«Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

В русском зарубежье Демьян Бедный стал притчей во языцех — настолько «прославился» своими виршами. Саша Черный, написав о нем такие едкие строки в варшавской газете «За свободу» (1924. 10 ноября. № 302), видимо, отразил общее мнение эмиграции:

Военный фельдшер, демагог,Делец упитанный и юркий,Матросской бранью смазав слог,Собрал крыловские окурки.

Семь лет «Демьяновой» ухойИз красной рыбы, сплошь протухшей,Он кормит чернь в стране глухой,Макая в кровь язык опухший.

Разумеется, в Варшаве, Берлине и Париже могли так писать о Д. Бедном, но в коренной России даже самые влиятельные и смелые критики ограничивались лишь репликами о том, что в его творчестве — избыток «ненависти ярой, тяжелой, черноземной, низовой, жгучей, густой» (А.  К.  В о р о н с к и й.  Литературно-критические статьи. М., 1963. С. 110). Зато в своем дневнике Булгаков не без удовольствия записал 23 декабря 1924 года: «Василевский [Не-Бук-ва] рассказал, что Демьян Бедный, выступая перед собранием красноармейцев, сказал:

— Моя мать была блядь» (М.  Б у л г а к о в.  Дневник. Письма. С. 76).

Эту запись Булгаков наверняка вспомнил в апреле 1925 года, когда в «Правде», главной газете страны, появился «„Новый завет“ без изъяна евангелиста Демьяна», вызвавший негодование в христианском мире. В результате во многих странах (прежде всего в Англии) был введен запрет на ввоз и продажу газеты «Правда». И тем не менее «Правда» продолжала в течение почти двух месяцев печатать «евангелие Демьяна».

К сожалению, не сохранилось ни дневников писателя, ни его писем за этот период, и потому мы не знаем, как конкретно реагировал Булгаков на чудовищную выходку Демьяна Бедного (напомним лишь его запись в дневнике по поводу богохульских публикаций в «Безбожнике»: «Этому преступлению нет цены»). Но сравнительно недавно был обнаружен в архивах политического сыска документ, убедительно свидетельствующий о том, что «евангелию Демьяна» Булгаков придавал первостепенное значение.

На новый опус Д. Бедного Булгаков обратил свое пристальное внимание не только потому, что в нем нагло выпирало кощунство над Иисусом Христом и над евангельскими повествованиями, но и потому, что автор протаскивал в сознание масс некоторые «идеи», не совсем чуждые русской и европейской интеллигенции, оспаривавшей важнейшие положения канонических Евангелий. Приведем характерный отрывок из демьяновского текста:

«Эли! Эли! Лама савахвани?»Как этот крик ни поверни,Выходит одно и то же:«Боже, мой боже!Зачем ты меня оставил?»Евангелист Лука это место «подправил»,Не обмолвился о крике ни словечком одним.Евангелист Иоанн, вслед за ним,Тоже этот крик отчаянияОставил без упоминания…Потому что как же, в самом деле?Не божья ль душа была в распятом теле?..Ведь это же ставит под сомнениеВеру Иисуса в свое воскресение!..

В «деле М. А. Булгакова», заведенном на писателя в ОГПУ, сохранилось «Послание евангелисту Демьяну». Оно было изъято у Булгакова во время обыска на его квартире в мае 1926 года вместе с рукописями «Собачьего сердца» и дневниками. В «Послании» содержалась резкая отповедь Д. Бедному. Расходившееся в списках под фамилией С. Есенина стихотворение было опубликовано в ряде зарубежных изданий и приобрело международное звучание. Так, парижская газета «Последние новости» (15 июля 1926 г.), публикуя «Послание евангелисту Демьяну», в предисловии под названием «Отповедь» отмечала: «Верный господскому приказу, Ефим Придворов, он же поэт Демьян Бедный, написал и напечатал недавно весьма кощунственное произведение, возмутившее не одних верующих, назвав его „евангелием“. Придворному поэту ответил поэт независимый, стихи которого, конечно в рукописном виде, приобрели в Москве большую популярность. Распространялись они за подписью Сергея Есенина и в качестве таковых нам присланы. „Есенинское“ в них есть несомненно, ему же они легко могли принадлежать по общему духу; вряд ли также кто-нибудь, кроме Есенина, осмелился на такую отповедь; но доказательств принадлежности их ему у нас нет…»

Приведем из «Послания» небольшой, но характерный отрывок:

Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,Ты не задел Его своим пером нимало.Разбойник был, Иуда был.Тебя лишь только не хватало.

Ты сгусток крови у КрестаКопнул ноздрей, как толстый боров,Ты только хрюкнул на Христа,Лакей Ефимович Придворов.

Родственники Сергея Есенина категорически отрицали авторство поэта. Так, 4 апреля 1926 года в «Правде» появилось следующее опровержение сестры поэта Екатерины Есениной: «За последнее время в Москве частным образом распространяются стихи, приписываемые перу покойного брата моего… Что касается „Послания Демьяну Бедному“, то категорически утверждаю, что это стихотворение брату моему не принадлежит». Однако такого рода опровержения только укрепляли уверенность: автор послания — Сергей Есенин, что лишь служило росту популярности и покойного поэта, и стихотворения-отповеди. Булгаков, хранивший и изучивший «Послание», был уверен, что его автор — Есенин (и так и считалось вплоть до 1994 года — до открытия некоторых документов в архивах ОГПУ). Но, как свидетельствуют документы, настоящим автором «Послания» был малоизвестный журналист, коммунист (!) Н. Н. Горбачев (см.: Независимая газета. 1994. 29 апреля).

Позже, конспектируя работу Анри Барбюса «Иисус против Христа» (М.; Л., 1928), Булгаков обратил внимание на следующую мысль французского писателя: «На кресте Он просит своего любимого ученика Иоанна заботиться отныне о его престарелой матери; Он восклицает: „Боже мой, Боже мой, за что Ты меня оставил?“ Этот крик человеческого сожаления и поражения, в отчаянии хватающегося за библейское воспоминание, крик, который находится в сильнейшем противоречии с мнимой миссией Иисуса как искупителя, крик, приведенный в греческом тексте Марка по-арамейски, так, как воскликнул Иисус, является реальной и мучительной реликвией в поглотивших его столетиях и грозовых туманах легенд: „Эли, Эли, Лама савахвани?“» (С. 134).

Так что не только словесное зловоние богохульства распространял Д. Бедный, но и упорно копал под основы православия, чем, кстати, занимались в то время — под руководством берлиозов — сотни и тысячи черных «доброхотов», сочиняя свои «научные» опусы и «евангелия».

Несомненно, кощунственное «евангелие от Демьяна» послужило для Булгакова решительным толчком к написанию нового романа, о чем свидетельствует и упомянутый нами документ.

Исследователи часто пишут, что Д. Бедный — прототип Иванушки Бездомного. Это вряд ли верно. Д. Бедный был для Булгакова явлением фантастическим, почти неправдоподобным: писатель дивился, что русский народ может породить таких чудищ. Скорее, образ Ивана Бездомного — собирательный, в нем нашли отражение черты многих поэтов: Ивана Приблудного, Александра Жарова и др. Такие же люди, как Демьян Бедный, по мысли писателя, окончательно выбрали свой земной путь, и изменить его они не могут.

Первые редакции романа Булгаков уничтожил (сохранились лишь фрагменты) [1], а Д. Бедный с неубывающей бесовской энергией продолжал печатать свои богохульные вирши. Нет никаких сомнений в том, что попытки возвращения Булгакова к роману в 1930 и 1931 годах, а затем и окончательное возвращение к нему в 1932-м состоялось и по причине все нарастающего в стране богоборчества, в котором Д. Бедный продолжал играть первостепенную роль.

Хуля с возрастающим цинизмом Православную церковь, он сосредоточил свое внимание на храме Христа Спасителя. 31 января 1930 года «Известия» сообщали: в Тифлисе приступили к сносу бывшего военного собора, на его месте будет построена публичная библиотека. Ниже были помещены восторженные стихи Д. Бедного:

Ай да Тифлис! Собор — на снос!А мы в Москве ужель так слабы?«Христа-Спасителя» б давно-с…Библиотечка где была бы!

18 июля 1930 года в «Известиях» было напечатано постановление по строительству Дворца Советов при ЦИК СССР, где объявлялся открытый конкурс на проект дворца и сообщалось, что храм Христа Спасителя будет снесен. Сообщение, разумеется, также было сопровождено восторгами Д. Бедного.

Началось медленное уничтожение храма. Для Булгакова, как и для всех православных москвичей, это было, быть может, самое тяжкое время: на его глазах умирал один из главных центров православия. Хотя писатель и предвосхитил такое событие в ранней редакции романа (Иванушка Бездомный наблюдал с набережной Москвы-реки огромную «рогатую луну» над храмом Христа Спасителя), реальная действительность его потрясла: людей сковал страх, они боялись протестовать — народ окончательно покорился.