертов на стадионе Левисона, ни молча опознаваемых старых шуток и общих словечек. – Попытайся еще раз, Джо. Это никуда не годится.

Фаррелл попытался еще раз:

– Я испробовал на ней все мои проверенные приемы обольщения, но она так меня окоротила, что я, боюсь, получил прободение жизнерадостности. Замечательная женщина. Нам с ней нужно немного привыкнуть друг к дружке.

Руку начало дергать, и он мысленно обругал Зию за то, что она не оставила ее в покое.

– И ты извини меня, – сказал он, – но я не могу представить вас вместе. Просто не могу, Бен.

Выражение Бена не изменилось. Фаррелл только теперь углядел шрам под его левым глазом, неприметный и тонкий, но неровный, словно кожу пропороли крышкой консервной банки.

– На этот счет не волнуйся, – ровно произнес Бен. – Никто не может.

Внизу звякнул дверной звонок. На три четверти спящий Фаррелл почувствовал, как Зия пошла открывать – тяжелая поступь ее отдавалась в кровати. Он пробормотал:

– Иди ты в задницу, Кэссой. Стоит тут, будто школьница младших классов, которую распирают секреты. Не знаю я, что ты хочешь от меня услышать.

Бен издал короткий смешок, напугавший Фаррелла едва ли не сильнее всего, случившегося за утро. Когда они были детьми, Бен, казалось, чаще всего застывал на самом пороге смеха, зарываясь каблуками в землю от ужаса перед возможностью счесть что-либо смешным. Фаррелл буквально видел, как призраки задушенных смешков пылают, витая вкруг тела Бена подобно огням Святого Эльма.

– Да я, собственно говоря, и сам не знаю. Ладно, спи, после поговорим.

Он похлопал Фаррелла по укрытой одеялом ноге и направился к двери.

– Ты меня приютишь ненадолго?

Бен обернулся и встал, прислонясь к дверному косяку. К чему он прислушивается, на что нацелено все его внимание?

– С каких это пор ты задаешь подобные вопросы?

– С тех пор, как прошло семь лет, и к тому же в безработном жильце без планов на будущее радости мало. Я завтра начну искать работу и какое-нибудь жилье. Это займет пару дней.

– Это займет куда больше времени. Так что лучше затащи свои пожитки в дом.

– Работы и мест для парковки, помнишь? – сказал Фаррелл. – Я всегда что-нибудь нахожу. Консервный завод, помощник повара, санитар в больнице, официант в баре. Билетер в зоосаде Бартон-парка. Чиню мотоциклы. Стелю линолеум. Я не описывал тебе, как я примазался к их профсоюзу? Господи, Бен, знали бы люди, каких типов они пускают в свои дома, чтобы им настелили линолеум!

Бен сказал:

– Я, вероятно, смогу осенью добыть тебе в университете место преподавателя игры на гитаре. Не мастер-класс, конечно, но и не «Бегом к моей Лу». Во всяком случае, хуже занятий в погребке «Веселый Птенчик» на авеню А, не будет.