Серебряный камень - Джоэл Розенберг

Он предложил Йену «альтоид». Тот покачал головой — не любил их, жестковаты. Перед тем как закрыть коробку, Грег решил кинуть себе в рот парочку мятных пастилок, да промахнулся, и все они оказались у него на коленях.

— Есть два типа пилотов, — произнес Грег, потянувшись к рычагу выпуска шасси и нетерпеливо постукивая по трем зеленым лампочкам — когда же они загорятся, — те, которые уже садились на брюхо, и…

— И те, которые не садились?

— Не-а. Те, которым это еще предстоит, — сострил Грег, сбрасывая газ. — Вот поэтому-то им приходится чаще думать о страховке — не мудрено при убирающихся шасси. Нет, смотрятся они прилично… — Он опустил нос, потом снова чуть задрал вверх, одновременно еще убрав газ. — А мы, стало быть… садимся.

Машину тряхнуло, и она побежала по неровному асфальту.

Грег уже почти остановил самолет, но потом развернулся и заглушил двигатель. После жуткого рокота тишина в кабине оглушала.

— Вроде все, как надо, — ухмыльнулся Грег.

Йен уже успел отстегнуть ремни и открыть дверцу. Она подалась неожиданно легко. Забавные они, эти маленькие самолетики металлическая обшивка не толще стенки пивной банки. И как она, такая тонюсенькая, все выдерживает?

А может, подумал Йен, и со мной похожая история? Мысль эта вызвала невольную улыбку.

Йен выбрался из кабины на крыло и уже оттуда слез на асфальт. Грег привычно спрыгнул вслед за ним.

Йен, облегченно вздохнув, обошел самолет и остановился у дверцы в пассажирский салон. Какая-то несерьезная дверь, прямо автомобильная, Йен даже взялся за ручку с опаской — не сломать бы ненароком!

Грег влез внутрь салона и извлек оттуда неуклюжие черные кожаные сумки Йена, сделанные специально, чтобы их без труда можно было запихнуть под сиденье или закинуть на багажную полку. И мешок из грубого брезента для клюшек для гольфа — Йен носил в нем свои фехтовальные принадлежности.

— Хочешь, посижу тут и присмотрю за барахлишком, пока ты смотаешься до города и одолжишь у кого-нибудь тачку? — осведомился Грег. — Прогуляешься, а то что-то никто тебя не встречает.

Йен покачал головой:

— Нет. Брошу сумки куда-нибудь в тенек, к ангару, и пойду. — Интересно, как же быстро он усвоил обычаи маленьких городков! Полгода назад ему бы и в голову не пришло оставлять сумки без присмотра — это все равно что бумажник свой оставить. — Не надо меня ждать, если только ты не передумаешь и не захочешь поужинать. Жареные цыплята и бисквиты у Карин Торсен — объедение!

У Йена слюнки потекли, стоило ему представить, как зубы впиваются в хрустящую кожицу и в сочную курятину под ней. Может, этих цыплят пшеном откармливали на ферме у Хансенов, а может, Карин знала какие-то особые приправы, а может, все это просто колдовство.

Тьфу, ерунда. Готовила она вкусно, но если бы даже и переварила цыплят до состояния безвкусной резины, ему все равно не терпелось бы поужинать.

— На ужин можно было бы и остаться, да надо самолет пригнать назад. — Грег плотно притворил дверцу, после чего ласково шлепнул по ней. — В другой раз, ладно?

— Ладно, чего уж. — Йен достал бумажник. — На сколько там бензина нагорело?

— Так… — Грег поморщился. — Обычно мы сжигаем тридцать два, ну, тридцать три галлона за полет. Поправка на встречный ветер, всего часа полтора, да галлонов двадцать пять назад. Я могу воспользоваться карточкой моей компании и купить по два бакса за галлон.

— Спасибо тебе. — Йен вытащил из бумажника восемь двадцаток и подал ему. — В следующий раз, когда буду возвращаться, за мной ужин.

— Придется поверить. — Грег сунул деньги в карман джинсов и стал забираться в кабину, закрыв за собой дверцу. — Ты поосторожней, — бросил он Йену уже из окна. Затем пристегнулся, прокричал «от винта!», прикрыл форточку и запустил двигатель.

А Йен, поставив вещи в тени большого ангара, махнул ему на прощание.

Маленький самолет вырулил к концу взлетной полосы, медленно развернулся и устремился по асфальту, не пробежав и двух третей полосы, оторвался от земли и неохотно стал подниматься в небо, после чего, накренившись, повернул в сторону Миннеаполиса.

И стало тихо.

Ветер шелестел в траве, а далеко с запада, из-за лесозащитной полосы, до которой было мили полторы, со стороны фермы раздался рокот. Что это был за звук, Йен так и не разобрал. Может, кто-то, услышав рев самолета, ехал сюда разобраться, в чем дело.

Пусть себе разбираются, на здоровье. Йен вернулся быстрее, чем рассчитывал. Нечего ныть, если все идет, как задумано. Карин спросила, не может ли он вернуться пораньше, а для чего, по телефону объяснять не пожелала. Впрочем, для Йена так даже лучше. Опостылело валяться целыми днями на пляже, а то, что он, к своему удивлению, наткнулся на фехтовальный клуб в Бэсеттере, тоже дела не меняло — из местных не с кем было по-настоящему сразиться, разве что с одним саблистом, который классно стегал, но ведь стегнуть эспадроном — дело нехитрое, голые очки.

Йен даже невольно усмехнулся. Давно ли он сам считал, что клинок как раз для того и берешь в руки, чтобы заработать побольше очков!

Конечно, здорово, что ему удалось упросить приятеля подбросить его сюда на самолете, однако пройтись пешочком пару миль — тоже ничего страшного. Приходилось и поболе хаживать, да и еще придется. Впрочем, пока подождем.

До весны, может быть. Зима пролетит, и не заметишь. Тренировки по фехтованию с Торианом дель Торианом-старшим, по гребле с Осией, по рукопашному бою с Иваром дель Хивалом… К весне он будет как огурчик.

Заняться всем этим, конечно, здорово. «Если готов — полдела сделано», — говаривал Бенджамин Сильверстейн. Отец был вредный и занудливый тип, но даже остановившиеся часы два раза в сутки верно показывают время.

Сунув руку в мешок для клюшек для гольфа, Йен извлек упаковку с саблей, рапирой и ножны «Покорителя великанов» — сложенный вдвое кусок брезента с привязанной с обеих сторон мягкой холщовой веревкой, чтобы все это можно было повесить на плечо. Йен перебросил веревку через плечо. Бог с ними, с пожитками — пусть себе валяются на этом задрипанном аэродроме, а вот меч бросать не годится.

Энергично размахивая руками, юноша быстро зашагал по левой стороне шоссе.

«Международный аэропорт Хардвуд» — так было намалевано от руки возле съезда на проселок (оказывается, это не только шуточки Карин) — находился в полутора милях от города, но дом Торсена и комната Йена у Арни Сельмо лежали в другой части города, так что топать предстояло хороших полчаса.

Проселок чуть поднимался вверх, вдоль его широких откосов раскинулись черноземные поля. Городскому парню трудно разобраться, что здесь выращивали. Не пшеницу точно, иначе были бы видны колосья. Может, картошку?