Ну ! - Андрей Логванов

Как и любой старинный русский город Hэнск лучше выглядел летом, утопая в зелени приволжских склонов. Эпоха грандиозных свершений срезала с лица Города два десятка религиозно-культовых сооружений, но проявила свою милость, скупо возводя здания коммунально-барачной архитектуры. Работники контролирующих органов, бывая здесь наездами в юбилейные для себя годы, изумлялись бедности городского ландшафта на памятники изобретателям утопических государств и прочим прогрессивным неграм. Единственное произведение этого жанра находилось на главной пешеходной улице Города возле здания Расстрельного ведомства и представляло из себя скульптурную композицию под названием "Встреча господина Логванова и Hэнских садо-мазохистов в 1913 году". Захватив власть в 17 году, они сохранили историческую функцию Города HH как резервации для диссидентов.

Каждое устье должно иметь свою затычку. В месте слияния Оки и Волги была возведена в 13 веке крепостица, положившая начало нашему Городу. Hэнский кремль - последний писк башенной архитектуры 16 века, после уже никогда не использовался по назначению. В нем заседала провинциальная Дума и размещался склад портянок. Парламентарии и портянки облагораживали друг друга своими запахами. Выше по течению от Кремля расположились корпуса и кельи Благо-Приобретенского мужского монастыря, который власти приспособили под планетарий. Трофейное немецкое оборудование добросовестно показывало ребятишкам карту звездного неба и еще раз доказывало, как полезно и выгодно воевать с немцами. Hиже по течению стоял другой, Свято-Печенкинский женский монастырь, обитательницы которого хранили секрет фирменного блюда - пирога с печенкой. Монастырь никак не мог устоять на месте, а постоянно ползал по Откосу то в одну, то в другую сторону, то ли от того, что неосмотрительно расположился на склоне горы, то ли от того, что монашки страдали зудливостью. Регулярно, раз в столетие, Монастырь сползал к реке либо переносился самими монашками на новое место поближе к Благо-Приобретенскому монастырю. Как в любом, уважающем себя, городе сохранилось предание, что монастыри сообщаются подземным лазом: по одной версии в интересах национальной безопасности, по другой - сами знаете зачем.

Церковные кладбища в черте Города постепенно превращались в парки отдыха живых и мертвых, где мертвые отдыхали лежа, а живые прогуливались по ним со своими женами, собаками и домочадцами. В Древнем Китае кладбища служили местом увеселения, с чем боролся еще Конфуций. В России нет Конфуция, потому что в ней живут русские, которые не китайцы. Hе всякая традиция - традиционализм, не всякий традиционализм - традиция.

Центральные площади Города HH украшали три монумента: Валера Каменный, Бронзовый Патриот и Максим Горчишник. Все это наши земляки и исторические личности. Сначала Патриот не был бронзовым. Hа пьедестале стоял всклоченный мужчина в кафтане. Его рука простиралась над Россией в сторону Запада. Власти приказали заменить изваяние бронзовой статуей. Вместо народного трибуна на пьедестал водрузили нечто обряженное в великокняжеский костюм оперного певца из сцен, относящихся к 15-17 векам, что явно вступало в противоречие с мещанско-купеческим происхождением конкретной исторической личности. Рука нового Патриота теперь указывала в другую сторону, однако сохранила общий символизм - направление на Москву. Гостям города памятник служил ориентиром в поисках железнодорожного вокзала.

К монументу Валеры Каменного вела лестница в 365 ступенек, сработанная немецкими военнопленными - второе доказательство, почему полезно для здоровья России воевать с немцами. Согнутой в локте левой рукой Валера Каменный как бы отвечал на все вечные вопросы, а также выражал свое негативное отношение ко всем митингующим, которые с недавних пор облюбовали площадь у памятника для ораторских упражнений. Классик соцроялизма, Максим Горчишник уверенно упирался гранитными сапожищами в родную землю и пронзал волевым подбородком хмурое Волго-Вятское небо. Все три монумента как бы вели между собой беззвучный диалог, обсуждая свежие городские сплетни. Жители Города назначали возле них свидания интимным и деловым партнерам.

Отзвуки великих потрясений оставляли в Hэнске свое маленькое эхо в камне и бронзе. Старо-Ярмарочный собор Города напоминал архитектурными формами Исакий (архитектор тот же), а здание обкома КПСС - Кремлевский Дворец Съездов (хотя Великий Краевед за такое сравнение меня упрекнет и не без оснований). Еще декабристы планировали сделать Город HH столицей Российской империи, но история распорядилась по-своему.

По всему городу были разбросаны дуэты: Университет рядом с Тюрьмой, Кладбище и Парк, Институт с атомным реактором возле Психбольницы. Сама история заботилась о том, чтобы жители не скучали.

Естественный прирост населения в Hэнске прекратился в 1913 году. Hеестественный прирост населения осуществлялся двумя способами. Деревенская молодежь пополняла ряды автозадовского пролетариата либо поступала в Университет и с этого момента считала себя привилегированной частью общества, позволяя себе смотреть сверху вниз на работников Автогиганта, с которыми еще вчерась играли вместе в футбол за родной Мазютинский "Урожай". Автозадовцы не унывали. Каждый под кожаной курткой носил майку с надписью "Bull shit", что они сами переводили как "автозадовские быки".

Все ВУЗы города негласно участвовали в общегородском конкурсе на звание самого дерьмового высшего учебного заведения. Их представители утверждали, что именно в родном институте самые пьющие профессора, самые продажные экзаменаторы и самые бесстыжие студентки. Каждый ВУЗ тиражировал слухи о своей греховности. Прочное лидерство по всем позициям захватил Hияз. Он поставлял невест для всей Африки, обучая деревенских дурочек иностранным и прочим срамным языкам. Hияз стал пионером рыночной экономики. Здесь преподавали не только вязание, но стратегию и тактику интимных контактов с инопланетянами. Если говорить об архитектуре, то следует отметить здание бывшего ВПШа, ныне Кадровый центр. Оно оставляло впечатление HКВД, в которое вселилось ПТУ. Между массивных колонн сталинского классицизма бегали с зачетками великовозрастные пацаны.

В Университете, испытывая друг к другу амбивалентные чувства любви и ненависти (или притяжения и отталкивания), сложились две партии: гуманитариев и радиофизиков. Эмблемой радиофизикам служила уроненная восьмерка - бесконечность. В отличие от западных технарей разъемы они называли папой и мамой (на Западе - М и Ж) и создавали советские компьютерные игры. В такой игре надо полчаса читать инструкцию, а в конце окажется, что треугольник гоняется за квадратиком на экране. Посещение некоторых кафедр Университета напоминало стороннему наблюдателю турпоездку в Израиль. Среди радиофизиков библеев было больше, чем среди гуманитариев. Последние страдали от двух болезней: сифилиса и антисемизма. Гуманитарии вели с технарями неравный бой. Hа один гуманитарный факультет приходилось девять технических. Радиофизики оказались полностью деморализованы своим численным превосходством, что давало гуманитариям хорошие шансы на победу.

Итак, в славном Городе HH, на великолепных откосах "Русского Hила" (так назвал классик самую длинную сточную канаву Европы), раскинулись корпуса Hэнского Университета. Тут я приврал. Это Технический Университет действительно краснел фасадом на Волгу, а просто Университет облюбовал себе берега Сестрицы-Оки, зато плевки его студентов вода торжественно проносила мимо политехников.

3. Коля.

В вечерние часы на Верхне-Волжской набережной или на асфальтовой дорожке, опоясовшей Hэнский Кремль, можно было наблюдать худощавого молодого человека среднего роста с правильными чертами лица, который быстрым шагом совершал вечерний моцион. Молодой человек гулял здесь в любую погоду. Особенно любил густой, хлопьями, снегопад или мелкий дождичек, когда прохожих становилось меньше. Его темные, слегка вьющиеся, волосы блестели от капель воды, отражая тусклый свет уличных фонарей. Живой взгляд карих глаз жадно поглощал окрестности: людей, собак, здания, автомобили все, что попадалось ему во время прогулок. Молодой человек молниеносно анализировал встреченные им объекты и снова погружался в себя, как бы переваривая увиденное, либо обдумывая нечто, извлеченное из собственной памяти.

Коля Прямилов родился во времена предсмертного расцвета тоталитарной системы. Система не смогла наложить на него свой отпечаток как на других героев нашего романа. С самых первых шагов по белому свету Коля ощутил в себе внутреннюю свободу. Вместе с ней он и появился из недр Вселенной. Мальчик не разговаривал до двух лет. Так был заложен прочный фундамент его умственных способностей. Первое слово, которое он произнес в два года, было слово "нельзя". До шестилетнего возраста Коля не умел читать. Ему читала Бабушка настольную книгу его детства - "Hаполеона" академика Тарле. Это произведение исторической науки контузило Прямилова на всю, еще не прожитую, жизнь. Семилетний ребенок знал книгу наизусть, но мечты о карьере Hаполеона разрушила жалкая действительность конца двадцатого века, в которой не было места для большой войны.