Право на выбор - Ян Вершин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3
Виктор Степанович открыл глаза и обнаружил, что лежит в нескольких метрах от своего искорёженного автомобиля. «Пронесло Господи…», — мысли наползали одна на другую, — «…выбросило из машины», — выстраивая всевозможные комбинации, — «…или вынесли люди добрые», — одна спасительнее другой. Он опёрся руками об асфальт и поднялся на ноги. Как и не было аварии, голова не кружилась, не тошнило, сам вот — целее целого. Если бы не звенящая пустота кругом и смятые будто бумага автомобили, он бы решил, что это наваждение, морок, не с ним это.
Откуда-то стали доноситься слова, словно соседи через стенку ругаются, приглушённые, размытые, но всё же человеческие. Виктор Степанович увидел людей, которые бежали к месту аварии. У каждого в руках, что-то да было, огнетушитель, аптечка, один держал длинный лом, который он воткнул в щель двери ближайшего к нему автомобиля, — оттуда раздавался женский плач, — и начал выламывать её, методично раскачивая и налегая всем телом. Другой, перевернув огнетушитель заливал порошком языки пламени, то тут, то там пробивающиеся из-под машины. Третий оттаскивал в сторону чьё-то тело, держа его за подмышки. Четвёртый… Виктор Степанович, с ужасом начал осознавать масштабы аварии, десятки автомобилей попали в страшную мясорубку, где искорёженные остовы автомобилей пленили своих владельцев, и те были не в силах выбраться самостоятельно, а кто-то не выберется уже никогда. И виной этому всему — был он.
Виктор Степанович закрыл от стыда лицо руками, но… больше по привычке — стыда он не чувствовал. Не было вообще ничего. Ни вины, ни раскаяния. Сплошное умиротворение, наверное, так себя ощущают террористы или маньяки, совершившие нечто ужасное. Но ведь он — не они!
Или он как они… Поддавшись абстрактным представлениям, он разрушил жизнь десятков людей за минуту.
Виктор Степанович медленно подошёл к ближайшей груде железа и положив руку на выгнутую дверь, заглянул внутрь. Там, поломанной куклой лежало тело, запрокинув набок голову оно смотрело остекленевшими глазами на торпеду, где были приклеены иконки с ликами святых. Слетевшая с головы кепка, обнажала седую проредь и бледную, в старческих пятнах, макушку. Лицо застилали пятна крови, — которые капали на почему-то знакомую велюровую куртку, впитываясь и засыхая на ней бурыми пятнами. Руль, проломив грудную клетку, удерживал тело от заваливания на бок, и застыв в этом положении оно напоминало растрёпанное пугало.
Виктор Степанович распрямился и посмотрел в даль. Грузовик, который его протаранил перевернулся на бок, уткнувшись кабиной в кювет продолжая по инерции крутить задними колёсами, и только белый покорёженный кунг возвышался над трассой. Люди сновали как мураши, вокруг расплющенных, изувеченных автомобилей, кого-то вытаскивая и укладывая на асфальт, кого-то перевязывая, а кому-то просто закрывая смотрящие в никуда глаза.
Мир вокруг медленно стал наполняться объёмом, проявляя небывалую чёткость, хотелось зажмуриться, закрыть уши ладонями и закричать от невыносимой резкости проступивших граней. До него только сейчас в полной мере начало доходить, что тот труп в оранжевом москвиче, рассматривающий пустоту стеклянными глазами — это он сам, и люди, пробегающие мимо, пробегали сквозь него, как сквозь призрачное облако.
Призрачное… Призрач… Нет, нет, нет, этого не может быть. Он осмотрел себя и только сейчас обратил внимание, что его одежда, кожа рук, да и весь он сам, неуловимо переливаются, поблёскивая всполохами светящихся точек, словно к нему прилипла мельчайшая золотая пудра, отбрасывающая блики от случайно попавших лучей света.
И тут, окружающие звуки донеслись до него чётко и явственно, будто он вынырнул с глубины. Мир стал настоящим как прежде, наполнился воем сирен пожарных автомобилей, карет скорой помощи, чьих-то стонов и запахом жжённых покрышек вперемешку с вытекшим машинным маслом. Нелепо вертя головой, словно маленький мальчишка, впервые попавший в магазин игрушек, Виктор Степанович обнаружил ещё одно удивительное чудо. Из груди покойников, — которых складывали вдоль обочины, — стало зарождаться свечение, робко скручиваясь между собой в тончайшие жгутики света, оно начало расти вверх как стебель растения и поднявшись примерно на метр рост прекращался, набухая пульсирующим навершием, которое раскрывшись подобно лепесткам явило перед изумлённым Виктором Степановичем знак, в котором он узнал звезду Давида.
Он перевёл взгляд на своё обезображенное тело и обнаружил точно такую же пульсирующую нить света, которая, выходя где-то в районе шеи поднималась строго вертикально, сквозь измятую крышу машины и навершием этой нити был медленно вращающийся православный крест.
4
Рядом с телами у обочин, стояли такие же, как и он, переливающиеся неуловимыми блёстками сущности. Виктор Степанович назвал бы их «душами», но уж больно они не походили с виду под стереотипные представления христиан, хотя, для простоты восприятия в его понимании — пусть так и будет, чего уж там. Растерянные и озадаченные, они смотрели на себя и молчали. Кто-то, присев на корточки, разглядывал бывшее вместилище, а кто-то подходил к снующим вокруг людям и пытался с ними заговорить, но живые их не слышали и не видели, проходя сквозь призрачные тела спешили помочь тем, кому ещё было возможно.
Виктор Степанович, подошёл к ближайшей «душе» и увидел вращающийся над её лежащим телом, знак звезды с полумесяцем. Она повернулась к нему, оказавшись женщиной восточного происхождения с платком на голове, указав пальцем на своё окровавленное тело она с грустью произнесла:
— Как всё просто оказывается, да? А что дальше?
— Я не знаю. — Виктор Степанович растерянно развёл руки. — Об этом нигде толком не сказано. Кому-то мерещатся туннели, в кино возносятся к свету, кто-то ждёт ангелов, но теперь…
— Ну, одно мы теперь знаем наверняка, что это ещё не конец, правда? — Она заглянула ему в глаза, пытаясь найти одобрение своих слов.
— Пожалуй. — Согласился Виктор Степанович и утешительно дотронувшись до её плеча, двинулся дальше. Женщина перевела взгляд обратно к лежащему на асфальте переломанному телу и замерла, обдумывая что-то.
Умиротворённость. Именно так можно было охарактеризовать происходящее с душами вокруг. Лично, Виктор Степанович ничуть не был озабочен случившимся. Да и никто, из новоявленных душ, не рыдал в голос над своим телом, не причитал заламывая руки и, — что немаловажно для него персонально, — не бросался
