Младший научный сотрудник 2 (СИ) - Сергей Тамбовский

А Коля Карасёв тоже подошёл ко мне и сообщил, что в институте ходят тёмные слухи о моей связи с Ниной в этом колхозе, и Наумыч очень недоволен ими.

— Не было ж ничего у меня с ней, — попытался отбиться я, но потом подумал и махнул рукой — на чужой роток не набросишь платок… особенно, если он с цветочками.

C Пугачёвым у меня ещё отдельный разговор был про Осипа — он долго выспрашивал, что да как случилось и почему все уцелели, кроме него. Что я мог ему ответить, кроме правды — правду и выложил. Он выслушал все мои речи молча и, по-моему, не очень поверил, но протокол, подписанный местным участковым, мои слова подтверждал… Я ещё на дорожку рискнул спросить у него, чем таким этот домовой так дорог председателю колхоза, на что он целую минуту раздумывал, а потом сообщил, что это его родственник. Дальний, по жене, но родственник, а родных надо поддерживать в любых ситуациях.

А завтра мы, как и обещали председателю, доделали свои недоделки, целый самосвал асфальта пришлось привезти. И часть его осталась неиспользованной… я предложил в виде бонуса сделать подъездную дорожку к нашей общаге, там от шоссе всего каких-то семь метров. Мы и укатали эту дорожку за часик.

А потом сдавали работу Пугачёву — он даже и не стал выезжать на место, а просто отслюнявил нам положенные бабки в правлении. Итого за минусом налогов и за плюсом обещанной премии мне получилось 3040 рупий, а всем остальным соответственно по 1520. Далее мы отстегнули Васе с Фомой обещанные проценты, осталось 1975 у меня и около тыщи у ребят.

— Когда в следующий раз приедете? — спросил у нас довольный Вася.

— В следующем августе наверно, — ответил за всех я. — А что?

— У меня для вас новая работа будет, — сообщил он, — более денежная. Готовы к такой?

— Всегда готовы, — сказал я, и мы отправились на остановку автобуса.

— Слышь, Камак, — остановил меня Аскольд, — может, такси возьмём? Деньги-то карманы жгут.

— Такси? — изумился я, — в колхозе «Заветы Ильича»⁇

— Ну не такси, конечно, а УАЗик какой — нас как раз четверо, влезем.

— А это мысль, — почесал голову я, — надо с Пугачёвым поговорить.

И через десять минут мы уже катили по свежеотремонтированной трассе Варнаково-Белужская, распевая дорожную песню.

— Весёлая картошка была, — сказал Аскольд, когда мы пили пиво в станционном буфете, дожидаясь электрички на Нижнереченск, — столько приключений у меня в жизни ещё никогда не случалось.

Глава 2. Мирная жизнь

Возвращение к мирной жизни, 1982 год, ИППАН

Маме я так и не сподобился позвонить из своего колхоза, совсем из головы вылетело в связи с круговертью событий. Но она так обрадовалась моему возвращению, что и не вспомнила этот момент.

— Иди мыться, а потом есть — сказала она мне, — я окрошку сделала.

— Есть идти мыться, — взял под козырёк я, — а окрошка из своего кваса или из казённого?

— Из своего конечно, — обиделась она, — тот, что в бочках, слишком сладкий для окрошки.

— Да, — вспомнил я, — нам же деньги заплатили за работу.

— И сколько сейчас в колхозах платят? — спросила она.

— Тыщу, — уполовинил я свой заработок, неподконтрольные денежные средства никогда ведь не помешают, — вот, — и я выложил на стол двадцать зелёненьких полтинников с портретом Ильича в овале.

— Ничего себе, — ответила потрясенная мама, — я столько и за полгода не заработаю.

— Денежная шабашка подвернулась, дорогу мы чинили, — объяснил я, — вот и получили немного побольше. А так-то все остальные ста рублями ограничились.

— Ну ты добытчик, — расцвела мама, — можешь распоряжаться этими деньгами, как хочешь.

— Совместно решим, что с ними делать, — ответил я и ушёл в ванную.

* * *

А наутро я честно сел на шестидесятый автобус и отправился в свой родной уже ИППАН имени академика Семёнова-Ляхова, вот такая сложная фамилия была у нашего большого босса. И сразу попал с корабля на бал. В смысле из колхоза на комсомольское собрание, посвященное неблаговидному поступку одного нашего коллеги, Вити-Витюни, техника из нашего же отдела. Я его всего пару раз видел, в своём синем халате он либо сидел и ковырялся во внутренностях какого-нибудь прибора, либо стоял у стеллажей с запчастями и подбирал комплектующие. Ничем он мне не запомнился, кроме унылой физиономии и синего халата.

— Сегодня у нас собрание комсомольского актива отдела 410, — сказал комсорг по фамилии Ишаченков. — По экстраординарному поводу — Виктор Бабичев сам всё расскажет, по какому.

Витя встал, уныло посмотрел на комсомольский коллектив и сказал:

— Да чего рассказывать, наверно и так все знают…

— Я, я не знаю, — подал я голос с заднего ряда стульев.

— Да, не все знают, так что давай уж, освети вопрос, — строго указал ему Ишаченков.

— Меня задержали дружинники на радиорынке, — всё так же уныло продолжил Витя и впал в ступор.

— Ты в час по чайной ложке-то не выдавай информацию, давай уже быстрее, — подстегнул его Ишаченков. — За что задержали, какое обвинение предъявили?

— Задержали за торговлю радиодеталями, — продолжил Витя, озираясь по сторонам, — детали я взял здесь вот, на этом стеллаже, — и он махнул рукой куда-то назад.

— Статью какую-то тебе пришили? — спросил Аскольд, сидевший тут в сторонке.

— Не, — мотнул головой Витя, — стоимость деталей не дотягивает до статьи. Только телегу на работу составили.

— И зачем же ты взялся торговать украденными радиодеталями? — сдвинул брови Ишаченков.

— Ну как зачем… жить-то на что-то надо, — резонно ответил ему Витя, — а на сто рублей зарплаты не очень-то проживёшь.

— Хм… — подал голос Бессмертнов, он хоть и вышел из комсомольского возраста, но всё равно присутствовал в виде приглашённой звезды, — наверно надо было лучше работать и продвигаться по служебной лестнице, если тебе денег мало. А не шарить по нашим стеллажам.

— Кстати, — высказал на удивление деловую мысль Ишаченков, — не имеет ли смысл ограничить свободный доступ к радиодеталям? Чтобы соблазнов не было.

— Мы подумаем над этим, — отозвался Бессмертнов, — а сейчас пусть Бабичев сам охарактеризует своё поведение.

— Да чего уж тут характеризовать, — сказал тот с совсем уже потерянным видом, — нехорошеее у меня поведение было.

— И как оно согласуется с твоим комсомольским статусом, расскажешь? — потянул одеяло в свою сторону комсорг.

— Ну как оно согласуется… никак, наверно, не согласуется, — вздохнул Витя.

— Товарищи, какие будут предложения? — перешёл к резюмирующей стадии Ишаченков. — Поактивнее, пожалуйста, участвуйте в собрании.

— Предлагаю исключить его из рядов ВЛКСМ, — выскочил бойкий программист Мишель, — потому что комсомольцы не могут воровать радиодетали.

— Ещё предложения есть? — потребовал комсорг, но чисто для галочки, тут и так всё понятно было. — Нет больше предложений… тогда ставлю на голосование вопрос об исключении Бабичева из рядов Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодёжи, — поименовал он эту контору полностью. — Кто за, прошу поднять руки.

Подняли все, кроме меня.

— А ты чего, Камак? — обратился комсорг ко мне.

— Я воздержусь, — ответил я, — не хочется портить жизнь парню.

— Тогда, значит, двадцатью семью голосами за при одном воздержавшемся собрание приняло решение об исключении Бабичева из комсомола. Все свободны… а ты, Виктор, пойдёшь со мной в комитет комсомола. В институтский для начала.

А через полчасика после экзекуции над Витюней по внутреннему телефону меня вызвал в свой кабинет Наумыч. Лифты в нашем корпусе ещё не успели наладить, так что побрёл по узкой винтовой лесенке. На втором этаже пересёкся с Пашей-киноманом, он там стоял на площадке перед лифтом и курил, одновременно читая какой-то журнал на английском.

— Хай, дьюд, — протянул я ему руку, — как проходит адаптация к мирной жизни?

— Да всё путём, Камак, — пожал он мне руку, — думаю вот, куда бы заработанное бабло пристроить…

— Надумаешь, дай мне знать — может, объединим усилия, — и я двинулся далее.

Третий этаж занимали начальственные кабинеты и бухгалтерия, четвёртый и пятый я пока не очень понял, что из себя представляют, а на шестом, предпоследнем, обосновались начальники средней руки. Типа вот нашего Семён-Наумыча. Ну и плюс какие-то гидрофизические лаборатории в самом конце коридора имели место. Дверь с надписью «Начальник отдела №410» была слева где-то посередине.

— Можно? — постучался я в неё, изнутри раздалось мощное «заходи, не бойся», я и зашёл.

Наумыч сидел в кресле, развалившись в весьма свободной позе, одну ногу при этом он закинул на низенький подоконник.

— Аааа, пришёл наконец, — с кислой миной сказал он, ногу при