История Крестовых походов - Дмитрий Харитонович

В Средние века люди как-то обходились без усилительной аппаратуры. Ставились шесты с флагами, эти знамена указывали направление ветра. Кафедра была ориентирована так, чтобы ветер дул от проповедника в сторону слушателей, донося до них его слова.

Ажиотаж имел причиною то, что вокруг речи Папы ходили самые разные слухи. Но действительность превзошла все ожидания. Надо сказать, что Папа явно обладал незаурядными ораторскими способностями. Он сумел, говоря современным языком, «завести» толпу, в которой многие не понимали того, что он говорит. Как пояснял один из хронистов, слышавший речь Папы, но записавший ее более 20 лет спустя, в 1118 г., Роберт Монах в сочинении «Иерусалимский поход», «Папа Урбан искусно составил свою проповедь». На латыни это звучит так: Papa Urbanus urbano sermon. Здесь игра слов: urbanus, от которого и произведено имя Урбан, значит «городской», но имеет также смысл «образованный», «искусный», мы бы сегодня сказали — «культурный»; оно противопоставляется слову rusticus — буквально «деревенский», но и со смыслом, да простится мне разговорное словечко, «дярёвня», то есть нечто грубое и неотесанное.

Папа Урбан II на Клермонском соборе призывает к священной борьбе за освобождение Иерусалима. Франция. 1490 г.

Так вот, культурные люди, к которым, по мнению нашего летописца, принадлежал папа Урбан, могли изъясняться исключительно на латыни, единственном языке образованного сословия того времени, тогда как большинство присутствующих владело только своим старофранцузским (называвшимся «романским», то есть «римским») языком, да и этот язык имел на юге и севере Французского королевства различные формы (правильнее будет даже говорить о двух, хотя и родственных, языках). Конечно, в толпе были и клирики, владевшие латынью, и они могли что-то пересказать своим соседям, не знавшим этого языка (таких неграмотных называли idiotae, ед. ч. idiota). Конечно, «романский» язык (тот и другой) произошли от латыни, и что-то можно было понять и оным idiotae. Конечно, Папа мог быть незаурядным оратором и передавать свои чувства с помощью мимики и жестов (впрочем, вряд они были хорошо видны — никаких экранов, показывающих на нынешних концертах лицо певца, еще не было), а особенно интонации. Но, скорее всего, люди «заводились», видя как «заводятся» их соседи. Проявлялось то, что на языке психологии называется контагиозностью, а в обыденной речи — стадным чувством.

До нас дошли три не совпадающих между собой варианта речи, причем все они восходят к людям, лично присутствовавшим на Соборе, и это помимо множества позднейших пересказов, которые тоже могли опираться на рассказы современников и даже свидетелей. Но, так или иначе, основная мысль ясна из любого варианта. Папа живописал ужасное положение христиан в той части Византии, которая была захвачена налетевшим с востока неким диким магометанским племенем. Как повествует в сочинении «Деяния франков [2], взявших Иерусалим», завершенном в 1127 г., хронист Фульхерий Шартрский, Урбан сказал: «В пределы Романии вторглось и обрушилось на них, о чем большинству из вас уже сказано, персидское (так! — Д. Х. ) племя турок, которые добрались до Средиземного моря». Турками была завоевана и Святая Земля, и даже величайшая святыня христиан — Гроб Господень. «Именно необходим, — продолжал Урбан, — чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они не раз уже просили вас… Занимая все более и более христианских земель, турки семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Божие. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более». Роберт Монах прибавляет к этим словам другие: «Предпримите путь к Гробу Святому, исторгните ту землю у нечестивого народа и подчините ее себе». По одной из версий, Папа заявил, что о помощи просил его сам император Востока Алексей I Комнин. В конце проповеди Урбан II призвал силой вырвать Иерусалим из рук неверных и воскликнул: «Я говорю об этом присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим — так повелевает Христос!».

Тысячегласный вопль вырвался из толпы: «Так хочет Бог! Так хочет Бог!». Хронисты не забыли отметить, что крики эти были на старофранцузском языке (Deus lo volt), хотя Папа, как было сказано, произносил проповедь на латыни.

Некоторые хронисты завершают на этом рассказ о проповеди Урбана, но Роберт Монах говорит, что Папа призвал собравшихся к молчанию и продолжил: «Кто даст обет Богу и принесет себя Ему в живую и святую жертву, должен носить на челе (видимо, на головном уборе. — Д. Х. ), на груди или между плеч Крест Господень. Всем этим они исполнят заповедь Господню, как она предписана в Евангелии: „Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною“ (Мф. 16. 24)». И люди разрывали одежды и нашивали на плащи или просто прикрепляли к ним какими-то колючками кресты из лоскутов в знак того, что они дают этот обет — отправиться за море воевать Гроб Господень. Так началось то, что позднее назовут крестоносным движением.

Проблема причин

Всякое явление, в том числе историческое, имеет свои причины — это достаточно тривиально. Причины эти обуславливаются в том числе временной протяженностью. Есть причины, действующие в долговременной перспективе, а есть — в среднесрочной и кратковременной. Некогда французский социолог российского происхождения Жорж (Георгий Давыдович) Гурвич, разделявший его взгляды замечательный французский историк Марк Блок и окончательно сформулировавший их идеи французский же историк Фернан Бродель предлагали выделить три временных ритма в истории. Это время большой длительности (в современной исторической науке, в том числе отечественной, привился даже термин по-французски — longue duréе) — время географических, материальных и ментальных структур, время «квазинеподвижное», в котором перемены не ощущаются; время средней длительности — время конъюнктур, циклов, исчисляемых десятилетиями; краткое время — время событий.

К числу структур большой длительности относятся, например, ландшафт, климат (они ведь тоже меняются, но мы этого не замечаем или почти не замечаем). Это социально-экономический строй, например, феодализм. Это материальные основы жизни, например, каменный век или эпоха машинного производства. Сюда же относятся такие феномены, как ментальность, картина мира.

О последних понятиях следует сказать несколько подробнее. Они, эти понятия, могут пониматься как синонимы. Собственно говоря, заменить термин «ментальность» термином «картина мира» предложил А. Я. Гуревич, который сам некогда принес слово «ментальность» в отечественную историческую науку. Дело в том, что ныне оная «ментальность», почему-то чаще всего в немецкой форме «менталитет», стала расхожим публицистическим словечком — потому-то Арон Яковлевич и предложил заменить его. Если же обратиться к первоначальному значению этого термина, то это некий набор представлений, дающих самое общее понятие о мире: представления о пространстве, времени, личности, законе, собственности, власти. Это не теории, оные категории даже не подвергаются рефлексии, кажутся само собой разумеющимися (но мы увидим, что они, например в Средневековье, куда как отличались от наших). Так вот, ментальность видится чем-то постоянным, неизменным. И, кроме того, по выражению современного французского историка Жака ле Гоффа, «ментальность — это то общее, что было в сознании Цезаря и любого солдата из его легионов, у Людовика Святого и любого крестьянина в его владениях, у Колумба и любого матроса на его каравеллах».

Средневековье есть «время большой длительности»: феодализм, аграрная экономика, средневековая ментальность.

Время средней длительности, время конъюнктур — это время, например, экономических циклов (скажем, подъем экономики в средневековой Европе в XI–XIII вв. и спад XIV–XV вв.), постоянных политических коллизий (распри между Англией и Францией с XI в. до по меньшей мере XV в.), перемен в техническом оснащении (появление стремени и особой упряжи для лошадей и их внедрение в VI–VII вв.).

Краткое же время — это, как сказано, время событий. Правда, любое деление условно, так что остаются вопросы. Противостояние христианства и ислама — это некое постоянство для Средних веков или все же конъюнктура, ибо когда-то воевали больше, когда-то меньше? Столетняя война 1337–1453 гг. — событие или конъюнктура? Так что будем рассматривать все причины, помня об условности делений и определений. Начнем с причин, лежащих на поверхности, с событий, связанных с вторжением «нечестивого народа».

Видимые причины крестовых походов

Итак, на первый взгляд причины его ясны: помощь христианам Востока и желание покончить с угнетенным положением Святого Города. Но приглядимся к этим причинам.