Прощанье с Родиной - Евгений Попов

Но, как говорится в народе, – дождались! Служивые манят наших героев пальцем. Входите, дескать, господа-товарищи.

Служивых, кстати, как мы уже сообщал, было двое – один высокий, другой – низенький (этого мы не сообщали), но выглядели они совершенно одинаково, как доллары, евро и рубли, как камешки на морском берегу, как братья, дети одного отца, который, по выражению американского писателя Шервуда Андерсона, «видите ли, ушел в море». Вот как дисциплинирует и преображает людей штатная одежда, табельное оружие и демократия.

Чего не скажешь о двух наших друзьях-приятелях, не имевших ни того, ни другого, ни третьего, а имевших – один отвислое пузо, лысину вполголовы и кривую бороду (писатель Гдов), а другой – наглую морду, 1 м 87 см роста, трепетное сердце безработного (безработный Хабаров). И московскую прописку (оба).

Поманили пальцем… А они в это время слушали радио по обыкновенному комнатному динамику, оставшемуся в помещении на память о мрачных временах. Откуда доносилось информационное сообщение о том, что на юге Москвы уже что-то полыхает.

Шагнули они, значит, в неведомое пространство, а ничего-то сюрреалистического-то они, друзья, практически-то и не обнаружили там, откуда никто не возвращался, дорогие вы мои, хорошие. Просто, знаете ли, сидит за бронированным стеклом девчонка – оленьи глаза и молча на них смотрит, держа двумя руками пачку зеленых долларов. Зелень. Цвет весны, возрождения. Оленьи глаза. Эх, люблю романтику!

– Проходите, граждане, – услышали они негромко сказанное неизвестно откуда и даже не успели удивиться – куда это им еще приказывают проходить, к Богу в рай, что ли, когда они и так уже на месте.

Но тут вдруг сама собой распахнулась пластиковая финская дверь, расположенная практически бок о бок с бронированной оленеглазой девчонкой, и их туда, в эту дверь, практически как бы и засосало, как в некий вакуум. Вакуум – это по-русски будет пустота, если кто не знает.

А там-то все и началось! Там сидел им и всему старшему поколению постсоветских граждан до боли знакомый коммуняка с портфелем-дипломатом, шагнувший в неведомое пространство обмена валюты прямо из застойных времен Леонида Брежнева, К.У. Черненки, поэта Андропова и раннего Горбачева. Над коммунякой портрет Ленина сиял, как родной, слева стояла несгораемая железная касса, справа – графин с водопроводной водой. Коммуняка брезгливо посмотрел на зеленые бумажки, которые друзья держали в руках, нелюдимо просипел что-то неразборчивое, брезгливо и привычно махнул пухловатой короткопалой рукою и…

…и друзья оказались ввергнутыми в следующее узилище. «Черного кобеля не отмоешь добела», – высказал с экрана древнего советского телевизора «КВН» свою точку зрения на американский империализм Никита Сергеевич Хрущев, правивший непосредственно после Сталина, а белозубый комсомолец с пшеничным чубом, внимательно слушавший содержательный доклад тогдашнего лидера, сначала им незаметно подмигнул, а потом, на секунду оторвавшись от телевизора, от важного дела собственного политического просвещения, угостил каждого из них хорошим пинком, отчего они тут же и вылетели в следующую дверь, лишь на секунду удивившись, сколько тут, в простом обменном пункте, просторных арендованных помещений. Наверное, недешево стоит эта аренда в свете набирающей силу рыночной экономики обновленной России?

…Время – назад! Сталинские соколы в темно-зеленых френчах и мягких кавказских сапожках. Какой-то запомнился хрен моржовый типический, в полотняном картузе, с нашлепкой усов над тонкой губой. Трудновато пришлось ребятам: бессонные ночи, конвейер на Лубянке, ледяной ад колымских лагерей… но вот уже новые врата распахнулись, за которыми оказался полный НЭП, организованный лично тов. Лениным «всерьез и надолго», где им за их доллары сулили кучу неведомо чего, каких красивых благ – и жареного гуся, и трактор «Фордзон», и концессию на забайкальских приисках, да не сошлись в цене, и опять им немного напинали бока.

…Смотались, Троцкого встретили – не соблазнились… а тут и какие-то совсем уже брутальные личности тянут их куда? Естественно – снова на допрос, и сидит там живописный дядька такой в усах пушистых, свисающих ниже подбородка, в смушковой папахе с красной лентой, да в кожане, тельняшке, да портупеей перепоясанный, да оружием обвешанный – и чего уж у него только нет, братцы! Тут тебе и граната, и наган, и маузер, и разрывная пуля «дум-дум», и сабля – клинок боевой. Чего хочешь! На любой вкус! А одесную и ошую от него двое в таких же национальных костюмах времен Гражданской войны, пока еще безусые, хотя тоже очень храбрые.

– Кто такие, почему не знаю? – спросил красный командир.

– Валюту менять пришли, – бесстрашно и четко, как в фильме «Мы из Кронштадта», ответили писатель Гдов и безработный Хабаров, стоя, как на одноименной картине «Допрос коммуниста» художника Иогансона.

– А вот щас вам будет валюта, – посулился командир и ласково обратился к своей подрастающей смене: – А ну-ка, хлопцы, всыпьте-ка по пятьсот горячих двум этим мудакам.

…Закрыв глаза, до крови закусив губы, тяжело дергались под свистящими ударами революционного ремня. Больно-то – больно, но самое главное – за что?

– …А за то, милостивые государи, что все мы коллективно виноваты в трагической истории нашей многострадальной матушки-России, – учил их какой-то сухощавый дореволюционный господин в пенсне, с добрыми близорукими глазами и бородкой клинышком. – Мы коллективно задолжали народу, совершенно оторвавшись от него. Гляньте окрест – какая чушь и дичь творится в наших бедных селениях! Поля и долы буквально стонут: свободы, свободы!.. И свобода придет, она неизбежно придет в 1917 году. Она будет нагая и с нагайкой. И лик ея будет ужасен и прекрасен, и судорога ужаса, восторга и сладострастия пройдет по нашей великой земле, нежели прежде все в конце концов не закончится естественным наилучшим устройством, и покой снизойдет на нашу усталую, обагренную кровью, пропитанную потом, пропахшую дымом пепелищ родную почву, и все люди действительно станут как братья, каковыми они и являются изначально безо всякого там Шервуда Андерсона. Но – труд и терпение! Тяжкий труд и великое терпение – это единственное, что может быть реальной дорогой, колеей, тропой или тропинкой. Так победим – в единении с землей, почвой, народом и прогрессом! И еще увидим небо в алмазах!

Ялта, естественно. 1904 год. Греческая кофейня на берегу лазурного залива. Белый парус по кромке горизонта слепит глаза. Жужжание насосавшейся опивок белого «Абрау-Дюрсо» пчелы, как аккомпанемент правильным речам солирующего хорошего господина, чьи речи убаюкивают писателя Гдова и безработного Хабарова, волею судеб перенесенных сюда из Москвы третьего тысячелетия. Мир, благодать… До Японской войны остался год, до Первой мировой – десять лет, до Второй мировой – тридцать пять, до Третьей мировой – неизвестно сколько.

Мир, благодать, но темнеет горизонт, и шквальный ветер перечеркивает пространство, и бесследно гибнет в черной пучине белый парус, и взбаламутивший море смерч гигантским штопором вонзается в берег, и выдирает оттуда, как пробку, и писателя Гдова, и безработного Хабарова.

И вновь стоят они в начале третьего тысячелетия, повинуясь моей писательской воле, в очереди на обмен валюты в том пункте одноименного названия, который, как известно, расположен в полуподвале. На улице какого-то отмененного вождя с полузабытой фамилией, которую, с одной стороны, никто никогда не помнил, а с другой – мы все теперь живем в новой реальности, у нас есть новые, не менее значительные вожди, так какое дело нам до старых?

Где пятнистые служащие все так же переговариваются под плакатом, фиксирующим точное взаимоотношение трех новых товарищей – евро, рубля и доллара. И вообще – все в полном порядке. Усталые, но довольные клиенты время от времени покидают пункт, теребя во взволнованных руках кто антисоветский рубль, кто американский доллар, кто континентальный евро, страна уверенно идет маршрутом рыночной экономики после того, как завершились классовые и национальные катаклизмы, утихла кровопролитная война на Кавказе, торжествует демократия, социал-демократы получили на последних выборах подавляющее число голосов, рейтинг Президента повысился совсем, погода устанавливает правила игры, фермер Краснов изобрел двигатель, работающий на воде и моче, пресечена попытка контрабанды старинных икон, в Башкирии установили особый порядок контроля за валютными средствами, думская согласительная комиссия предложила депутатам не лишенный остроумия выход из щекотливого для страны положения, мошенница обманула клиентов на 20 миллионов рублей, американская корпорация поддержала поддержанные правительством США проекты в России, столичные капиталы перенесли схватку в регионы, политические проблемы подкосили западную валюту, управляющие активами пенсионных фондов объединились, а прибалты принялись винить в своих бедах и Запад, и Восток… а украинцы признали «незалежность» Крыма, но поставили в качестве необходимого условия переименование города Симферополя в город АКСЕНОВ – ПИСАТЕЛЬ, по фамилии автора популярной исторической хроники «Остров Крым», определившей судьбу этого региона… а долгое воздержание от выборов чуть не сыграло на руку оппозиции, а соотношения центра и регионов достигли состояния неустойчивого равновесия, а вновь введенную цензуру вновь отменили, а друг врага не обязательно враг.