Сложенный веер (сборник) - Сильва Плэт

г) предметы, полностью вышедшие из обихода, украшающие музеи и пылящиеся до полного рассыпания в прах на чердаках и в чуланах (жена Княжинского грудью заслонила лестницу, ведущую на чердак).

При этом каждая современная техномедийная цивилизация, раз начав модернизировать артефакт, будь то кухонная утварь или сложнейшее электронное устройство, действует исключительно по принципу «Заставь дурака богу молиться…», вбухивает кучу сил и средств в развитие данного конкретного свидетельства своего развития, спиной поворачиваясь к альтернативным возможностям решения той же проблемы.

Например, земляне за несколько веков уверенно прошагали от колесной повозки до тяжелого межпланетного крейсера, ни на секунду не озаботившись мыслью «А зачем это нам?» и не предположив, что, может быть, никуда ездить (летать) не нужно. И первыми, на кого оседлавшие космические корабли земляне наткнулись во Вселенной, были аппанцы, абсолютно безразличные к «куда-нибудь полететь», зато ошеломившие гостей уровнем телекоммуникаций, посредством которых они уже лет триста Землю на расстоянии рассматривали, но не пошевелили пальцем, чтобы туда попасть. Нет, им, конечно, было очень интересно и даже радостно, что не одиноки они во Вселенной, но сама мысль о том, чтобы из родного теплого уголка махнуть в столицу Аппы посмотреть на явившихся братьев по разуму, показалась председателю аппианской научной ассамблеи, будущему почетному профессору десятка земных университетов, доктору Коэлебсу совершенно еретической. Трястись двести километров! А собственно, ради чего, если телекоммуникационные устройства аппанцев одинаково успешно передают и изображение, и звуки, и запахи, и температуру, обеспечивая полный эффект соприсутствия и тактильного контакта, буде таковой понадобится? Двигатель внутреннего сгорания аппанцы считали венцом технологического прогресса в области средств передвижения и больше не желали бессмысленно тратить время.

Все это, размахивая руками, и изложил обалдевшим слушателям Княжинский. Не забыв упомянуть и про представителя одной далекой планеты, который, стоя с Княжинским в лифтовом холле Дубнинского университета, зачарованно рассматривал мигающие цифры, показывающие, на каком этаже находится лифт, а затем спросил: «Зачем это нужно?» «Чтобы знать, когда лифт придет», – ответил Княжинский, не вполне врубившийся в суть вопроса. «Да, это понятно. Но зачем вам нужно знать, когда лифт придет?» – поинтересовался инопланетянин. Княжинский моментально выдал само собой разумеющееся объяснение, коллега изо всех сил попытался вникнуть. Когда у него ничего не получилось, разочарованно махнул щупальцами… так и разошлись один недоуменней другого.

В общем, по Княжинскому, получалось, что, начиная с определенного уровня, прогресс цивилизаций носит все более иррациональный и узконаправленный характер и все больше напоминает попытку обмахиваться сложенным веером вместо разложенного. Не существовало и не могло существовать ответа на вопрос, почему вместо того, чтобы усовершенствовать лошадь и вырастить ей какие-нибудь термоядерные крылья или самим научиться силой мысли переноситься на невиданные расстояния, как обещала научная фантастика XX–XXI веков, земляне зациклились на разработке новых видов энергии для космических двигателей. «Торжество случайности и полная неспособность свернуть с однажды выбранного пути», – резюмировал растрепанный и охрипший Княжинский.

Немедленно все предметы, находящиеся в комнате, были рассортированы в четыре аккуратные кучки, а то, что нельзя было сдвинуть с места, было приписано к одной из четырех вышеуказанных категорий с помощью традиционных самоклеющихся листочков для записей и новомодного диномаркера (устройство, напоминающее лазерный пистолет и служащее для установки пометок на различных предметах, – мечта любого зам. директора по административно-хозяйственной части). К общему умопомешательству присоединилась даже жена Княжинского.

Ходики в тот день так и остались незаведенными, через месяц в «Вопросах астроантропологии» была опубликована статья «Веер возможностей: блеск и нищета современных цивилизаций», которой Княжинский в очередной раз подтвердил репутацию парадоксальнейшего астроантрополога планеты, а через пятнадцать лет Земля и пять ближайших к ней цивилизаций галактики подписали договор о создании Звездной конфедерации, включавшей в то время всего два триангулярных сектора: Земля – Хоммутьяр – Аппа и Мхатма – Верия – Галлинаго.

Часть первая

Туман и тени

Глава I. У всех болит голова

Хьелль Дар-Халем, маршал Аккалабата

– Ну почему именно у меня должна ТАК болеть голова в первое за триста лет на Аккалабате яркое солнечное утро?!!

Если ты являешься потомственным даром и главным военачальником Аккалабата, а у тебя все равно нет ответа – это симптом. Явный сигнал перейти от умственной активности к физической. Например, открыть глаз, хотя бы один, откинуть застилающие лицо спутанные черные волосы и тупо уставиться в стену свалявшихся серых перьев. Через которые не проникает ни один луч солнца, а значит, ослепительно яркие вспышки происходят у тебя в голове. Подобный вывод тоже симптоматичен и знаменует твою готовность вернуться к умственной деятельности. Потому что ни о какой физической быть не может и речи. Не в такое исключительно мерзкое утро после попойки со всем Генеральным штабом и руководством Вооруженными силами Ее Величества, в которую уже на десятой минуте перешло совещание по подготовке к встрече первой миссии Звездного совета на Аккалабате. Мерзкое утро, мерзкий Совет, мерзкие перья…

Лорд Дар-Халем раздраженно дернул затекшим крылом и мрачно уставился на открывшуюся ему картину. Покои похмельного аккалабатского аристократа, будь оно неладно. Не то чтобы с детства он проводил в них много времени. Философией семьи, как и всех древних родов Аккалабата, было отсутствие всякой философии и приверженность практике военного ремесла. Все предки лорда Дар-Халема были не просто хорошими воинами, они были лучшими. И в двадцать шесть лет перспектива обогатить столичное военное кладбище очередной могилой с традиционной для клана надписью «Здесь лежит тот, кому Вы завидовали бы, будь он жив» рисовалась весьма отдаленной, а потому менее неприятной, чем необходимость завтра явиться на космодром, а потом и во дворец для встречи с миротворческой миссией Звездного совета. Совета, помешанного на мире во всей Вселенной и неустанно сеявшего его – дипломатией, диверсиями, десантными операциями, но никогда не произносившего слов «военное вмешательство». Совета, не без чьей-то подсказки заметившего вдруг очередную горячую точку в отдаленном секторе Дилайна – Аккалабат – Локсия и в первый раз за несколько десятков лет холодно-отстраненных отношений запросившего Ее Величество Правящую Королеву Аккалабата о переговорах.

Удивительным было не то, что Ее Величество согласилась (пожар непокорной Дилайны еще свеж был в памяти). Поражала скорость, с которой земляне, представлявшие в этом году дипломатический сектор Звездного совета, снарядили корабль. Причиной не могло быть одно только академическое любопытство – узнать, каким образом замшелая медиевальная[1] цивилизация, политическая структура которой держалась на слепом подчинении королеве, а главный военный навык составляло владение мечом, – так вот, эта нелепая, наряженная в длинные черные орады и до сих пор предпочитающая бумажные книги и свитки мерцающим компьютерным экранам цивилизация смяла, раздавила, выжгла и покорила Локсию с ее сканерами и парализаторами, скорчерами и радарами, пьезозащитными полями и лазерными лучами. Как нечего делать… За два с половиной года… Имея два с половиной космических корабля, тонну аккалабатской наглости и удачу, ошалелую, оглашенную удачу своего главнокомандующего, который в это отупляюще пасмурное, как и положено на Аккалабате, утро уже десять минут вяло любовался в зеркало на круги под глазами – темнее, чем радужная оболочка этих глаз, обветренные тонкие губы, наморщенный нос, длинноватый и кривоватый даже по аккалабатским меркам, и другие части лица, из которых его затуманенный взгляд пытался собрать общую картинку настолько же безуспешно, насколько приученный к железной дисциплине мозг аккуратно и точно обрисовал ему текущую политическую ситуацию.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

– Чахи нас побери. Сто тысяч чахи, – лорд-канцлер Аккалабата со свистом вогнал два изогнутых меча в столешницу, по обе стороны от расправленного на ней проекта договора со Звездным советом. Все было бы не так плохо, если бы…

Швырять холодное оружие в календарь – не обязательная даже на Аккалабате утренняя процедура, но впервые в жизни канцлер Империи не чувствовал себя в силах удержаться. Календарь со стены вывел лорда Сида Дар-Эсиля из себя послезавтрашним числом, обведенным в синий кружочек. Погипнотизировав чернильную пометку тяжелым взглядом и убедившись в ее полном нежелании исчезнуть, лорд-канцлер плюхнулся в кресло перед широким столом, заваленным рукописями. Взвились и опали мягкими складками полы парадного орада – серого с серебряным орнаментом – полагавшегося по какой-то странной причуде отточенного веками придворного церемониала одному-единственному из всех высших лордов – даров Аккалабата. Миг – и словно не человек сидит в кресле умбренского мрамора, а выточенная из того же мрамора статуя, то ли берущая жизнь от соприкосновения с камнем, то ли отдающая ему свою силу.