Черви-Завоеватели (ЛП) - Кин Брайан

Кого я обманываю? Я даже не могу пошевелить ногами, так зачем беспокоиться о том, смогу ли я выйти на улицу?

На заднем крыльце есть старый генератор, но я не думаю, что он работает. Я не пользовался им со времен снежной бури в 2001 году. Даже если бы он все еще работал, мне пришлось бы спуститься в подвал, чтобы подключить его к блоку питания, а затем выйти на улицу, чтобы запустить его. И, как я только что сказал, я не могу сделать ни того, ни другого.

Итак, я лежу здесь в луже, жалея, что у меня нет электричества, но на самом деле мне нужна доза никотина. Моя последняя банка "Скоала"[1] опустела на тридцатый день. Мне пришлось слизывать кусочки табака с крышки, чтобы хоть что-то достать. С некоторых пор я потею из-за недостатка никотина. Жевательный табак мог бы все исправить. На данный момент не имело бы значения, какой: "Скоал", "Кадьяк", "Копенгаген", "Хокен", может быть, даже сигарета или сигара (хотя я никогда особо не любил курить) или какой-нибудь лист, похожий на почтовый мешочек. Просто принять немного никотина сейчас было бы лучше, чем черничный пирог моей жены. Хотя ее пирог с черникой был просто великолепен. Действительно, очень хорош.

Может быть, вам интересно, как такой старик, как я, раненый старик, находит силы и энергию, чтобы писать что-то подобное. Что ж, позвольте мне сказать вам – я делаю это, чтобы отвлечься от тяги к никотину.

Я многое пережил за свои восемьдесят с лишним лет. Я пережил укус гремучей змеи, когда мне было семь, оспу, когда мне было девять, и падение с высоты тридцать футов с большого дуба, когда мне было двенадцать. Я пережил Великую депрессию с наполовину полным животом. Я воевал во Второй мировой войне. Соврал о своем возрасте и отправился в учебный лагерь, когда мне было четырнадцать. Несколько месяцев спустя я был в Европе, сразу после вторжения в Нормандию. После этого меня отправили и на Тихий океан. Я не мог бы назвать вам количество взрывов, в которых я участвовал. Я убивал чужих сыновей на войне и никогда не задумывался об этом дважды. Я вернулся домой только для того, чтобы Вьетнам потребовал взамен моего собственного сына. Я всегда считал, что это Божий способ все уравнять. Я наблюдал, как политики бэби-бума и бывшие магнаты Уолл-стрит-хиппи разрушали то, над чем так усердно трудилось мое поколение. Мы подарили им прекрасную страну, а они разрушили ее своей жадностью, своими лоббистами, капучино-барами с доступом в интернет и своей рэп-музыкой. Я видел, как мои хорошие друзья старели и умирали. Большинство из них уже умерли, кроме Карла. Один за другим они умирали от болезни Альцгеймера, рака, одиночества и просто от старости. Как у "Форда" или "Шевроле", в конце концов, наши детали изнашиваются, независимо от того, насколько хорошо мы сложены. Несколько лет назад я смотрел по телевизору церемонию посвящения Мемориалу Второй мировой войны в Вашингтоне и был потрясен тем, как мало нас на самом деле осталось. Ощущение было такое, словно меня в живот пнул осел. Вдобавок ко всему прочему, я пережил свою жену Роуз. Я точно могу сказать, что через это не должен проходить ни один муж. Это может показаться эгоистичным, но я хотел бы умереть раньше нее. Я так и не смог пережить смерть Роуз.

Но, несмотря на эти испытания и невзгоды, самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось переживать, это сидеть здесь и слушать постоянный стук больших, толстых капель дождя, бьющихся в окна и крышу, слушать это без остановки, весь день и всю ночь, без щепотки табака между вставными зубами и деснами для комфорта.

Мои извинения. Я старик, и посмотрите, что я наделал. Я увлекся и сбился с рассказа. Я начал писать о сорок первом дне, а потом пошел по касательной, разглагольствуя о своей истории жизни и проклятой погоде.

Конечно, я считаю, что это конец истории моей жизни. И я полагаю, что где-то в глубине души я знал это с момента моей поездки в Реник.

Реник. Это было на тридцатый день. Может быть, мне лучше начать с этого?

О, Господи, мне нужно немного никотина! Должно быть, так чувствуют себя героиновые наркоманы. Я никогда не понимал, как молодые люди могут подсесть на наркотики, но, конечно, я и сам подсел на наркотик. Единственная разница в том, что моя зависимость была законной. Я скучаю по этому. Не знал, насколько сильно я был зависим от никотина, пока его не стало.

Это было то же самое настойчивое желание, которое разбудило меня на тридцатый день. Мое тело умоляло меня, обещая, что если я просто дам ему немного никотина, это избавит меня от головной боли, бессонницы, зубной боли (потому что даже когда носишь вставные зубы, ты все равно можешь чувствовать фантомную зубную боль), боли в горле, боли в груди, диареи, ночного пота и плохих снов. Я знал, что это ложь. Эти вещи появились не от отказа от никотина. Они появились со старостью.

В любом случае я не знаю, могла ли доза никотина как-то повлиять на ночные кошмары. Мне снилась Роуз, по крайней мере раз в неделю после того, как она ушла. Так было и тогда, когда мой мальчик, Дaг, погиб во Вьетнаме, хотя с годами кошмары прошли. Как бы ужасно это ни звучало, сейчас бывают моменты, когда мне приходится смотреть на его фотографию, просто чтобы вспомнить, как он выглядел на самом деле. Я больше не могу вспомнить, как звучал его голос. Я думаю, что все это последствия старости. Но, в любом случае, это не имело значения. Даже если бы никотин мог прогнать сны, ближайшим местом, где можно было купить банку жевательного табака, была заправка "Пондероза" в Ренике.

Реник – следующий город после Панкин-Центра. Он был в сорока пяти минутах езды вниз по склону горы по мокрой и скользкой дороге. Я избегал этой поездки с тех пор, как начался дождь. Но на тридцатый день, охваченный какими-то действительно неприятными симптомами нехватки никотина, я вышел под ливень. Мне потребовалась целая минута, чтобы добраться до своего пикапа "Форд" (я не водил "Таурус" с тех пор, как умерла Роуз), и к тому времени, как я забрался внутрь, я промок до костей. Я вытер очки салфеткой из бардачка. Затем повозился с ключами, скрестил пальцы, помолился и начал. Грузовик ожил, отплевываясь и кашляя, и совсем не обрадовался ситуации, но все равно тронулся. Я проверил манометр и увидел, что у меня осталось три четверти бака. Этого хватило бы, чтобы доставить меня в город и обратно.

К тому времени большая часть камней на нашей гравийной дорожке была смыта, остались только грязь и колеи. Даже после того, как я перевел трансмиссию на полный привод, шины крутились и проворачивались. Я не думал, что смогу выбраться на главную дорогу, но в конце концов я это сделал.

Вздохнув с облегчением, я начал спускаться по горной дороге к Ренику. Я покрутил радио, надеясь услышать чей-нибудь голос или даже какую-нибудь музыку, но там были только помехи. В течение нескольких недель я задавался вопросом, что происходит, с тех пор как отключилось электричество и телефонные линии. Прошло уже некоторое время с тех пор, как я в последний раз слышал чей-то голос, и мне было одиноко. Я привык бродить по дому и разговаривать сам с собой, просто чтобы облегчить пустоту, и меня тошнило от звука собственного голоса. Даже одно из помешанных ток-шоу, которые, казалось, завладели радио в эти дни, было бы желанным. Вместо этого единственными звуками, составлявшими мне компанию, кроме помех радио, были дождь и дворники на ветровом стекле, которые отбивали устойчивый ритм, пока я вел машину.

Я знал, что если бы Роуз была еще жива, она бы сказала мне, какой я упрямый. Упрямый старик, делающий глупости – и все потому, что пристрастился к табаку. Но вот в чем дело. Когда ты становишься старым, когда становишься пожилым, ты теряешь контроль над всем. Все, что тебя окружает, больше не твое. Твой мир, твое тело, а иногда даже твой разум. Это заставляет тебя упорствовать в том, что ты все еще можешь контролировать.

Может быть, это звучит банально, но большую часть пути мое сердце билось где-то в горле. Во времена до дождя, когда наступала зима и наваливало много снега, мы с Роуз не ездили в Реник. Для людей нашего возраста извилистая однополосная дорога была опасной даже в самых лучших условиях. Но после тридцати дней дождя это был кошмар, хуже, чем самая сильная метель в Западной Вирджинии.