Две руки потентата (СИ) - Герман Иванович Романов

черном кителе, при золотистом сиянии погон и нарукавных нашивок. Как ни странно это обрадовало — он не просто жив, но находится в новом для себя мире, том самом, что отстоит на сто двадцать лет от его настоящей реальности, откуда по прихоти вышних сил его выдернули словно крупную рыбину, попавшую на стальной крючок.

— Как вы себя чувствуете, ваше превосходительство⁈

— По сравнению с Бубликовым нормально, — первой пришла на ум фраза из одного советского кинофильма. И он ее озвучил — сразу легла на язык. Зато Михеев искренне удивился:

— Нужно позвать этого матроса? Зачем?

Огромную команду броненосца, а это без малого почти семь с половиной сотни душ нижних чинов, каперанг знал чуть ли не поименно, что всегда удивляло Вирениуса — это какую память надо иметь. Хотя по собственной прошлой жизни он помнил многих своих пациентов — как-то в память само-собой врезалось, издержки профессии, видимо, все же врач. И не по фамилиям помнил — по заболеваниям…

— Не стоит, просто на память пришло. Салон мой разбит, судя по всему, раз меня вы в апартаменты старшего офицера определили?

— Так точно, ваше превосходительство — фугасами разнесло, как и мою каюту. Вот и приказал вас сюда перенести, когда вы на мостике от полученной контузии сомлели.

Вирениус сразу вспомнил огненные всполохи в наступившей темноте, узкие силуэты смертельно опасных миноносцев, идущих в ночной тьме в торпедную атаку на русские броненосцы. И взрывы — флагманскому «Цесаревичу» не повезло, попал под торпеду первым. Потом досталось вроде «Императору Николаю» из состава отряда Рейценштейна. И тут же резануло по душе страхом, будто лезвием ножа полоснули:

— Что с командующим, спасли⁈

— Сам перенес флаг на «Ретвизан», а «Цесаревич» с «Донским» отправился в Дальний. Дойдут, повреждения, как я понял, не слишком велики — по радио сводку передали и приказ.

Это было введенное Макаровым «ноу-хау» — теперь станции беспроволочного телеграфа на флоте использовали постоянно, и всегда, даже в спешке, отправляли шифрованные сообщения, состоящие из кодовых слов и цифр, таблицы с которыми имелись у каждого кондуктора, отвечавшего за такую связь. А как иначе, особенно ночью — не прожекторами же передавать, привлекая внимание вражеских миноносцев⁈

— Чем бой закончился, Константин Борисович?

— У нас «Рюрик» торпедировали, затонул — но всю команду сняли. Еще три дестройера — команды «соколов» погибли, на «Боевом» многих успели спасти. У японцев утопили трехтрубный броненосец и такой же крейсер из отряда Камимуры, мыслю «Сикисиму» и «Якумо», хотя не исключаю «Хатцусе» либо «Идзумо» с «Адзумой».

— Так вы все «трехтрубники» и перечислили, Константин Борисович, — рассмеялся Вирениус, за это время прекрасно выучивший состав Объединенного Флота вице-адмирала Хейхатиро Того. И тут же спросил:

— Мы в Дальний идем или в Чемульпо?

— Никак нет, ваше превосходительство, направляемся курсом на Сасебо на двенадцати узлах. С утра выясним, где японцы, мы их должны опередить, и навяжем им новое сражение.

— Ну да, как же, помню. «Флоту рисковать» — любимое изречение Степана Осиповича. У японцев четыре броненосца, плюс «Касуга», и у нас пять — вроде как равенство. Но у них двенадцатидюймовые пушки, а у нас на трех «пересветах» в десять дюймов. «Император» с его «окурками» можно не считать — по нему «итальянец» в самый раз. А против четырех крейсеров Камимуры у Рейценштейна осталось всего три вымпела.

Вирениус покачал головой — идти ночью поближе к Сасебо, там устраивать с утра новую баталию ему категорически не хотелось. Сам бы он приказал уходить в Дальний на ремонт. И не испытывать судьбу — но Макаров ему полный антипод, как и большинству адмиралов РИФ, по своей неуемной энергии и предприимчивости. В реальной истории его и погубила отвага — с меньшими силами нельзя нападать на больший по числу вымпелов отряд, но Степан Осипович постоянно призывал именно атаковать неприятеля, при любой ситуации. А этим проявлять, как пишут бюрократы в погонах, «опасную активность», которая может послужить основанием для немедленного отрешения от должности.

Нет, «безумство храбрых», конечно, «песни поют», но в легендах, а вот в Морском ведомстве, под «шпицем», будут иметь иное мнение. Эта «контора» имела на русских адмиралов заметно большее влияние. Хотя, по большому счету, Степан Осипович прав — победить врага можно только навязывая ему свою волю, а не отсиживаться за минными заграждениями, прикрытыми береговой артиллерией. Ведь 4 мая в реальной истории — всего-то через три дня от нынешнего, японцы потеряли два броненосца на минах под Порт-Артуром, но русский флот даже не сумел воспользоваться такой немыслимой удачей в «черную» для самураев неделю.

— Должен подойти Добротворский со своими крейсерами, и ВОК в полном составе — все крейсера с большими миноносцами.

— У японцев под рукой еще два крейсерских отряда имеется, — покачал головой Андрей Андреевич, прекрасно понимая, что сейчас вице-адмирал Макаров чудовищно рискует…

Эскадренные броненосцы типа «Пересвет», многократно охаянные критиками. Но имеют бронирование не хуже чем «севастополи», вполне приличная площадь защиты при куда лучшей мореходности и дальности плавания. Единственный недостаток отнюдь не в пушках главного калибра, а в чудовищной перегрузке, обычной для отечественных верфей. Но то беда целиком всего флота, и особенно проявилась она в Цусимском бою с броненосцами типа «Бородино»…

Глава 3

— «Ясиму» подорвали! «Ясиму», прах подери!

Ошибки быть не могло — в слепящих лучах прожекторов, которыми японцы искали дерзко напавших русских, Эбергард увидел большой броненосец с двумя орудийными башнями, у кормы которого взметнулся гигантский водяной всплеск. Радость переполняла душу до краев — ликующая, щемящая — такую он испытывал в детстве. Он настиг в корейской бухте поврежденные в дневном бою корабли, и выполнил приказ командующего эскадрой вице-адмирала Макарова — добить «подранков».

Второе сражение у Шандуня Андрей Августович встретил не за толстой броней боевой рубки «Цесаревича», а на открытом мостике канонерской лодки «Храбрый», самой сильнейшей в составе русской эскадры. Строилась канонерка по измененному проекту «Грозящего», и для улучшения мореходности имела высокий борт, а также измененный состав вооружения из новых орудий — двух 203 мм и кормовой 152 мм пушки. По приходу в Дальний корабль перевооружили — в спонсонах установили шестидюймовые орудия вместо массивных и тяжелых восьмидюймовых стволов. Еще одну 152 мм пушку поставили на баке, добавив четыре 75 мм орудия и сняв мелкокалиберную артиллерию с кормовым мостиком, где по примеру трех других канонерских лодок, установили одно 152 мм орудие.

На «Грозящем», «Гремящем» и «Отважном» сняли броневой каземат и носовую 229 мм пушку, которая имела малый сектор обстрела и весила необычайно много — целых двадцать две тонны — как раз почти на четыре 152 мм пушки. Так что предложение превратить все канонерки этого типа в своего рода малые броненосные крейсера береговой обороны принято наместником еще