Открытие сезона - Джойс Данвилл

Я с трудом могла поверить, что замужество может лишить Меня и этого. Ведь я уже лишилась таких высоко ценимых мною вещей, как моя независимость, мой заработок, моя днадцатидвухдюймовая талия, мой сон, большинства моих друзей, которые отошли от меня в результате оскорблений Дэвида, а кроме того, таких непреходящих спутников, как надежда и ожидание. И теперь, когда будущее начало более или менее представляться мне как конец одиночеству, меня насильно возвратили туда, откуда все началось. Мне ничего не оставалось, кроме стоицизма – философии, которую я начала практиковать, но которая не приносила мне ни радости, ни удовлетворения.

Я отнесла Джо в кроватку, покормив его лишних полчаса; к счастью, он был еще слишком мал, чтобы заметить мое настроение, хотя он все-таки проснулся позже от газов. Потом я снова спустилась вниз и принялась в раздумьи ходить по гостиной. Я думала о Хирфорде и карьере Дэвида, а также о Виндхэме Фарраре. Я встречалась с Виндхэмом Фарраром всего раз, хотя знала о нем практически все, как и каждый, имеющий отношение к театру. Но хочу сразу пояснить, что мое отношение к театру ограничивалось замужеством, у меня самой не было никаких особых ожиданий в этой области, хотя меня и привлекало все яркое. В любом случае имя Виндхэма Фаррара невозможно было не знать. Он был режиссером, и все, что он делал, неважно, хорошо или плохо, достигало определенной цели: он был независим и никогда не принадлежал к различным течениям, не имел ничего общего с бесчисленными театральными интригами. Но время от времени возникал в какой-нибудь неожиданной стране с неожиданными постановками, с плохим фильмом или удачной телепередачей, и тому подобное. Казалось, огромное количество людей работало с ним в разное время, и все они говорили о нем с благоговением и восхищением. Мне так и не удалось понять до конца, был ли он интеллектуалом, или просто неудачником, или обладал какими-то особенными способностями, позволяющими ему работать в отличной от банальной вест-эндовской телевизионной манере. Ему удавалось выглядеть важной и непредсказуемой фигурой, кому трудно было подражать и чьи суждения всегда вызывали интерес; поэтому, естественно, когда я познакомилась с ним, то сразу увидела в нем выдающуюся личность. Сама же я, по-моему, осталась незамеченной им. Думаю, это из-за моего огромного живота: скоро должен был появиться на свет Джо. Но я все помню.

Наша встреча произошла на одной из вечеринок, которую устраивал некий маститый телережиссер, у которого Дэвид только что сыграл яркую и хорошо оплаченную роль. Сама вечеринка состоялась в Хэмпстэде в квартире на верхнем этаже с великолепным видом, открывающимся из ее окон. Мы с Дэвидом болтали с женой режиссера, когда к нам подошел Виндхэм Фаррар: я узнала его, так как видела в телепередаче о провинциальном театре на прошлой неделе. Что же это за мир, где все на виду, лица любимые и забытые и те, которые вот-вот станут любимыми? Мы вспоминали их каждый вечер, благодаря телевидению. Не удивительно, что мне самой хотелось увидеть свое лицо на экране, присоединиться к этой замысловатой системе, к этой ежедневной драме, проигрываемой каждый вечер с благословения создателей программы: Софи Брент, Виндхэма Фаррара, Дэвида Эванса, моего мужа, и той симпатичной женщины, которой должна быть я.

В отличие от моего мужа, Виндхэм лучше смотрелся в жизни, чем на экране, где лицо его казалось слишком крупным и бесформенным. Он был одного роста с Дэвидом (то есть на дюйм выше меня) и плотно сложен; можно сказать, даже толстый, если бы не ширина плеч. Внешность его была грубовата, без всякого намека на изящество, а одежда висела на нем мешком. Он являлся полной противоположностью нашему хозяину: утонченному, тщательно одетому джентльмену. Я предпочитала Виндхэма, подошедшего к нам и сказавшего с чувством собственного достоинства хозяйке:

– Привет, Кейт, познакомь меня с этим умным молодым человеком.

Та представила Дэвида, а заодно и меня. Виндхэм едва бросил взгляд в мою сторону, пожав мне руку: глаза его слепо скользнули по моей бесформенной фигуре, и он отвернулся. Я не винила его: я сделала бы то же самое. Я знала, что сейчас не в форме. Он поздравил Дэвида с участием в пьесе, и они немного поговорили об этом. Потом Виндхэм сказал:

– Поедешь со мной в Хирфорд на следующий год?

– Зачем? – спросил Дэвид.

– На фестиваль. Ты разве о нем не знаешь? Хороший новый театр. И если мне удастся, я поставлю там несколько интересных пьес. Даже найду подходящие роли для тебя. Ты – именно тот, кто нам нужен.

– Но я не играл на сцене Бог знает сколько лет, – сказал Дэвид.

– Ты не такой уж старый. И разве тебе не хочется играть перед живой аудиторией?

– А как там в Хирфорде? Меня, в общем-то, устраивает все, как есть.

– Правда? А ты не чувствуешь признаков того, что играешь в вакууме?

– Как бы там ни было, у меня запланированы съемки в следующем году, – ответил Дэвид. Он так не думал, но всегда говорил подобные вещи. На этом они с Виндхэмом оставили тему. Проект казался мне довольно смутным, чтобы вмешиваться в разговор, да и в любом случае Дэвиду была Отлично известна моя позиция: провинция никогда меня не привлекала, вызывая лишь легкое любопытство. Однако, мое мнение никогда не значило для Дэвида очень много, поэтому, и провела собственное небольшое расследование о хирфордском проекте, к обсуждению которого мы все чаще возвращались в последующие недели. Как оказалось, там шло строительство нового театра, и Виндхэм Фаррар собирался открывать там сезон следующей весной своими пьесами. По его словам, вся затея обещала стать прекрасно организованным и хорошо финансируемым событием: в этой связи уже упоминались имена ведущих актеров, и по крайней мере некоторые действительно приедут. Я не особенно горевала по поводу пятнадцати фунтов в неделю в качестве оплаты, зная, что Дэвид сможет выжать из них и больше. Но, с другой стороны, наши расходы были непомерно велики, поэтому нам требовалась не какая-то халтура за пределами Лондона. Я никак не могла понять, на что уходят все наши деньги: выплата за дом, покупка которого была единственным серьезным шагом, предпринятым Дэвидом, и обычные текущие расходы на одежду, питание, игрушки и различные экскурсионные поездки. Я имею в виду именно экскурсии, а не путешествия во время отпуска: мы никогда далеко не уезжали, но часто проводили дни в зоопарке в Брайтоне, катались по реке и устраивали уикенды в скромных отелях. Для человека, не рожденного в роскоши, Дэвид легко тратил деньги: он был на удивление экстравагантен и понятия не имел об экономии средств и истинной цене вещей. Он воспитывался в бедности, я же выросла в достатке и комфорте. Он постоянно шокировал меня своими разъездами на такси и двойными порциями виски, и я часто думала, как же он сможет обойтись без всего этого. Я всегда пыталась быть экономной, и это раздражало его. Грустно видеть, как часто в домашней обстановке добродетели одного становятся проклятием для другого. Именно его экстравагантность нравилась мне больше всего.