Открытие сезона - Джойс Данвилл

Думая о Натали, Софи Брент и Майкле Фенвике, я уселась на диванчик и стала следить за мокрым, серо-зеленым деревенским пейзажем, за только начинающими распускаться листочками на деревьях и кустарниках. Я тоже была в состоянии какого-то ожидания, после окончания зимы, принесшей рождение ребенка. Там, в Хирфорде, меня ждет совершенно новое общество, и кто может сказать, кого я там обрету: друга или врага, или возлюбленного, или кого-то вроде меня самой. А как хорошо будет на этих зеленых лугах детям: мы устроим множество пикников, возможностей позагорать и прогуляться вдоль реки будет сколько угодно.

Когда мы прибыли в Хирфорд, дождь лил как из ведра. Я не продумала все как следует, и пока мы собирали вещи и выходили, несколько свободных такси были расхватаны Натали Винтер, Софи Брент и другими, в то время как мы сдавали билеты проводнику. Нам пришлось ждать под дождем свободной машины. Я была раздражена: мне казалось, что Дэвид усматривает в этом мою вину, хотя я знала, что такая мысль никогда не пришла бы ему в голову и ожидание под дождем ни капельки не огорчало его. Когда мы наконец-то отъехали от вокзала, я обратила внимание, что улицы выглядят крайне угнетающе. Я сказала себе, что это просто из-за настроения, создаваемого всеми вокзалами, но и возле нашего будущего жилища я не увидела ничего привлекательного. Сам дом выглядел на так уж плохо, и улица тоже имела свой стиль, созданный низкими домами с колоннами, вокруг было так уныло, что мой энтузиазм угас. А я так надеялась на солнце!

Внутри было уютнее. Парадная дверь вела в гараж, где нас уже ожидали наши нераспакованные вещи; узкая лестница без ковра шла на первый этаж, где были наши комнаты. Я не возражала против такого необычного подхода, хотя мне не понравилось, что лестница не была встроенной, а расстояние между балясинами перил показалось мне слишком большим: если Флора попытается протиснуться сквозь них, она обязательно упадет. То, что мы увидели на первом этаже, было слишком мрачно для описания. Мебель была ужасна.

В гостиной (первая комната, куда я заглянула) стоял современный мягкий гарнитур (из трех предметов) с деревянными подлокотниками, обтянутыми яркой материей «павлиньей» расцветки. По моему мнению, «павлинья» расцветка подходит лишь павлинам. Вдоль одной из стен тянулся огромный коричневый стеллаж со множеством деревянных поделок: не резные фигурки, а просто бесполезные скрюченные кусочки корней и веток. Ярко-красный с коричневыми цветами ковер выглядел вполне новым. Как и мягкая мебель (после тщательного осмотра). Больше в комнате практически ничего не было, не считая двух цветочных ваз, покрытых переливающийся глазурью. Покончив с осмотром этой комнаты, я двинулась дальше, слегка растерянная, в столовую, где стоял блестящий новый стол, такого странного желтовато-белого цвета, что поначалу мне он показался пластиковым. Вокруг него стояли четыре стула, обтянутые красной материей, с высокими резными спинками. Кроме того, здесь же был высокий желтый буфет, который я не рискнула открыть.

Я заставила себя пойти дальше и взглянуть на спальни, уже предчувствуя, на что они могут быть похожи. У меня все время стоял перед глазами наш добросовестный лэндлорд, потирающий с облегчением руки и думающий, как ловко он выкрутился. И действительно, я угадала верно. В нашей спальне, помимо кровати, был еще только один предмет – гардероб, с закругленными углами и высоким зеркалом. Он был такой громадный, что практически блокировал доступ в комнату. Пугающая бессмысленность его форм и внешнего вида подавляли меня, я села на кровать и принялась медленно расстегивать пальто. Если бы я могла плакать, я бы заплакала. Если уж проливать слезы, то только по такому поводу. Через некоторое время Дэвид поднялся за мной наверх. Я слышала, как внизу, в гараже-прихожей бегает с веселыми криками Флора.

– Что случилось? – спросил Дэвид, открывая и закрывая дверцу гардероба и смотрясь в зеркало.

– Ничего.

– Паскаль хочет занять комнату, где на кровати желтое покрывало. Ей там очень нравится.

– Ради Бога.

– Весь наш багаж в гараже. Кажется, все цело. Хочешь взглянуть?

– Нет никакого желания.

– Что случилось, Эмма? Мне здесь очень нравится, а тебе?

– Нет. Я не смогу жить в таком месте.

– Не вижу ничего ужасного.

– Правда?

– Мне казалось, ты любишь такие дома.

– О, Дэвид!

– Ты же сама выбрала его.

– Да, но я не видела всего. В общем, дело не в доме, а в обстановке.

– А что в ней плохого? По-моему, подходяще, – и он одобрительно хлопнул по гардеробу.

– Дэвид, – сказала я, сворачивая свой головной платок в маленький треугольник, – неужели ты не видишь, какой он уродливый?

– Уродливый? Да, возможно. Но он сделан для того, чтобы вешать одежду, верно? И он чистый.

– Думаю, он новый, – сказала я, а он снова открыл дверцу и заглянул внутрь. Там пахло опилками.

– Да, новый, – сказал он.

– При своем уродстве он стоит в четыре раза дороже нашего, из простой фанеры! Неужели кто-то пойдет в магазин, чтобы купить себе такой? Какой человек захочет это сделать?

– Ну, человек, вроде меня, например, – сказал Дэвид, сев за туалетный столик и любуясь своим отражением в зеркале. – Именно такую вещь я и купил бы, если бы ты позволяла мне самому выбирать мебель. А ведь ты вышла за меня замуж?

– Я вышла за тебя не из-за твоего вкуса.

– Я хочу сказать, что не стоит осуждать человека только за то, что он купил такую вещь. Плохой вкус – еще не преступление.

– Но, Дэвид, разве ты не видишь, на что он похож?

– Теперь, когда ты показала, вижу.

– И он не представляет совершенно никакой ценности. Такие вещи вообще не имеют цены, ты не сможешь перепродать их даже за половину стоимости на следующий же день после покупки, даже если он и обошелся тебе в пятьдесят фунтов.

– Зачем беспокоиться об этом? Весь дом будет выглядеть иначе, когда ты распакуешь наши вещи. Просто он сейчас выглядит немного блекло. Но он не твой, мы всего лишь будем временно жить здесь, тебе не надо ничего переделывать. Люди живут и в худших условиях, чем эти, ты же знаешь. Видела бы ты те дыры, где я останавливался, когда был в загоне. Для меня место подходит лучше всего.

– Я не могу здесь жить, – неубедительно сказала я.

– Не смеши меня, женщина, – он изучал свое отражение. – Тебе придется жить здесь, и все. Тебе придется научиться мириться с тем, за что другие люди многое отдали бы, и были бы счастливы, если бы смогли жить в такой красивом доме всего несколько месяцев. Ты избалованная, вот в этом все дело.

– Ну, если и так, от этого не легче. Я передать не могу, как этот гардероб меня угнетает.