По острию греха (СИ) - Лари Яна

— Не нужно, милая.

Алекс задумчиво перелистывает свой еженедельник. Делает какую-то запись. Ни эмоций в голосе, ни пояснений. Понимай как хочешь.

— Как это — не нужно?

Где-то глубоко в душе шевелится неприятный холодок, потому что за последний месяц Алекс пренебрегает мной не единожды. Нет, он не задерживается на работе, всегда трезв и не благоухает чужими духами. Просто мыслями постоянно где-то далеко. Почти даже не улыбается: либо задумчив, либо откровенно хмурится.

— Послушай, Юния, я долго думал над нашей проблемой. Ты слишком молода, чтобы ценить заботу. В твоём возрасте ещё хочется громких признаний и ярких поступков, а для меня уже важнее перед сном проверить, не уснула ли ты с открытой форточкой.

— Алекс, что ты такое говоришь? — порывисто встаю из-за стола, чтобы обнять мужа сзади и спрятать лицо в его густых каштановых волосах. — Я люблю тебя, слышишь?

Внутри меня непередаваемая смесь раскаянья и нежности. В такие моменты становится особенно стыдно за свои сны. Ведь Алекс действительно хороший. Отец разбирался в людях, иначе узнав, что неизлечимо болен, не доверил бы Стрельникову поддерживать и оберегать меня; не передал бы будущему зятю свою клинику, свой опыт, свои знания.

— Это жизнь, дорогая. Со временем люди перестают ценить и замечать то хорошее, что когда-то полюбили друг в друге, — произносит он ровно без упрёка, но с отчётливым подтекстом, что я попросту с жиру бешусь. — В этом нет твоей вины.

И снова — ровно, без эмоций, будто с одним из своих пациентов говорит. Алекс неплохой, просто его сдержанность порой граничит с холодом.

— Я отлично помню, как и за что тебя полюбила, — едва сдерживаюсь, чтобы не впустить в голос раздражение. Иногда так хочется простого тепла, чтобы крепко обнял, закружил по комнате, зацеловал, а не снова разглядывал мои мозги под микроскопом.

Что в очередной раз доказывает его правоту — мне нужно громко и ярко. Не доросла, девочка.

Отстранившись, отворачиваюсь к окну. Бесит всё.

— Помнишь за что, но пока не до конца понимаешь.

Вот он сейчас не говорит прямо «уймись, дитё несмышлёное», но так тонко на это намекает, что спорить дальше — только подтверждать правдивость вывода. Впрочем, молча разглядывать опостылевший пейзаж за окном мне тоже не улыбается.

Каменные джунгли, холодные умы, монотонные ливни. Достало всё.

— Хорошо. И что ты предлагаешь? Помимо совета не мельтешить в твоей спальне.

— Ты неправильно поняла. Я буду занят. Через неделю научная конференция, мне необходимо уехать на пару дней. Придётся сдвинуть записи и распределить их по другим дням. Месяц будет напряжённым, я просто физически не смогу уделять тебе внимание.

Ещё один жирный намёк на мой эгоизм, который совершенно нечем крыть. Это я жалуюсь на холод в наших отношениях, не Алекс.

— Я найду чем себя занять, — шлю ему примирительную улыбку. Хоть мы не ссорились, но такая потребность почему-то возникает всё чаще.

— У меня идея получше. Тебе пойдёт на пользу смена обстановки. Моя родовая усадьба, конечно, не дворец, но тебе там должно понравиться. Целый месяц в живописном провинциальном городке, что скажешь?

— Скажу, что мне будет жутко ночевать одной в пустом доме.

И вот это действительно не каприз. Родителей Алекса рано не стало.

— Я сегодня узнавал, гостевой дом всё ещё в полном порядке. И потом, ты будешь не одна. Усадьба принадлежит моему брату.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— У тебя же нет братьев… — впериваюсь в него непонимающим взглядом.

— Я такого никогда не говорил. Ты просто не интересовалась. Мы с Дамиром практически не общаемся, но у меня есть брат.

Едва заметно усмехаюсь, горько и удивлённо. Вот так откровение спустя три года брака.

— Ты считаешь удобным гостить у родственника, которого даже не пригласил на нашу свадьбу?

— Как бы тебе объяснить… Дамир немного не от мира сего — снисходительная усмешка краем рта и Алекс замолкает, делая очередную пометку в своём еженедельнике. — Хоть виделись мы в последний раз лет семь назад, но связь поддерживаем. Этот отшельник так и продолжает безвылазно обитать в мире своих холстов. Тем более, какие могут быть неудобства? Ведь это и мой дом тоже. Разве тебе неинтересно узнать, где я рос?

— Конечно, интересно.

В остальном я не спешу с ответом. Перспектива провести целый месяц в компании какого-то эксцентричного мужика в берете прельщает ещё меньше одиночества, однако Алекс целует меня в кончик носа, как делает каждый раз, прежде чем отправиться в клинику, и с какой-то подкупающей серьёзностью добавляет:

— Я буду дико скучать по тебе, но если небольшая перезагрузка поможет укрепить наш брак, то, поверь, она того стоит. Завтра у меня получится освободиться пораньше. Я могу отвезти тебя. К закату доберёмся.

Я внимательно смотрю в потрясающе красивые глаза глубокого синего цвета. Ему это важно. Действительно важно. В конце концов, Стрельников знает, как будет лучше, если не как муж, то как первоклассный специалист точно.

Алекс обо мне заботится. Разве этого для счастья мало?

— Хорошо, я начну собирать вещи, — негромко соглашаюсь, стараясь загнать поглубже невнятный протест, и снова поворачиваюсь к окну.

— Моя ты умничка.

Вскоре за спиной хлопает входная дверь. Прохлада стекла успокаивает, охлаждая пожар в крови, вызванный недавним сном.

Я счастлива. Я счастлива. Я счастлива…

Раздевайся, ложись

Свинцовое небо и бесконечная лента загородной трассы. Вместо густой шевелюры Алекса водительское сидение внедорожника венчает бритая макушка Олега. Внезапная рокировка, учитывая, что Стрельников обещал лично перепоручить меня в руки своего творческого на всю голову родственничка. Обещал муж, а везёт водитель. Тревожный звонок. У самого Стрельникова вдруг образовался непредвиденный завал на работе. Ну как непредвиденный — так было сказано мне, естественно, покровительственным тоном в духе «ради нас стараюсь». Я, как примерная жена понимающе ответила «Конечно, милый». Слушала, как он на прощание чмокает воздух у микрофона своего смартфона и глотала горькие женские слёзы.

Мне нечего ему предъявить. У Алекса помимо дьявольски мощного дара убеждения, отлично развито боковое зрение. Утром он заметил меня в дверях кабинета ещё до того, как услышанный мной обрывок разговора перерос бы в нечто большее, чем дежурный звонок по работе.

— Прекрасно… Знаю… Именно поэтому выбрал эти выходные… — но, уловив движение сбоку, сухо откашлялся, — Сперва мне нужно просмотреть личное дело. Конечно. Спасибо.

Нелепо делать выводы из абсолютно безликого набора фраз. Нелепо. Если бы не тон — такой вкрадчивый вначале и такой подчёркнуто деловой в конце. Завтракать дома Алекс по обыкновению не стал, но, уходя, допустил ещё один промах — забыл на столе кабинета свой еженедельник. У меня было от силы пара минут пока муж не хватится. Чтобы найти интересующую запись, хватило одной. Предпоследняя строчка, дважды выделенная жирной чертой:

«Женя. Четверг. 17:30»

Четверг — сегодня. Он изначально знал, что будет занят.

Кто ты, Женя?! Евгений? Евгения?..

Некто Женя, елейный тон, теперь якобы непредвиденный завал на работе — уже третий звонок. И всё-таки три — слишком много для совпадения.

Подозрения отравляющей желчью растекаются по венам, заставляя невидяще смотреть сквозь дебри проплывающей за окном рощи, темнеющей на выезде из какого-то пригородного посёлка. У меня нет практики скрывать свои эмоции, но Алекс в этом деле преуспел настолько, что временами производит впечатление робота. Чертовски красивый, ухоженный бесчувственный механизм.

По глупой юности я верила, что смогу запустить в нём сердце. Сейчас мне двадцать три, а я всё та же дура. Меня из ночи в ночь имеет незнакомец, и всё о чём я мечтаю, чтобы он оказался моим законным мужем. Даже во сне, как тот сказочный Гудвин пытаюсь всучить сердце железному дровосеку.