Последний путь под венец - Елена Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И никогда, – тихо буркнула хмурая девочка.
Кажется, именно в этот момент меня впервые посетило ощущение, будто я стала героиней фантасмагорического фильма.
Двери открылись, я вышла из лифта, на ходу оглянулась и увидела, что мои спутники неподвижно стоят в кабине и молча смотрят мне вслед – во все глаза, общим числом четыре штуки на троих.
«Полный сюрреализм!» – пробормотал мой внутренний голос.
– Яду мне, яду! – вздохнула я и с некоторым сомнением посмотрела на вывеску буфета.
Нарисованная на ней чайная чашка – пузатая, красная в белый горох, очень похожая на детский ночной горшок, была до краев наполнена жидкостью, цвет которой не представлялось возможным разобрать за могучими клубами испарений.
– Надеюсь, это не серная кислота, – опасливо подумала я вслух.
– Нет, нет, что вы! На воздухе дымится соляная кислота, а вовсе не серная! – без тени юмора поправил меня скучный голос.
Я обернулась и увидела мужчину в яркой форме российского олимпийца. По всему было видно, что это не спортсмен, а пижон с плохим вкусом, хорошим достатком и телосложением, которое я бы назвала не атлетическим, а котлетическим – с избыточным жиром по всему организму. Лица его я не разглядела, потому что его нижнюю часть закрывал высокий воротник застегнутой спортивной куртки, а верхнюю – большие очки.
И вообще, я была не в том настроении, чтобы заглядываться на мужиков! Даже если бы за моей спиной возбужденно сопела целая сборная широкоплечих и мускулистых ватерполистов, одетых в одни только плавки с олимпийской символикой – я бы и тогда не загляделась!
– Вы будете заходить? Или пропустите меня!
Толстяк нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
Я осознала, что застопорилась в дверном проеме и поспешила пройти к буфетной стойке. Еще чего – пропускать его вперед! Подождет немного, обжора! Небось не похудеет в ожидании! Тем более что заказ у меня скромный, долго ждать не придется.
– Зеленый чай без сахара, – сама кривясь от понимания того, сколь скучно это звучит, сказала я буфетчице и без счета высыпала на тарелочку для денег кучку мелочи.
– Это еще что такое?! – Женщина выудила и покрутила в пальцах ребристую монету.
– Ой, простите!
Я торопливо сгребла свою звонкую медь и не менее звонкое серебро обратно.
– Это просто не наши деньги… Сейчас, одну минуточку…
В горсти смешались разноцветные и разновеликие британские монеты. Вчера я гуляла по Лондону, наслаждаясь видами, покупая сувениры и ссыпая мелкую сдачу в карман этого самого пиджака!
Недельные каникулы в столице Великобритании я устроила себе специально с целью отвлечься от неприятных и тревожных размышлений о предстоящей операции. И отвлечься, и развлечься удалось вполне. Вот, аж память отшибло: совсем забыла, что на родине в ходу не фунты, а рубли!
– А это что? – повторила буфетчица, продолжая рассматривать металлический многоугольник.
– А это у вас британская монета образца две тысячи восьмого года – пятьдесят пенсов, на реверсе изображен фрагмент королевского щита! – неожиданно вмешался толстяк в «олимпийке».
Я удивленно покосилась на него и снова озабоченно зазвенела чужими деньгами, надеясь отыскать среди них подходящее платежное средство. Чаю мне хотелось гораздо больше, чем условно полезных знаний, так что болтовню добровольного лектора я слушала краем уха.
А он так разговорился, что едва ли не загипнотизировал пылкой речью буфетчицу:
– Общеизвестно, что денежной единицей Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии является фунт стерлингов, который состоит из ста пенсов. В наличном обращении находятся монеты номиналом один, два, пять, десять, пятьдесят пенсов и один, два фунта…
– По-моему, их слишком много, – пробормотала я, присматриваясь к разнообразным металлическим кружочкам.
– Что интересно, в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в Великобритании были выпущены первые монеты десятичной системы – пять и десять пенсов, которые были эквивалентны и распространены наряду с ходившими тогда монетами один и два шиллинга.
Толстяк вдохновенно вещал, позволяя мне выиграть время.
– В семьдесят первом году переход на десятичную монетную систему был завершен, затем еще трижды вводились новые монеты, а в две тысячи восьмом был радикально изменен их дизайн. Вот вы, девушка, держите в руках как раз такую новую монетку. Впрочем, они имеют хождение наряду со старыми…
– Есть! – радостно воскликнула я.
Мой возглас поставил победную точку в спонтанной лекции.
– Есть десять рублей! Наши, родные, имеющие хождение! Хватит их на чашку чая без сахара?
– Я даже дам вам сдачу.
Буфетчица вернула мне неликвидный пятидесятипенсовик, потом пошарила в ящичке кассы и бросила в пластмассовую тарелочку серебристый пятак.
Монета колесиком прокатилась по кругу и горделиво легла в самом центре тарелочки.
– Вот это совсем другое дело! – похвалила я, полюбовавшись соплеменной денежкой. – Сразу видно – пятак! А то с этим великобританским разнообразием запросто можно нажить неоперабельную близорукость, разглядывая, что за монета.
Я одной рукой взяла чашку, другой – выданную сдачу и осторожно, чтобы не расплескать горячий напиток, засеменила к ближайшему столику.
– Мне то же самое, – быстро сказал толстяк.
Я удивленно приподняла брови: вот уж не подумала бы, что господин с наружностью чемпиона мира по гастрономическому многоборью ограничится чашечкой несладкого зеленого чая! Впрочем, мало ли – может, ему тоже предстоит операция и ничего кушать нельзя?
Я проглотила таблетки, запила их пустым чаем и с сожалением посмотрела на витрину со сладкими булочками.
– Можно, я к вам? – толстяк со своей чашкой плавно подплыл к моему столику.
Я огляделась: в буфете было пусто. Почему бы этому милому человеку не присесть за свободный столик?
«Наверное, он действительно твой собрат по несчастью, – отчего-то растрогался мой внутренний голос. – Должно быть, ему тоже предстоит вскоре серьезное испытание, поэтому он нервничает и нуждается в общении!»
– Да, конечно, – без энтузиазма произнесла я вслух.
И тут зазвонил мой мобильник: еще кто-то ощутил неотложную потребность в общении со мной.
– Елена, где вы?! – по голосу я узнала ассистента доктора Синельникова – Максима. – Пора!
– Пора?! Что? Куда? Уже? – я заволновалась, дернулась и толкнула столик.
Протестующе задребезжала посуда. Чай, к которому толстяк еще не успел прикоснуться, выплеснулся на блюдце – я даже не извинилась, мне уже было не до вежливости, я спешила.
Десять метров по прямой из буфета до лифта, подъем на шестой этаж, галопом в палату, там переодеться в спортивный костюм (в операционной будет холодно, предупреждал меня доктор) и – бегом в оперблок!
На каком-то из этапов забега мне снова повстречался запоминающийся толстяк в олимпийской форме, но я ему даже не улыбнулась, потому что уже воспринимала всю окружающую действительность сугубо как декорацию.
Потом меня облачили в одноразовый костюм для торжественного выхода в операционную, уложили на разделочный… тьфу, операционный стол, подключили к капельнице и…
Дальше я ничего не помню.
Петя Щукин по прозвищу Петруччо беспокойно ерзал на подоконнике лестничной площадки между четвертым и пятым этажами. Поближе подобраться к квартире дяди Игоря, которого не оказалось дома, никак не получалось. Вредная бабка из двадцатой квартиры, похоже, приклеивалась к дверному глазку сразу же после утреннего пробуждения и не покидала свой наблюдательный пункт до самой ночи.
Старуха страдала бессонницей и сенсорной депривацией, каковой красивый диагноз в переводе с научного на простой русский означал, что неугомонная бабка мучительно мается скукой. При этом доброжелательности и общительности в старой ведьме не было ни грамма, иначе что ей мешало развлечь себя, например, чаепитием и неторопливой чинной беседой все с тем же Петруччо? Он всегда проявлял уважение и внимание к бабушкам и их вкусным пирогам.
Петруччо сглотнул слюнки. Из двадцатой квартиры тянуло запахом свежей выпечки, а он торчал на лестнице уже третий час и сильно проголодался. Дядя Игорь, должно быть, забыл о назначенной встрече, и это было странно. Встречаться в обеденное время в последний день уходящего месяца – это была традиция длиной почти в год!
Петруччо задумчиво побренчал мелочью в кармане – дурная привычка, за которую дядя его не раз упрекал, и совершенно справедливо: даже редкие монеты, если они в плохом состоянии, стоят недорого. Впрочем, все мало-мальски ценное Петруччо заботливо перекладывал в специальный монетоприемник, старомодную такую вещицу с отверстиями разного диаметра. Отсеки были подписаны: «1 коп», «5 коп», «10 коп»… Увесистый, как кастет, монетоприемник был модной штучкой еще в советские времена, что, впрочем, вполне соответствовало целям и задачам Петруччо.