Баня по-Казански - Руслана Бушков

К бане примыкали еще два пристроя: один — «посетителям для раздевания, куренья трубки и для питья», другой: —для банщиков. «Такая сложная и лепною работою постройка бани в Булгаре для тогдашнего города немного роскошна, — не без восторга заключал И. Н. Березин, — подобная баня и теперь не сделала бы бесчестия любому мусульманскому городу, будь то Исфаган, Каир или Константинополь».

На другой стороне реки располагалась Красная палата, как выяснили археологи, построенная на месте еще более старой бани. Она не уступала по роскоши и убранству Белой палате — ведь в обоих коротала время булгарская знать. Они во многом напоминали восточные бани с миниатюры «Шах–наме» Фирдоуси и служили местом омовения, укрепления сил, поднятия упавшего настроения, здесь происходили непринужденные встречи и дружеские беседы, тут договаривались о торговых сделках, играли в шахматы и нарды.

На городской окраине, в северном Заречье, находилась еще третья баня, предназначенная «для публики попроще». Потому внутри нее уже не было ни архитектурных украшений, ни стенных росписей, как в Белой и Красной палатах. Все три булгарские бани были разрушены во время карательного похода на город Булат–Тимуром в 1361 году. Одну из них — Белую палату — запечатлел позже в своем рисунке знаменитый художник И. И. Шишкин. По типу булгарских бань были устроены затем и знаменитые бани ханской Казани.

«Бани также необходимы мусульманину, как мечети», — считало местное духовенство и всячески способствовало их строительству как в городах, так и деревнях. В каждом зажиточном доме старались ставить собственную баню, а те, кто победнее, строили совместно — на два–три двора. Это были курные бани — кара мунча — невысокие срубы на мху с крохотным оконцем, низенькой дверью и высоким порогом. Внутри около входа располагалась печь–каменка, на ней — груда мелких булыжников.

В банную печь вмазывался чугунный котел для нагрева воды. За каменкой — полок, на котором парились, вдоль стен — полки и лавки. Дым при топке выходил через дверь, иногда над печью прорубалось отверстие — дымоволок. Но все равно дым шел и в парилку , коптил при этом стены — отсюда и название бани по–черному. После топки ее непременно проветривали, а стены окатывали водой. Для тепла основание бани снаружи заливали льняной кострикой или пеньковым омельем. Белые же бани с дымоходом— ак мунча — появились у зажиточных татар лишь в начале XIX века. При них обязательно устраивали предбанник, где раздевались и отдыхали на специальных нарах.

Не каждому по средствам была такая баня. Не зря в народе говорили: «Копейкой баню не построишь». «Почти у каждого баня, в которых они еженедельно парятся, — отзывался о казанских татарах русский путешественник и ученый XVIII века И. И. Лепехин. — В паренье у них есть некоторое отличие. Они парятся в несносном жару стоя, и в два веника».

Для большего жару бани топили березовыми поленьями, реже осиновыми дровами, но они были не такие жаркие, как первые. Для аромата пол посыпали сосновыми иголками или же травами и цветами. Банный день приходился на пятницу. Обязательной была она и накануне народных и мусульманских праздников.

Известный казанский этнограф К. Ф. Фукс был свидетелем, «ак в начале XIX века устраивались бани перед джиеном — праздником встречи родственников и смотрин невест. «Мылись в банях, и притом мужчины прежде женщин. Вскоре после бани я приглашен был к обеду», — отмечал он в из¬вестной своей книге «Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях».

Без бани не обходились и свадьбы. Еще накануне бракосочетания в некоторых татарских деревнях устраивались «кэлен мунчасы». А ранним утром после свадьбы обязательной была баня для молодоженов. «Наутро для жениха топят баню, куда он идет вместе с женой, — читаем в этнографических очерках Каюма Насыри. — В бане жених оставляет деньги, называемые банными деньгами для человека, истопившего баню».

А топили ее, как правило, родственники новобрачной. Первая совместная баня молодоженов запоминалась, конечно же, на всю жизнь. Хорошо она описана в рассказе Рашата Низамиева «Первая баня»: «Молодые муж и жена впервые вот так, вдвоем, заходят в баню. Вроде бы уж и привыкли друг к другу. Но нет. Это тайна. Нельзя привыкнуть. Плоть и душа, все вместе — в первозданной чистоте, обнаженности…

И какой теперь смысл ежиться, бросая друг на друга смущенные взгляды? Сдержанно улыбнулись. И все же Роза произнесла:

— Фанис, отвернись, я стесняюсь.

— Сама тоже отвернись!

Снова замолчали. Но души их разговаривают, волнуются. Спиной ощущают робкое, стыдливое раздевание другого, легкое и какое–то по–новому таинственное шуршание одежды.

Когда зашли в баню, в лицо ударило сухим паром. Поначалу обжигало даже уши. Затем напитанный паром, пахнущий смолой воздух исподволь благостно стал проникать во все поры и клеточки тела. Стены из сосновых бревен изрядно накалились, рукой не дотронешься. Запотевший алюминиевый бидон наполнен до краев холодной водой. Окатив ею нижнюю ступеньку лестницы, присели. Пол бани чисто вымыт. Березовый веник, погруженный в таз, впитывает влагу, ждет своей очереди. На краю полки стоят ведра, эмалированные тазы. Был и еще один предмет: медный, похожий на музейный экспонат, кумган с длинным, изящно выгнутым носиком и жестяной ручкой. Короче говоря, все это готово обмыть, ополоснуть, очистить, освежить тебя…

— Пора пускать пар, — всполошился Фанис и, стараясь не обжечься, открыл дверцу печи. Плеснул на камни ковшик воды. Со свистом рванул пар. Размякший в тазу веник перешел в руки Фаниса, который стал, следуя данному когда–то Закирзяном–абый совету, махать веником в разные стороны, гнать воздушный ток к дверям. Это проделывалось, чтобы избавиться от угара, смягчить банный воздух. Еще один ковшик с водой — хоп!..

— Давай–ка, в первую очередь тебя попарим.

— Ой, такая жарища…

Фанис отхлестал Розу веником от плеч до пяток. Усердно, так, чтобы запах вплетенных в веник душицы и крапивы пропитал кожу. Роза не вытерпела, выскочила в предбанник и шлепнулась на скамью. Долго отдыхала, переводя дух. Тело после такой пропарки легко дышит. Непередаваемо состояние невесомости… Время словно остановилось. Вокруг в мире вечное лето, вечное солнце. От них исходит теплая, приятная, убаюкивающая волна. Роза как будто вернулась вдруг в детство. Потом далекие образы прошлого сменились образом мужа, заставив учащенно забиться сердце. Перед глазами — мускулистая, покрытая горошинками пота фигура Фаниса, сияющие улыбкой глаза. Впервые почувствовала Роза, как в ее душе что–то сдвинулось, переменилось. Что произошло? Какая ворожба открыла ей красоту, естественность чувств?

Слышно, как внутри бани, шумно нахлестывая себя веником, парится ее Фанис. Вот и он сам, охая–ахая, появляется в предбаннике. Тело распаренное, красное, как кумач, к груди прилипли листочки от веника… Роза встала и робко потянулась к ним пальцами. Отколупнула листочек, затем снова пришлепнула его на прежнее место, но пальцев не отняла,.. Взгляды Фаниса и Розы встретились. Желанной была для обоих эта минута. Не хотело словами нарушить безмолвие. Чу! В широко раскрытых глазах Фаниса Роза увидела свое нагое тело. Но она это или портрет ребенка? В зрачках Фаниса появился живой ребеночек! Руки–ноги крохотные, как у куклы.

«В глазах твоих ребенок…»

— Уф, в горле пересохло, Фанис!

— Вот как? Для тебя мигом найдем! Сабира–апа давече шепнула на ушко: дескать, айран приготовила, возьмите с полки. Ну–ка, смотри…

Откинули салфетку, и перед ними красуется полный до краев кувшин. Поверху плавают крупинки масла. Вот это напиток! Фанис наполнил две кружки, одну протянул Розе. Вкусно! Белый айран прохладно щекочет гортань, Напоминает привкус катыка. Прекрасно утоляет жажду. Накрывая снова кувшин салфеткой, Роза заметила в горлышке кувшина кольцевой след — сгусток каймака.

Сегодня Роза, следуя советам Сабиры–апа, первый раз в жизни помыла волосы сывороткой, остающейся после процеживания катыка и очень полезной. Кисловатый, шибающий в ноздри запах оставляет приятное воспоминание. Не надо нигде ничего искать: самой природой приготовлены и духи, и коктейли, и шампуни!

…Как следует натеревшись мочалкой, стали поочередно окатывать друг дружку водой, снова выбрались в предбанник. Здесь, на скамье, тихо, приятно, прохладно. Тело стало невесомым. Хорошо сидеть, отдыхать, читая в глазах друг у друга целую повесть с выразительным сюжетом, с переливами страстей и глубинным подтекстом. Очищенные от шлака, мысли воспринимают образы любви, возвышенной жизни, красоты. Душа ее крылата, лучезарна, благожелательна к окружающему миру, к его беспредельности, начиная от травинок и устремляясь далее, к звездам. Она — частица и одновременно хозяйка этого огромного мироздания!

Говорят, «для тела — баня, для души — нет». Только сейчас Роза ощутила неточность этих слов. «Баня и для души», — возразила она мысленно, словно с кем–то споря, горячо отстаивая изведанную ею истину. Достигнуть чистоты тела сравнительно несложно. Но испытать чистоту души удается после долгого, томительного, тревожного ожидания…