Дэвид (ЛП) - Аарон Селия

Я только молча кивнул, подтверждая:

— Или я вернусь.

Он вздохнул и закончил вытирать мою руку.

— На рану можно наложить швы…

Я рассмеялся:

— Ясное дело. Я поеду в больницу, расплачусь натурой, может быть, ты принесешь цветы и...

— Заткнись ты.

Он бросил свою футболку в грязную кучу. Скоро нам придется стирать, и теперь у нас, по крайней мере, есть немного наличных, чтобы заплатить за прачечную.

— Перестань тянуть время и расскажи мне о ней. Было…

— Тсс!

Шаги в коридоре заставили нас обоих лечь, притворяясь спящими.

Наша дверь открылась, скрипя петлями.

— Ребята, я знаю, что вы не спите, — услышали мы. Голос обвился вокруг нас, как скользкая ласка.

Мы замерли. Затаили дыхание.

Он цыкнул языком по зубам, этот знакомый звук вызвал у меня почти рвотный рефлекс.

— Если я услышу ещё хоть один звук из этой комнаты, я вернусь и вам не поздоровится, — проговорил он. В его голосе был намек на предвкушение, как будто он хотел, чтобы мы ослушались, чтобы он мог выполнить угрозу.

Я приоткрыл глаза до щелочек, ровно настолько, чтобы увидеть неуклюжую фигуру в дверном проеме. Наш новый отчим Джеральд Рейнс умел бить, хотя времена, когда он был звездой бокса, давно миновали. Хуже того, он был хитёр. Когда он выходил из себя — то ли от выпивки, то ли просто размышляя о своей дерьмовой жизни, — он убеждался, что меня нет рядом, и шел за Питером. Я много раз приходил домой и видел Питера с кровоподтеками и синяками под глазами. Тогда ярость брала верх, я обещал себе, что буду искать Джеральда, и готов был убить. Но он всегда уходил, словно чувствуя приближение опасности и убегая прежде, чем моя ярость доберётся до него. Я хотел уехать, забрать Питера из этой гадкой мусорной кучи и жить на улице, если придется. Но Питер отговаривал меня, говорил, что все не так уж плохо, напоминал, что это наш последний шанс остаться жить в нормальном доме с бесплатной крышей над головой, и объяснял в миллионный раз, что если мы вернемся в органы опеки и детский дом ещё раз, то нас разлучат.

— Вам, ребята, повезло, что я взял вас к себе. Такие выродки, как вы, не заслуживают ничего лучшего, чем жизнь в камере шесть на шесть. В любом случае, именно там вы и окажетесь. Вы оба.

Он замешкался в дверях, ожидая любого повода, чтобы дать волю той жажде насилия, которая бушевала в нем. Набравшись храбрости сегодня, решил зацепить нас, пока я был дома. Должно быть, он сильно приложился к бутылке. Его чёрная тень скрывалась в дверном проеме еще несколько мгновений, прежде чем дверь со скрипом закрылась, и тяжелые шаги возвестили о его отступлении.

Питер судорожно вздохнул, и я почти физически ощутил его страх. Едкий, липкий аромат — тот, с которым я был близко знаком в своей работе. Работа. То, что я делаю каждый день. Я бы рассмеялся, но это было не смешно. Совсем. То, что я сделал, было неправильно, никаких вариантов, двойных толкований. Но это увеличило наши накопления, и это все, что меня больше беспокоило. Деньги — это свобода, и я сделаю всё, что нужно, чтобы мы с Питером, наконец, стали свободными.

Мы подождали ещё немного, чтобы убедиться, что Джеральд вернулся в своё грязное кресло в крошечной гостиной дома. Мои травмы постоянно ныли и отдавались во всём теле, создавая фон боли, когда я смотрел на темный потолок, пятна воды — единственное, что придавало этой комнате какой-то реальный цвет.

Тогда я вспомнил о ней, её образ промелькнул в уголке моего сознания, её темные волосы были похожи на густое облако, которое мне никогда не поймать. Я видел её несколько раз, в основном в этом дерьмовом районе. Может быть, она жила неподалеку. Как и мы, она не ходила в школу, казалось, ей было наплевать, её глаза смотрели настороженно и говорили, что она знает о жизни слишком много. С того момента, как я заметил её, я почувствовал, что меня тянет к ней. Это было глупо, первая любовь или что-то в этом роде. Но я не мог этого отрицать. Я мог бы отделаться от Питера или какой-нибудь кучки недоучек или наркоманов, с которой мы тусовались, и подошёл бы к ней. Она всегда убегала или исчезала в душных летних переулках, прежде чем я успевал до неё добраться. Может быть, я её пугал. Я был большим парнем, почти всегда с синяками, следами от побоев или травм. Тут было чего бояться.

Но сегодня всё было по-другому. Она была в старом парке, шла по тротуару с наушниками в ушах, засунув руки в карманы узких джинсов. Я был на другой стороне улицы, чтобы успеть к дому того, кто подавал лапшу. Я хотел попасть туда прямо к закрытию, чтобы легко пройти внутрь, сделать, что мне надо, и не заморачиваться насчет свидетелей.

Несмотря на то, что времени у меня не было, я пересёк улицу и направился к ней — хотя это было далеко от ресторана с лапшой. Её обычно внимательный взгляд сегодня не сканировал пространство как лазер, её тело было более сонным, расслабленным. Она просто прогуливалась по ночной улице, как мечта маньяка в майке, джинсах и потертых черных конверсах, её темные волосы рассыпались крупными локонами.

***

С бешено стучащим сердцем я направился к ней. Мои ладони вспотели, и я попытался мысленно отрепетировать своё «привет». Мой голос стал меняться четыре года назад, но я не сомневался, что он может дрогнуть, когда я заговорю с ней.

Её шаги замедлились, и она подняла голову.

Фак!.. Это лицо. Овал с острым подбородком, изящным носом и темными, бездонными глазами. Этот момент напомнил мне глупую валентинку, которую мне прислали, когда я ещё учился в школе. Второй класс. Большое красное сердце со стрелой в нем и какой-то дурацкой надписью вроде «Купидон поразил меня в сердце, Валентин!»… Но будь я проклят, если это не так. Я почувствовал, как что-то пронзило меня, что-то внутри меня начало кровоточить. И она была стрелой, её взгляд — острым, как клинок, который пронзил каждую мышцу и кость и попала прямо мне в сердце.

— Ты… — произнесла она. Подозрение в её голосе усилило мою внутреннюю боль. Она вытащила один наушник и огляделась вокруг, словно ища самый быстрый путь к спасению. Я не мог её винить.

— Привет, — сказал я. Слава богу, мой голос не дрогнул. Я остановился в нескольких футах от неё, достаточно близко, чтобы уловить ее запах. Дешёвое мыло и что-то еще более изысканное, чего я не мог припомнить.

Неподалеку горел уличный фонарь. Жуки щебетали в высокой траве неухоженного переднего двора справа от меня. Её дыхание было громче всего этого, по крайней мере, для меня. У неё на шее пульсировала вена, всё больше ускоряясь, что говорило о том, что сердце её бьется в непривычном темпе.

— Чего тебе надо? — её голос прозвучал тихо, но уверено, хотя она не смогла скрыть легкую дрожь в нём.

— Ничего, — ответил я, покачав головой. — Ну, в смысле, я хотел... Нет, ничего. Просто поговорить.

— Поговорить? — она посмотрела на мои руки, кулаки всё еще были в ссадинах, сбитые после моего прошлого задания.

Страх. В душном воздухе витал знакомый запах. Она боялась меня. И была маленькая, испорченная часть моей души, которая наслаждалась её страхом. Но остальная часть меня хотела успокоить ее. Но в этой темной, захудалой части города с разбитыми уличными фонарями, хардкорным рэпом, грохочущим вдалеке, и множеством пустырей, где люди совершали злые поступки, чувство легкости было столь же необычно, как и для девушки, как она, гуляющей в одиночестве в это время ночи.

— Ты что, следишь за мной? — она держала левую руку в кармане, и я готов был поспорить на банкноту в подушке Питера, что в ладони у неё зажат был нож.

— Нет. Я здесь только для того, чтобы... — «выбить дерьмо из парня». — Навестить друзей.

— Я думала, ты живешь в Тиоге, — сказала она и перенесла вес тела на правую ногу.

— Ты знаешь, где я живу?

— Я просто видела, как ты шел за мной по пятам.