«Gaudeamus» - Леонид Андреев

Лиля уходит в столовую. Остаются Стамескин, Онучина и Дина, которая уговаривает их пойти закусить.

Д и н а. Ну, пожалуйста, ну пойдемте. Выпейте хоть стакан чаю.

С т а м е с к и н. Нет, не хочу.

О н у ч и н а. Я тоже. Идите к гостям, вы такая любезная хозяйка. Они без вас стесняются.

Д и н а. Ну скушали бы чего-нибудь. Пожалуйста!

О н у ч и н а. Нет, нет, идите.

Дина нерешительно уходит.

О н у ч и н а. Вы не слыхали, Егор Иванович, говорят, что Дина выходит замуж за этого Тенора. Что это, естественный подбор или просто глупость?

С т а м е с к и н. Я не собираю слухов.

О н у ч и н а. Я также. Мне не нравится любезность Дины, в ней есть что-то неприятное, кокетливое – Дину портит ее красота. А этот господин… Тенор – возмутительно! Вы знаете, у него сейчас нет урока, и он просит у землячества ссуду – неужели ему дадут?

С т а м е с к и н. Нет, не дадут. Мы провалим все ссуды.

О н у ч и н а. Неужели все?

С т а м е с к и н. Все.

О н у ч и н а. Но ведь есть очень бедные земляки, Егор Иванович! Та же Лиля – я знаю, она питается только хлебом да чаем. У нее пальто нет!

С т а м е с к и н. Ну и пускай питается хлебом и чаем, это достаточно хорошо. Вы же знаете, что деньги нам нужны на другое.

О н у ч и н а. Но, Егор Иванович, не все могут жить так, как вы. Такая жизнь требует страшной выдержки, почти геройства…

С т а м е с к и н. Вы опять о героях, Онучина?

О н у ч и н а. Разве я так сказала? Я ошиблась, ну не герой, но это все равно. Вы не курите, не пьете чаю, вы почти совсем ничего не едите. Ведь это же невозможно, Егор Иванович, вы должны пожалеть себя, ну, просто как рабочую силу! Паншин рассказывал мне, что вы едите хлеб с рыбьим жиром – что же это такое!

С т а м е с к и н (краснея). Это очень питательно и вкусно: напоминает семгу.

О н у ч и н а. Ах, Егор Иванович, но вы подумайте!..

С т а м е с к и н (сухо). Не довольно ли гастрономии, Онучина! И вы… того, пойдите и выпейте стакан чаю. Вы с утра, кажется, ничего не ели.

О н у ч и н а (искренно). Да мне ничего и не хочется!

С т а м е с к и н. Пойдите.

Быстро подходит Дина.

Д и н а. Господа, ну пожалуйста! Мне так неловко: мы там едим, а вы…

С т а м е с к и н. Пойдите, Онучина!

О н у ч и н а. Я выпью только чаю! Я сейчас!

Д и н а. Пожалуйста.

Онучина уходит.

Д и н а. А вы? Какой вы упрямый человек… Я вас немного боюсь. Можно присесть около вас? Вы такой строгий.

С т а м е с к и н. Пожалуйста.

Д и н а. Я так много хотела сказать вам, попросить у вас совета. Как вам нравится наше землячество? Я только еще раз была на собрании, но была так увлечена… и все боялась сделать какую-нибудь неловкость. Они вас уважают, Стамескин, и даже боятся, вы знаете это?

С т а м е с к и н. Меня мало интересует их отношение.

Д и н а. Говорят, что вы и ваша партия хотите разрушить землячество. Неужели это правда? А скажите, Стамескин, как… но только совершенно искренно: как вы относитесь к Александру Александровичу? Ну вот этот, Тенор?

С т а м е с к и н. Он мне не нравится.

Д и н а. (волнуясь). Ах, нет, он удивительный человек! Вы слыхали, что он отказался петь? – и он всегда так. Он ведет жизнь аскета, у него железный характер… Вы смеетесь?

С т а м е с к и н (смеется слегка в нос). В огне железо быстро деформируется, Дина: при шестистах градусах железные балки уже сгибаются, и все падает. Он карьерист.

Д и н а. Ну что вы! Вы его совсем не знаете!

С т а м е с к и н. Увидите.

Д и н а. Это неправда. Вы знаете, Стамескин, он из воспитательного дома, у него нет ни родных, ни друзей, и он сам добыл для себя все. Если бы вы знали его жизнь! Это не жизнь, а целая история лишений, подвижничества, страданий… Правда, он иногда кажется странным… Идут – потом…

О н у ч и н а (подходя). Там невозможно сидеть! Этот ваш Онуфрий Николаевич говорит невозможные пошлости, и вместо того, чтобы попросить его замолчать – они смеются.

Студенты один за другим выходят из столовой.

Т е н о р. (кричит). Дина, спасибо! Насытились.

Л и л я. Ах, Диночка, Тенор один всю ветчину съел.

Д и н а. (бледно улыбаясь). Ну и на здоровье.

Л и л я. Я никогда не видала, чтобы так ели, он глотает мясо, как людоед.

К о с т и к. Но почему же людоед?

К о з л о в. Он не для себя ест, а для голоса. Тенору нужно питание.

П е т р о в с к и й. Ей-Богу, братцы! Я раз полез к Тенору под подушку, а у него там колбаса припрятана. Ей-Богу! А мне, подлец, хоть бы кусочек дал.

Т е н о р. Как он врет! А зачем тебе жизнь, Петруша? Лучше умри от голода, и я спою над тобой ве-ли-ко-леп-ную вечную память. (Тихо напевает и смеется.)

О н у ф р и й (тащит бутылку). Уединимся у этого келькшоза. У тебя холодный ум, Сережа, и ты это заметь, так принято в обществе: уходя из-за стола, каждый гость тащит с собою бутылку. При английском дворе все так поступают.

Б л о х и н. А я… я не взял.

О н у ф р и й. Ты меня огорчаешь. Возьми и тащи сюда, да папирос у Козлика захвати, – мои кто-то выкурил.

К о с т и к. А ты хорошо устроился, Онуша.

О н у ф р и й. Уменье найтись во всяком положении, Костя. Лиля, Лилюша, покровительница всех несчастных, заступница за угнетенных – присядьте ко мне, я открою вам тайну моей жизни.

Л и л я. Ну, открывайте, только врите поменьше.

О н у ф р и й. Две феи караулили мое рожденье: фея порядка и фея строгой трезвости. Но так как я рождался очень долго, то обе не дождались и ушли, а пришла третья фея и принесла бутылку коньяку – это была пьющая фея, понимаете? Ну, вот пришла она…

Продолжает тихо рассказывать, Лиля смеется. Дина и Тенор разговаривают в стороне.

Д и н а. Ты не должен обращать на это внимания – слышишь? Пусть смеются, пусть шутят… Не смотри на меня так… Пусть шутят, они потом раскаются – и им будет стыдно.

Т е н о р. Я знаю. Они славные ребята, Дина!

Д и н а. Они еще не знают, о чем ты мечтаешь. Они еще не знают, что голос тебе нужен не для богатства, не для славы, а для того, чтобы им же дать радость. Как они мало знают тебя!

Т е н о р. И пусть. Ты даже побледнела, Дина, – не стоит. Какая ты самолюбивая, ты, пожалуй, еще самолюбивее, чем я. Ха-ха-ха!

Д и н а. Не смейся, я не люблю. И не смей ничего им говорить, слышишь? Ни слова – иначе я рассорюсь с тобою. Не смотри на меня так, мне неловко… Пусть думают, что ты пустой человек… карьерист! Ты и мне не смей петь, пока не научишься – я не хочу слушать любителя.

Т е н о р. Ого! Сильно сказано.

Д и н а. Почему ты сегодня без калош? Тебе неловко, что они смеются – как это глупо! Береги себя, ты… мой любимый. Ну иди, иди… и не смотри, как Цезарь: ты еще не победил.

Т е н о р медленно отходит.

Д и н а. (зовет). Л иля! Пойди сюда! (Что-то говорит ей.)

Г р и н е в и ч (хочет взять у Онуфрия стакан с вином). Дай-ка!

О н у ф р и й (не дает). Нет, дядя, шалишь. Тебе вредно.

Г р и н е в и ч. Глупости! (Хочет взять у Блохина, но тот не дает также) Ну и свиньи же вы, братцы. Вы думаете, что если захочу напиться, так без вас не сумею. Посмотрим! (Идет в столовую.)

Б л о х и н. Там ничего нет, я последнюю взял.

О н у ф р и й. Когда же он успел, – Лилька с него глаз не сводила. Какой вредный характер! За твое здоровье, Сережа.

Б л о х и н. За твое, Онуша.

Д и н а. (обнимая Лилю). Господа, я хотела сказать несколько слов…

Л и л я. Петровский, молчите там!

Д и н а. Ничего, Лиля. Товарищи, сейчас придет один господин, то есть не господин, а студент, я не знаю, как назвать.

П е т р о в с к и й. Начало полно захватывающего интереса – кто же он, Дина, господин или студент?

Л и л я. Петровский, свинство.

Д и н а. Нет, очень серьезно. Стамескин, Онучина, будьте добры, послушайте меня, дело касается нашего землячества. В субботу у нас собрание, и я и вот Александр Александрович, мы хотели предложить нового члена.

К о с т и к. Стародубовец?

Т е н о р. Нет, какой-то дальний.

К о с т и к. Тогда нельзя, и толковать нечего. Мы не можем не соблюдать устава.

Г р и н е в и ч (проходя мимо Онуфрия, тихо). Свиньи!

Д и н а. Нет, послушайте меня. Это очень милый, даже очаровательный человек, но только, кажется, очень несчастный. Дело в том, что ему сорок восемь лет, он уже седой, даже белый, и нынешнею осенью он поступил в университет. Так странно и трогательно видеть его в мундире.

К о з л о в. Позвольте – это его я встретил, значит, на Никитской. И еще подумал, что это за форма такая, совсем студенческая. Так это он?

Л и л я. И я его видела в театре. Такой удивительный, нам с Верочкой он очень понравился.

С т а м е с к и н. Кажется, юрист. Я его раза два встречал в университете.

О н у ф р и й. Бывает на лекциях, не то что ты, Сережа.

Д и н а. Ну да, этот самый. Давно когда-то, еще студентом, он был сослан в Сибирь, там женился, но жена и ребенок отчего-то у него умерли, и вот… ну, да он сам расскажет, он так трогательно об этом говорит. Очень милый! И я хотела, чтобы вы до собрания сами познакомились с ним, во всяком случае это интересно…