Двойной генерал (СИ) - "Wolf"

В помещении повисла мёртвая тишина.

— А пачиму ви, товарищ Павлов, сказали, что их танки и самолёты лучше наших?

Кирилл Арсеньевич заметил, что когда Сталин начинал волноваться, акцент прорезался ярче. А присутствующие изо всех сил старались не глядеть в сторону Павлова. Кроме одного, которого пенсионер не узнал. Этот смотрел на него безотрывно, пылая яростным негодованием, но перебивать вождя не решался.

— По нескольким причинам. Преимущество может складываться из многих мелочей. Например, их мессершмитты быстрее наших «ишачков». Всего-то, километров на 80. В бою почти не сказывается. Однако немцы имеют выбор, принять бой или уйти. Допустим, четыре мессера наткнулись на пару И-16. Вчетвером они их легко собьют. Но если наших будет столько же или больше, немцы просто уйдут. Или подмогу вызовут.

Павлов, пусть уж он будет Павловым, раз в нём сидит, перевёл дыхание и продолжил.

— Это ещё мелочь. Они все радиофицированы. Все самолёты и все танки немцев имеют радиосвязь. Они в любой момент могут получить новый приказ, оперативно реагировать на изменение боевой обстановки. У нас такой возможности нет. Наши новые танки мощнее немецких, но этого мало…

Павлов помолчал и врезал на полную катушку. Настоящий Павлов внутри застонал.

— Нападение немцев на нас в настоящий момент будет напоминать резню стаей волков беззащитного стада.

Павлов сел. Молчание повисло по-настоящему гробовое. Понимал Кирилл Арсеньевич, стал понимать, что маху дал. Стоит сейчас Сталину движением брови дать отмашку, от него и костей не останется. Ты сомневаешься в непобедимости нашей славной Красной Армии, которая от тайги до британских морей? И понеслась… звезда по кочкам.

— Что ви предлагаете? — Сталин нарушил тишину сравнительно мирно, и все облегчённо задвигались.

— Думать, — пожал плечами Павлов, — Лично я буду тщательно обдумывать результаты манёвров. А потом заниматься вверенными мне войсками. К генералу Жукову заеду. Раз он мои фортификации критикует, пусть поучит.

— Это хорошо, товарищ Павлов, что ви хотите учиться. Нам всем надо учиться. Но с товарищем Жуковым у вас не получится. Ему следует занять пост начальника Генштаба. Мерецков не тянет.

Мерецков ощутимо сник. Жуков нахмурился. Остальные переглядывались. Павлов слегка хмыкнул.

— Ви против, товарищ Павлов?

— Да, товарищ Сталин. Мне кажется это неправильным. Мерецков может и не тянет, тут вам виднее. Но должность не для Жукова, это точно.

— Пачиму? — вопрос Сталина прозвучал в сопровождении признательного взгляда Жукова. Да правы были историки, упоминавшие нелюбовь Жукова к штабной работе.

— Командиров можно разделить на две большие группы. Полевые и штабные. Вам, товарищ Сталин, каким-то образом удалось совместить две эти… — Кирилл Арсеньевич замялся, слишком умные слова он опасался употреблять, но другого не нашёл, — две эти ипостаси. Но вообще-то такой… (опять заминка) такая универсальность людям не свойственна. Вам удалось и вы думаете, что на это другие способны. Но нет. Генерал Жуков ненавидит штабную работу, из него начальника Генштаба не получится.

И опять он победил. Не съёл его товарищ Сталин. Не только не съел, но и от Жукова отстал.

Всё на свете когда-то заканчивается. Закончилось и это совещание. Кирилл Арсеньевич добрался до своей гостиницы, с трудом удерживая настоящего Павлова от истерики. Запертый внутри генерал бушевал, орал, что-то требовал. Их обоих успокоил вид ночной Москвы из окон автомобиля. Кирилл Арсеньевич глядел во все глаза, а генерал заметил его необычный интерес. Будто турист иноземный.

В номере по его велению и Павлова хотению, тут они были единодушны, адъютант, подтянутый майор, сообразил бутылку коньяка на столик у кушетки. Накидал по-быстрому закуску.

— Саша, если хочешь, глотни рюмку, — генерал (он же генерал!) налил в две рюмки на две трети, — и оставь меня. Мне надо одному побыть.

Майор, не чинясь, одним махом проглотил коньяк и ушёл.

— Да кто ты такой, мать твою?! — орал внутри генерал. Кирилл Арсеньевич поднял рюмку и с наслаждением медленно направил в рот ручеёк обжигающей, ароматной жидкости.

— Надо бы тебе усики сбрить, — вслух заметил он, — чозахрень у тебя под носом?

— Кто такой, кто такой… — бурчал он вслух в ответ на неслышимые вопли генерала, — какая тебе разница? Мне 72 года, я из две тысячи …дцатого года. Как в тебя попал, сам не знаю. Зато знаю, что кончишь ты хреново. Очень хреново. Тебе жить осталось полгода. Тебя, дурака, расстреляют и правильно сделают. Твой случай уникальный. Не помню из всей истории человечества, чтобы кого-то расстреливали именно за то, что он идиот. Можешь даже погордиться.

Последние слова сочились презрением. Извините, не сдержался. Договаривался он с генералом часа два. Бутылка коньяка опустела на две трети. Не надо бы столько пить, но Кирилл Арсеньевич не мог удержаться от соблазна, которого не мог позволить себе лет десять как. Как же здорово быть молодым!

И надо было споить генерала. Иначе с этим твердокаменным и твердолобым справиться не представлялось возможным. Мысли его и чувства для Кирилла Арсеньевича были абсолютно прозрачны, как и свои собственные. Над ним не капало. Для страны в историческом контексте времени нет совсем, на всех парах она мчится к катастрофе. А у него лично несколько часов в запасе есть, можно поглумиться. Что он там выдумывает?

«Это происки иностранных разведок, не иначе… зря, зря я думал, что всё это враки… вот на что они способны, в голову залезают… как они это делают? Кто? Англичане? Японцы? Кто на такое может быть способен… и когда мне эту гадость подсадили…»

— Я бы попросил, — веско заявляет пенсионер, по-хозяйски распоряжаясь речевым аппаратом реципиента, — Сам ты гадость! Дурацкая причём.

Целых три минуты Кирилл Арсеньевич имел изысканное удовольствие вкушать цветистые обороты генерала, которые не рекомендуется употреблять в обществе интеллигентных дам. М-да, — решает он, — да, были люди в то время, умельцы, не то, что нынешнее, то бишь, моё племя. Во время паузы, что взял выдохшийся по итогу трёх минут генерал, тщательно сортирует и бережно помещает в самые защищённые хранилища генеральские перлы. Кто его знает, когда и где пригодится.

— Не надейся, — рассеянно бросает генералу пенсионер, опять нагло используя его язык, гортань и прочее, необходимое для издания как членораздельной речи, так и не очень. Это Кирилл Арсеньевич уловил у генерала робкую надежду на то, что ему помнилось, да, это временное помешательство, которое сейчас кончится и он заживёт своей счастливой генеральской жизнью.

Всё рушится после слов этой гниды, поселившейся в его голове.

— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — декламирует «гнида», воздвигая обелиск над могилой несбывшейся сиюминутной мечты.

— А чего ты так расстраиваешься? — мирно спрашивает пенсионер, — Ну, сошёл ты с ума. Бывает. Не ты первый, не ты последний. О шизофрении что-нибудь слышал?

Кирилл Арсеньевич находит временное решение хоть как-то успокоить генерала. А то и оставшегося жалкого полугода до расстрела можно было лишиться. Сумасшествие вполне рабочий вариант, с него можно хотя бы начать.

— Сначала скажи, на какую разведку работаешь? — прорывается к управлению речью Павлов. На самом деле, конечно, Кирилл Арсеньевич позволяет.

— Сначала ты скажи, кто я? Я дух бестелесный, вселившийся в твоё сознание, может, ангел, а может, демон… Так? — Неожиданным способом заканчивает вопрос Кирилл Арсеньевич.

Генерал мрачно молчит. Крыть нечем.

— Ну, пусть я демон, ладно. Думаешь, какой-то человеческой разведке подвластны демоны и другие бестелесные сущности? Так и вижу картинку, как какой-нибудь Аббадон, падший и, между прочим, могущественный ангел, сидит с докладом в приёмной Лаврентий Палыча или адмирала Канариса. Сильное у тебя воображение, генерал. Снимаю шляпу. И снова надеваю, сильное, но дурацкое.

— Это почему?

— По кочану! Демоны человеку служить не могут, они охотники за их душами, и разбираются с человечишками, как повар с овощами. Это всё равно, как ты сейчас пойдёшь выполнять приказы и капризы своего адъютанта. Так не бывает.