Скамейка - Александр Гельман

Она возмущенно вздыхает.

Ну, покажите фотографию. Я люблю детей… серьезно. У меня дочь, двадцать лет, месяц назад вышла замуж. Но моя бывшая жена, по кличке «холера», не разрешила приехать на свадьбу. Представляете? Ну, покажите карточку. Ну, пожалуйста.

Она достает из сумки фотокарточку, протягивает. На карточке — она и десятилетний сын.

Ой, какая прелесть! Ой, какая прелесть! Как он похож на вас — ну просто вылитый мамин сын! Как зовут?

Она. Витя!

Он. Прекрасное имя! Витя… Витюнчик… Витюшенька… Витек!.. Он сейчас дома?

Она. Он сейчас в пионерском лагере.

Он. Ой, ты наша умница (Целует карточку.) Какой сознательный парень, какой молодец — дал маме отдохнуть, развеяться. Мы завтра утром поедем с твоей мамочкой в универмаг, купим тебе подарок. У Вити есть велосипед?

Рывком она выдергивает у него карточку, отворачивается.

Я серьезно спрашиваю — у мальчика есть велосипед?

Она. Вы что такой щедрый? (Прячет карточку в сумку)

Он. Я не щедрый — я справедливый. Если женщина хорошо ко мне относится, старается сделать для меня приятное — а я, к примеру, имею в месяц 350–400, — почему не помочь? Тем более если я вижу, что ей трудно. А я в данном случае это вижу…

У нее вырывается саркастический смешок.

Ну, зачем же? Я всего лишь мужчина. И, поверьте, не самый плохой на этом свете. А мужчина есть мужчина. У него голова иначе устроена, чем у женщины. Например, в данный момент в моей голове зародилось одно предложение, которое в вашей голове зародиться не могло.

Она прислушивается.

Вам известно о том, что через (смотрит на часы) сорок минут закрывается гастроном?

Она (разочарованно). А-а-а!..

Он. Напрасно усмехаетесь. Вот некоторые говорят (передразнивает): «Что это такое, какой ужас, не успели познакомиться и уже сошлись, уже в постель!» А почему, спрашивается, люди так спешат? Ну, почему? Поэтому что у нас рано закрываются гастрономы! В шесть работа кончается, а в девять уже гастроном закрыт. Вот и крутись как знаешь!

Она улыбается.

(Пододвигается к ней вплотную, дружески обнимает.) Так вот, в связи с вышеизложенным, учитывая образовавшийся цейтнот, я вношу следующее предложение: мы с вами сейчас поднимаемся с этой замечательной скамейки, на которой господь бог организовал нам встречу, покидаем этот роскошный Парк культуры и отдыха имени Цурюпы, направляемся в гастроном за углом — я хоть и иногородний, но обратил внимание, что там есть гастроном, — я в этом гастрономе покупаю все, что ваша душа пожелает… из того, что там будет, затем мы загружаемся с покупками в такси и едем к вам в гости! (Замирает в ожидании ответа.)

Она. Надо же!

Он. Толковое предложение?

Она. Еще бы!

Он (радостно). Значит, едем?

Она (мрачнея). Куда… едем?

Он. Как куда?.. К вам в гости!..

Она. А вы уже были однажды у меня в гостях! Юрочка, который оказался Колечкой.

Он (вонзает в нее свирепо-испуганный взгляд). Как вы сказали? (С нервным смешком.) Я не понял.

Она (грубо). Ты уже был у меня в гостях… я сказала! Что, память отшибло?

Он. Я?.. Я был?..

Она. Ты был, ты… Может, мне голой раздеться, чтобы ты меня узнал?

Он начинает потихонечку от нее отодвигаться.

Не двигаться! Ты никуда отсюда не уйдешь, пока меня не вспомнишь! Он забыл! (Схватила за лацкан пиджака, трясет его.) Давай вспоминай! Вспо-ми-най!..

Он. Так не надо… люди смотрят…

Она. Ничего, пускай смотрят. А ты на меня смотри! Внимательно смотри… не отворачивай глаза! Устал, что ли? Тяжелая работа — вспоминать женщину, которую год назад облапошил? Давай напрягай свои мозгочки!

Он. Вы… Вы…

Она. Ну, ну?

Он. Вы… это… на фарфоровом заводе?

Она (хватает его за оба лацкана, притягивает к себе). Я не на фарфоровом заводе! Я на чулочной фабрике! Еще он путать меня будет!.. Глаза выколю! (Отбрасывает его. Поднимается, берет сумочку.) Ублюдок… (Уходит.)

Он (вскакивает. Радостно задыхаясь). Вера!.. Вера!..

Она останавливается. Выждав секунду, поворачивается. Смотрит на него с презрением.

(Кроткий, смущенный.) Вера…

Она. Чего лыбишься как майская роза?

Перестает улыбаться. Всем своим видом он просит прощения и пощады.

Ты все вспомнил? Или не все?

Он (страдальчески и твердо). Все!

Она. А может, не все?

Он. Все…

Она. А мы сейчас проверим. Где мы с тобой познакомились?

Он. Здесь… в этом парке. Ты сидела вон там (кивает), у фонтана. У тебя было плохое настроение, я тебе настроение поднял…

Она. Потом что было?

Он. Потом… потом мы пошли… нет, мы сначала гуляли долго, потом пошли в кафе, потом пошли в гастроном, потом пошли к тебе.

Она. Дальше?

Он. Пришли к тебе.

Она. Дальше?

Он. Дальше… были у тебя…

Она. Дальше?

Он. Дальше… я это… ну, я уехал…

Она. Как уехал, куда уехал, что говорил, когда уезжал?

Он. Ну… я попросил вызвать такси, ты пошла к соседке, вызвала… я уехал…

Она. Что ты говорил, когда уезжал?

Он. Ну… я пообещал вернуться сразу… сказал, что привезу вещи из общаги, документы… и буду жить у тебя…

Она. Почему ж ты не вернулся?

Он молчит.

Ты уже знал, что не вернешься, когда садился в такси?

Он молчит.

Ты будешь отвечать!

Он. Не буду.

Она. Почему?

Он. Потому что мне нечего ответить.

Она (взрывается). Хмырюга парковая! Поганка на двух ногах.

Он (перебивает. Хмуро). Оскорблять не надо…

Она. Как только земля таких носит!..

Он. Оскорблять не надо, Вера!.. Люди смотрят!..

Она. Люди?.. А надо мной как вся милиция смеялась? Ночью прибежала, думала — такси разбилось, задавило его! Спрашиваю, а сама фамилии не знаю… Юра, звать, говорю, Юра звать. А он, оказывается, Коля! Ты кто? Ты Юра или ты Коля?

Он (угрюмо). Я Алексей…

Она. Кто ты, кто ты?

Он. Алексей.

Она (передразнивает). Алексей… Он Алексей! Лешенька-хмырешенька! И куда же вы тогда поспешили, среди ночи, Юра-Коля-Алексей? К другой бабе? Со мной плохо было? Плохо было, да?..

Он. Хорошо…

Она. Тогда в чем дело? Ты же мог утром сбежать?

Он. У меня билет был.

Она. Какой билет?

Он. На самолет. У меня тогда командировка кончилась. Надо было еще собраться.

Она (долго смотрит на него в упор. С болью). Какая зверятина, а!..

Он (набычился. Перебивает). Не надо оскорблять!

Она. Теперь будешь во всех парках СССР рассказывать новое приключение? Это не то что в Севастополе… по роже двинули. Тут во как — не узнал бабу, с которой переспал! Смеху будет!.. Ты же не человек, ты зверятина!

Он. Не надо оскорблять, Вера!..

Она (с нарастающей силой). Задушу сейчас… Сейчас задушу! И тебя, и себя! Задушу!

Он (срывается с места, хватает валяющуюся у дерева кирпичину. Протягивает ей). На! Бери, бери! (Всовывает ей в руки кирпич.) Доводи до конца, если я зверятина! Если я ублюдок! Освободи землю от такой твари! Лучше убей… но не оскорбляй! Убей! Тресни! (С маху садится на скамью, наклоняет к ней голову.) Давай!..

Она (заносит над его головой кирпич). Сейчас как!.. (Отбрасывает кирпич в сторону.) Нашелся!..

Он сидит, согнувшись, будто оцепенел. Она свирепо смотрит ему в затылок. Вдруг видит: у него дрогнули плечи — один раз, второй раз. Он плачет.

(Издевательски). Ой господи, ой господи! Хватит клоунничать! Прямо заплакал… зарыдал!.. Ну-ка, ну-ка!.. (Присаживается рядом, сует руку снизу к его лицу. Смотрит на свои пальцы.) Неужели слезы? (Лизнула языком.) Надо же! Ты что, артист? Можешь плакать по заказу? (Достает из сумочки платок, кладет ему в руку.) Вытрись, чучело!

Он отбрасывает ее платок, достает из кармана свой, прикладывает к мокрым, раскрасневшимся глазам. Она поднимает с земли свой платочек, прячет. Внезапно покачнувшись, он плюхается головой на ее колени.