Спецкоманда №97 - Михаил Нестеров

Открыв ящик стола, Паршин смахнул в него журнал. Через секретаря вызвал Максакова. Тот явился через час с четвертью.

— Ты говорил о провале испытаний модернизированной ракеты, — напомнил генерал гендиректору. Серьезной размолвки между ними словно и не бывало. Одинаково сдержанные, они вели деловой разговор. — Что удалось выяснить по этому поводу? Присаживайся.

— Специалисты из конструкторского бюро пришли к выводу, что виной всему некачественные комплектующие, — ответил Максаков, заняв место напротив шефа.

— А именно?

Гендиректор вынул из кармана записную книжку в лайковом переплете и перевернул несколько страниц:

— ЗПК-800К, — ответил он.

— Электроника? — уточнил Паршин, неотрывно глядя в серые глаза собеседника. Максаков, как всегда, был одет безупречно: фирменный серый костюм, белоснежная сорочка, галстук. От него исходил тонкий аромат французского одеколона.

— Да, в пусковых установках. Простенькая интегральная схема. Военпредов на них не хватает! — Максаков выругался. — Сорок заводов работают на концерн, Александр Петрович.

— Где штампуют эти схемы?

— В Астрахани. А платы идут из Элисты.

— Почему именно из Калмыкии?

— Там производство налажено, да и дешевле, чем в Екатеринбурге. На порядок дешевле. — Максаков убрал записную книжку в карман и закинул ногу за ногу.

— Вот и догонялись за дешевизной. Минимум полгода коту под хвост. Пролетели мимо денег. Что ты намерен делать?

— Заключить договора с Екатеринбургом.

— Значит, Калмыкия и Астрахань побоку? Сколько рабочих мест закроется, это ты посчитал? И вообще, кто тебе позволит? С такой политикой, друг, можешь не рассчитывать на гособоронзаказ. Расшифровать? Государственный оборонный заказ. И все это звучит слитно. О другой стороне вопроса тоже подумай: ты у калмыцкого завода отнимаешь солидный заказ и отдаешь его туда, где безработицей не пахнет. Пока что мы в Кремле находимся.

— Да, а с такой политикой нам не зенитные комплексы делать, а водосточные трубы клепать.

— Сначала разберись в причине брака. И вообще тебе не помешало бы ознакомиться с каждым твоим предприятием. Считай это твоей предвыборной кампанией. Поезди по заводам, пообщайся с директорами, рабочими. Узнай чаяния народа, — с усмешкой сказал генерал. — Знаешь, Валера, когда ты к людям с душой, то и они к тебе по-человечески. Начни с Сибири, а закончи южными регионами: Дагестан, Калмыкия, Астрахань. И домой. Ну что, отдавать команду на составление графика?

Максаков развел руками: «А куда деваться?»

Паршин улыбнулся: «Вот ты и попался, друг. Вот и попался».

Через две недели к рабочим поездкам Максакова по предприятиям «оборонки» все было готово. Паршин сам позаботился о его надежной охране. Знал точный маршрут, график передвижения и прочее, что было делом приоритетным среди служб охраны. В каких точках остановится транспорт, кто и когда будет встречать. А Максаков безукоризненно придерживался протоколов, рекомендаций сотрудников Федеральной службы охраны, когда выезжал с ними в командировки. Для него это было так же естественно, как сесть за стол и расстегнуть пуговицу пиджака, вставая — застегнуть.

Северный Дагестан, поселок Пионерский,

28 августа 1997 года, четверг, месяц спустя

Мелкий, не по-летнему холодный дождь, зарядивший с утра, разогнал плотную туманную дымку над морем и наводнил грустными фортепианными звуками окрестности. Лейтенант Олег Колчин слышал эту печальную мелодию дождя. Она просачивалась сквозь намокшую форму, впитывалась в кожу, проникала в душу, вызывая в груди странное ощущение близости Рождества.

Мелкие дождевые капли на лбу офицера походили на выступившую испарину, дрожь, вызванная бессонницей и слабостью, была похожа на озноб.

«Колотит...»

Олег смотрел на безжизненно повисшие лопасти вертолета, на суету вокруг него, на распахнутый, зияющий черной пастью люк, который поглотил шесть тел погибших спецназовцев... Они, непохожие на тех, которых Олег знал, будто состарились за миг до смерти. Этот миг сожрал ту долгую жизнь, что им уже не прожить. Кто-то свыше пообещал им долгое и счастливое будущее, обманул и забрал назад. Миг, за который пролетели перед их глазами обман и обещания...

Что-то подсказывало Олегу, что его мысли близки к истине: спецназовцев обманули, накормив ядовитыми обещаниями.

«Подснежники никогда не цветут под Новый год...» Это на призрачную музыку ложились странные, противоречивые слова, рожденные то ли в воспаленном мозгу, то ли в саднящей душе молодого лейтенанта.

Кто-то тронул его за плечо. Олег обернулся. Старший лейтенант Владимир Тульчинский. Черная форма, черная пилотка с желтоватой каймой и намокшим «крабом». Старлей с упрямым взглядом и суровыми складками вокруг рта протянул лейтенанту плоскую фляжку: «Глотни». И, разряжая обстановку, с напускным равнодушием заметил:

— "Груз-200-У".

— Что?

— "Учебный", — дешифровал моряк. — В нашем центре это первый несчастный случай. И вообще первый. Бывало, что курсанты руки, ноги ломали, один получил компрессионный перелом позвоночника... — Тульчинский помолчал, также не сводя глаз с вертолета. — Мне рассказывали: один грибник попал в медвежий капкан. Не смог высвободить ногу. Его облепили комары. Когда его нашел охотник, бедняга был похож на освежеванного кролика. Охотник пристрелил его — из жалости. Вот только не знаю, байка это или было на самом деле.

— К чему это? — не понял Олег, возвращая товарищу фляжку.

Старший лейтенант не ответил. А про себя подумал, что байка эта — в тему. Погибших курсантов центра спецподготовки ГРУ «Дельта» он сравнил с бедолагой-грибником. Был и охотник...

Тульчинский снова сделал «сбивку», стряхивая с пилотки влагу и глядя на бескрайние поля дождевых облаков:

— Как и обещали, погода со спрыснениями. Переменчивая, мать их!

К отлету «вертушки» все было готово. Экипаж из трех человек занял места, группа сопровождающих офицеров из центра слушала последние наставления начальника военно-морской базы.

— Почему ты отказался лететь сопровождающим? — спросил Колчин.

— Не спрашивай, — отмахнулся Тульчинский. — Зачем мне это? Всю дорогу смотреть на брезент и угадывать под ним мертвые лица? А потом выгружать, перегружать, подписывать акты... Мне хватило того, что я подбирал их на борт катера. Нет, это не по мне: запор, газы, геморрой в жопе. Как в страшном кино. Сейчас я думаю о другом: что будет с центром. — Старший лейтенант покачал головой. — Придется искать другую работу.

— Тебе не кажется, что все это напоминает сеанс магии?

— Чего?

Олег посмотрел товарищу в глаза.

— Я видел их лица. Такое чувство, что они умерли во сне. Но видели не кошмар, а что-то безоблачное. И вот я спрашиваю себя насчет последующего разоблачения этого «волшебства».

Старлей сморщился:

— Олег, это тебя кошмарит. Не забивай себе голову. Никто не знает, что чувствует человек, умирая от кислородного отравления. Может, они действительно увидели что-то райское, — с легким сарказмом и долей раздражения сказал Тульчинский. — Ты у нас новичок, Олег, а я, извини меня, еще в учебке наработал с аквалангом больше ста часов, общий подводный стаж перевалил за двести. И то до конца не знаю, что может произойти под водой: с самим собой или с аппаратом. Порой чертовщина мерещится. По мне, так лучше совершать прыжки с парашютом, чем погружаться под воду.

Оба офицера отступили, придерживая головные уборы. Лопасти «восьмерки», набирая обороты, погнали на провожающих валы мокрой пыли. Эта яростная взвесь ударяла в тела с частотой и силой отбойного молотка. Когда вертолет поднялся и резко взял в сторону, напор ветра ослабел, и стало непереносимо холодно.

Старший лейтенант зябко поежился:

— Нужно сходить в баню. Пропариться.

Час назад он бросил в раскаленную добела топку противогаз. Тот вспыхнул и моментально съежился. А за стеклами словно блеснули глаза самого Тульчинского.

Москва,

27 сентября 1997 года, суббота

В этот теплый осенний день Евгений Дудников подогнал машину к подъезду своего дома. Его уже поджидали две женщины. Лет сорока пяти грузноватая дама, одетая по случаю поездки на дачу в обтягивающее трико и футболку, была тещей Евгения. Ее будущая копия также нацепила коротенькую маечку, открывающую пупок, светлые брюки и белоснежные кроссовки. На участке она будет обходить грядки стороной, ежеминутно стряхивать невидимую пыль с одежды, очищать грязь с модной обуви и грызть яблоки. Причем, начал заранее злиться Дудников, очень громко, с каким-то клинико-стоматологическим хрустом. Потом ее начнет дико пучить. Мамаша, как всегда, наставит дочь: мол, чтобы не пучило, яблоки нужно жрать без кожуры.