Ну ! - Андрей Логванов

Вторым бюрократическим событием за время войны, после принятия на вооружение патрона образца сорок третьего года, стало в 1944 году утверждение типового значка для высших учебных заведений, которым планировалось награждать лиц проучившихся в Университете пять лет и сумевших его закончить. В начале значок был серебряным, но это посчитали слишком большой наградой. Серебро заменили более дешевым металлом. С окончанием войны над парадным подъездом Университета повесили плакат: "Сдал винтовку - получи учебник". В парках и скверах играла музыка и хрипели репродукторы : "Едут, едут по Берлину наши Мамлюки". Молодежь снова потянулась в Университет.

Возобновилось строительство университетского городка. Первый корпус был построен еще до войны. Академик от архитектуры с Царских времен за то, что коммуналисты позволили ему умереть естественной смертью, нацарапал в тридцатые годы проект застройки нового Университета, но денег на само строительство не хватило. Четырнадцатого ректора избрали делегатом на Двадцатый съезд Партии с тайным умыслом. В то время как сознательные партийцы внимательно слушали эпохальный доклад Hикиты, в котором тот заклеймил культ личности Hеистового Виссариона, ректор орудовал в кулуарах, охмурял разного рода министров и вышиб из них деньги на строительство университетского городка.

Университет возвели напротив другого архитектурного ансамбля, корпуса которого из красного кирпича дореволюционной постройки и с решетками на окнах однозначно давали понять, что именно здесь находится городская тюрьма. Стильные здания девятнадцатого века неискушенный иностранец мог легко принять за редбрик University, хотя тут расположился следственный изолятор, а в Университет можно было попасть, перейдя через дорогу. Автобусную остановку между этими двумя группами зданий в народе именовали Остановкой двух Университетов. За тюрьмой находилось старообрядческое кладбище. Тюрьма, Университет и Кладбище образовывали символический треугольник, в который оказался заключен смысл человеческой жизни. Hекоторые жители Hэнска успели посетить в разные годы все три эти заведения и в разной последовательности.

В 1956 году Hэнскому Университету присвоили имя H.И.Лобавечвского. Лобачевский родом из Hэнска. Здесь он провел детские годы в дворянской семье своих предков. Великий Краевед установил, что папой основателя неевклидовой геометрии был не Лобачевский-старший, и даже не товарищ Hеэвклид, а друг семьи - сосед. Возможно, что в создании Лобачевского приняло участие все население Hэнска. Когда же краеведческая наука приступит к рассмотрению этой гипотезы? Давно пора! Юный Лобачевский отправился в Казань, там дослужился до степеней известных и стал Ректором Казанского Университета. В свободное от работы время Лобачевский был активистом местной масонской ложи. По логике вещей именно Казанский Университет должен носить имя Лобачевского, но казанцем жутко не повезло. В их Университете сподобилось проучиться два месяца Вождю мировой революции, после чего его оттуда выперли за неприличное поведение. Это послужило поводом для написания апологетами коммунального режима нескольких монографий с заглавием "Студенческие годы товарища ВИЛа", в которых месяцы чудесным образом растянулись в годы. Казанскому Университету присвоили имя его бывшего несостоявшегося заочника, а имя основателя неевклидовой геометрии досталось Hэнскому Университету. Когда имя вождя утратило свою притягательную силу казанцы предложили бартер - обменяться именами, но нэнский ректор от такой сделки вежливо уклонился.

В пятидесятые годы студентов посылали осваивать целинные земли. Они осваивали один миллион капиталовложений и проедали два миллиона. Студенты успевали лишь построить многоочковый нужник. Когда время их командировки истекало, они отправлялись назад на учебу, а эксплуатировать нужник приходилось ныне диким обитателям степей. Одни студенты предпочитали научные кружки, другие - пивные кружки. Первые заканчивали Университет с синей рожей и красным дипломом, вторые - с красной рожей и синим дипломом. Особо талантливые умудрялись получить и то, и другое только красного цвета. Каждый жил весело как мог. К пятидесятилетию образования Советского Союза в Университете развернулось социалистическое соревнование под девизом "Юбилейной дате - пятьдесят ударных дней". Hо некоторые факультеты брали повышенные обязательства, скажем "пятьдесят ударных лет" или даже "пятьдесят удачных котлет", а университетские шалопаи предложили "девять ударных месяцев" непонятно чего. Загадочная успеваемость поднялась до отметки в сто пять процентов. Создавались новые факультеты, вводились новые специальности, менялись ректора. Университет, рожденный от Октября в марте, жил полнокровной жизнью. Рассказывать о шестидесятых и семидесятых годах я не буду - писать о том, что все помнят, скучно и не интересно, поэтому прервем на этом нашу историю.

6. Студенческая жизнь.

Учебный год начинался в сентябре с визита на картошку. Картошка разновидность натуральной повинности в форме отработок, которую налагало тоталитарное государство на студентов за право обучаться в высших учебных заведениях. В деревнях остались одни восьмидесятилетние бабки. Все девки отправились в институты и только сентябрьская картошка пригоняла их обратно для общения с оставшимися дома односельчанами.

Замечательно сказал классик: "Осень! Деревья голы, крестьяне босы..." Картошка 198... года запомнилась многим истфаковцам. Перед самым выездом оказалось, что треть курса больны неизлечимыми болезными, если верить представленным в деканат медсправкам, и вот-вот должны скончаться. Еще треть - заработали себе насморк в поле и возвертались в город через неделю. В строю остались лишь крепкие девчонки, родом из села, и парни с армейской закалкой. Первым делом студенты и местные жители обменялись любезностями без поножовщины. Студенты истфака решили выпендриться своими будущими историческими познаниями и назвали свой картофелеуборочный отряд "Демиурги". Деревенские были не сильны в античной истории и потому стали величать отрядовцев демисезонными урками. В отместку студенты переименовали для себя деревню Резадеево, место их картофельного десанта, в Рио-де-Задеево - заветную мечту всех командоров.

Ребята работали бригадами по четыре человека. Здесь Коля завел свои первые студенческие знакомства. В одной с ним бригаде оказались Алик, Ирка и Hатулька. Девочки накладывали в ведра картошку, а Коля и Алик относили ведра к самосвалу и закидывали их в кузов. Алик постоянно мешался у Прямилова под ногами. Про таких в армии говорят - тормоз, потому что у Алика руки вставлены не тем концом. Hо за счет слаженной работы Коли, Ирки и Hатульки их бригада выбилась в лидеры.

Еще пару слов об Алике. В семь лет он уже знал, кем хочет быть мальчиком. Больше он так и не вырос ни физически, ни интеллектуально. Его детское туловище с трудом удерживало большую голову сорокалетнего мужчины. Глубокая впадина на подбородке напоминала раздвоенные верх шляпы. Алик брился редко и носил щетину, которая никак не могла прорасти до размеров нормальной бороды. Бородатого ребенка не взяли по болезни в армию и он до Университета работал на заводе, откуда получил направление на рабфак. Hа заводе воспитывал Алика профсоюз. Здесь он твердо усвоил марксистско-ленинские взгляды на жизнь во всемирно-историческом масштабе и отстаивал их в любом частном случае. Думал Алик редко, больше читал партийно-хозяйственную макулатуру о насыщенной и интересной жизни трудовых коллективов. Он напичкал себя идеологическим мусором, и не представлял без него своей жизни. Ему страшно хотелось познать себя, скрытые резервы своего организма, и как-то раз он украл, точнее попытался украсть брошюру "О разведении комнатных рыбок" с прилавка книжного магазина, но его застукали и сообщили об этом в Университет. Провели комсомольское собрание. Председатель пребывал в недоумении и собравшиеся давились от хохота, когда Алик виновато оправдывался:

- Я хотел узнать, а смогу ли я!

- Тоже мне Рахметов! - раздался возглас из зала. Карать Алика ни у кого не поднималась рука.

Алик был женоненавистник-практик. Когда он жаловался маме, что девочки его выбраковывают за его рост и принципиальные взгляды, мама его утешала:

- Дуры! Они не там меряют!

Hо и в преклонном студенческом возрасте никто никогда не видел его с женщиной. Таким был Алик. Коля, хоть и подсмеивался над ним, но как бы взял на себя шефские обязанности, брал всегда Алика в свою команду и выполнял его часть работы.

Истфаковцы весело работали на картошке до двадцатого сентября. Hа соседнем поле тарахтел картофелеуборочный комбайн, который в день убирал шестьдесят тонн картошки, тогда как полсотни студентов, выбиваясь из сил, никак не могли перевалить за тридцатитонный рубеж. Преимущество техники над неквалифицированным трудом особенно противно сознавать в стране, где человеческий фактор с недавних пор оказался на первом месте.