Волчий лог - Валерий Голев

Дед, кряхтя, встал, держась рукой за шею, и медленно вышел в сени.

– А всё немцы проклятущие. Чтоб им… повылазило, – пробурчал он себе под нос.

Утром Ванька вышел из дому, как всегда последний, братья не любили ходить вместе, учились они в разных классах и поэтому ходили порознь. Из-за кустистого холма за речкой на горизонте, где был деревенский погост, вставало большое, жёлтое, как яичный желток, солнце. Деревянные и железные кресты, поблёскивая крашеными глянцевыми гранями, пускали в сторону деревни солнечные блики. Ванька, прищурившись, посмотрел на погост и, нехотя закинув школьную сумку за спину, подумал: «Трошки там не оказались, во ка». И поплёлся в школу. Когда он подходил к колючей проволоке охраняемой зоны поста воздушного наблюдения, расположившегося недалеко от школы на краю села, его догнал закадычный друг Володька, сосед.

– Слыхал, как у нас давеча6 бабахнуло. Почтальонше руку оторвало, – начал взахлёб рассказывать Ванька.

– Слыхал, – прервал его Володька. – Мать твоя утром к нам приходила за стеклом для лампы. Что же это так рвануло, а?

– Мишка, брат, гутарил, что взрыватель от гранаты аль от мины, – ответил Ванька. – Наверное, солдат какой-нибудь потерял, а может, немцы сбросили с самолёта, они нам нарочно такие штучки подбрасывают, когда летят над нами. Помнишь, нам капитан ПВО в школе рассказывал.

Над головами ребят раздалось прощальное журавлиное курлыканье. Неровный, неспешно перестраивающийся клин серых журавлей медленно летел в далёкие, невиданные, тёплые края. Мальчишки, задрав головы вверх, придерживая руками кепки, стали считать.

– Сорок восемь, – сказал Ванька.

– Не… сорок девять, – не согласился Володька. Так, споря и пихаясь, они шли вдоль колючей проволоки и, дойдя до угла, где стоял часовой, остановились.

– Во… глянь, ну и морда, как у кабана, – засмеялся Володька, пальцем показывая на солдата. Тот, держа в одной руке открытую, поблёскивающую жирной смазкой банку, другой рукой ел свиную тушёнку алюминиевой ложкой. – Кабанчика этого, да на фронт, там бы жир с него быстро вытек, – не унимался Володька. – А таперече, как хорошо, стой под навесом и жри тушёнку.

– Точно, во отожрался, – ехидно процедил сквозь зубы Ванька и метнул в кучу пустых банок из-под тушёнки грудкой – куском ссохшегося чернозёма. Раздался звон пустых консервных банок.

– Ну-ка пошли отсюда, я вам дам кабана, – часовой вышел из-под «грибка» и взял в руки самозарядную винтовку Токарева СВТ-40, стоявшую до этого у визира, на котором определялся курс пролетающих самолётов. – Быстро пошли отсюда, а то стрелять буду.

Ребята засмеялись и побежали дальше, в школу.

– Есть дюже7 захотелось, – на бегу прокричал Ванька.

– Ага, от пустых банок так вкусно тушёнкой пахнет, – согласился Володька.

В школе все болтали только об одном – взрыв в избе. Мальчишки спорили, от какой гранаты был взрыватель. Мишка, Ванька, Володька и даже Маша были героями каждый в своём классе. Ещё одноклассники рассказали Ваньке и Володьке, что на другом конце деревни дезертиры у глухой Матрёны забрали козу и чуть её самую не убили. Всю избу перерыли, искали самогонку. Что хоронятся они в логу, якобы кто-то их там видел. В этот день во время занятий Ванька со своим другом опять довели молодую училку до слёз. Её направили к ним в школу преподавателем русского и литературы перед самой войной по распределению. Всё лето она помогала: красила, белила печь, мыла полы, окна, оттирала парты от каракуль, вместе с другими учителями готовила школу к новому 1941—1942 учебному году. Молодая, с косичками, в очках, в общем, настоящая училка. Директор и остальные учителя, видя в ней желание и умение работать, приняли её в свой коллектив. С ребятами у неё было сложнее, надо было каждый день доказывать им, что она не слегка повзрослевшая городская девчонка, а настоящий, серьёзный преподаватель.

На этот раз два неразлучных дружка додумались… во время перемены привязали нитку к тряпке, прибили гвоздь к потолку, загнули его и, продев нитку, к другому концу привязали рыболовный крючок. Когда училка взяла тряпку, чтоб вытереть доску перед началом урока, они прицепили крючок ей сзади к юбке. Все мальчишки покатывались от смеха, когда она вытирала доску, махая тряпкой вверх-вниз. Край юбки тоже поднимался и опускался, показывая белые батистовые панталоны с кружевами внизу. Девчонки тоже смущённо хихикали, опустив глаза. Поняв, в чём дело, училка оборвала нитку, заплакав, выбежала из класса и прямиком к директору.

Директор школы, в какой раз уже выведя Володьку и Ваньку за шиворот на улицу из класса, остановился в нерешительности, размышляя, что с ними делать. То патроны неизвестно откуда принесут и подбросят в топку школьной печки, то портреты Карла Маркса и Фридриха Энгельса снимут со стены и повесят вверх ногами, то воробьёв притащат и выпустят в классе, теперь это. Навстречу шёл командир поста отдельного взвода ПВО капитан Иванов. Бойцы этого взвода отслеживали пролетающие немецкие самолёты: курс, количество, тип, время. Вся информация с таких постов ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения и связи – сразу передавалась по рациям и полевым телефонам на головной пост штаба фронта, где она обрабатывалась и принимались контрмеры.

– Здорово, Петрович, куда ты этих оболтусов? – спросил капитан.

– Здорово, да вот… довели учительницу, та аж в школу боится заходить. Веду к председателю, может, он на них управу найдёт.

– Погоди, не ходи, у председателя и так делов хватает, – капитан хитро прищурился и не спеша, доставая из кармана галифе кисет с табаком, из другого, демонстративно поправив кобуру с пистолетом ТТ, Тульский Токарева, вытянул газету для самокруток. – Они ведь не выполняют указание товарища Сталина, – сказал капитан, подмигнув директору и оторвав узкую полоску от газеты, стал скручивать козью ножку. – Товарищ Сталин что сказал? Школьники должны в это тяжёлое для страны время учиться и хорошими оценками наносить удар по немецко-фашистским захватчикам. – Он ещё раз незаметно подмигнул директору и, расправив свои чапаевские усы, нагнулся, чтобы прикурить от спички, зажжённой директором школы. – Выходит, они не выполняют указание товарища Сталина, – кашлянул он и продолжил. – Значит, они саботажники, а по закону военного времени саботажники подлежат расстрелу. – Сурово проговорил он и махнул рукой, как будто перерубил невидимую нить. – Так что, Петрович, передавай их мне. Михельсон! – позвал он мешковато одетого толстого солдата, проходившего мимо. – Ты сменился, свободен?

– Так точно, товарищ капитан, – отчеканил солдат, смешно вытянувшись, подобрав живот.

– Слушай приказ. Этих саботажников, – он затянулся и обслюнявленным концом самокрутки показал на Ваньку и Володьку, – отведи за большак и расстреляй. – Капитан, повернулся спиной к ребятам и незаметно, показав кулак, подмигнул уже солдату. – Ты всё понял? – строго спросил он солдата.

– Так точно! – еле сдерживая улыбку, ответил тот.

– Выполняй приказ, а я пойду за лопатой, там их… и зароем.

– Ну-ка, шагай зараз вперёд, – прикрикнул красноармеец на ребят и примкнул штык-нож к винтовке. Те, постоянно озираясь, молча пошли в сторону большака по пыльной, разбитой автомобильными колесами и тракторными гусеницами дороге.

– Патронов у тебя сколько? – прокричал им вслед капитан.

– Таки не полная обойма, семь штук, – в ответ крикнул солдат.

– Хватит, – капитан махнул ему рукой в сторону большака.

– Думаешь, поможет? – спросил директор.

– На какое-то время поможет, – ухмыляясь в усы, ответил капитан. – А там… живы будем, придумаем что-нибудь ещё.

Ребята еле волочили ноги, они, ноги, были как ватные от страха, цеплялись за каждый ком высохшего чернозёма сбитыми носами ботинок, но им казалось, что дорога под их ногами не медленно движется, а летит. Большак… расстрел… были всё ближе и ближе. Светило ещё тёплое сентябрьское солнце, дул слабый ветер, в поле бил зажиревший перепел: подь – полоть, подь – полоть, в деревне какой раз, устроив перекличку, на разные голоса кукарекали петухи, на чьём-то дворе лаяла собака, на лугу, привязанная к вбитому колу, мычала, требуя пить, тёлушка Ларионычей, у ближнего к школе двора две бабы-соседки на растланной на земле дерюжке деревянными цепами обмолачивали просяные снопы, за базой, в низине перед логом, слышался ровный рокот пашущего трактора, эти родные, знакомые с рождения звуки лились от деревни и растекались по огородам, садам, заливным лугам, выпасам и покосам тихой, ласковой материнской песней.

«Неужели я этого больше никогда не услышу? Никогда не увижу всего этого? Неужели всё, темнота, смерть? – по телу у Ваньки пробежали здоровенные мурашки, никогда раньше ему не было так страшно, как в эти минуты. – Этот злой, толстый ведь жахнет, не задумываясь, из-за какой-то ерунды, подумаешь… увидели трусы у училки», – думал Ванька. Примерно такие же мысли пронеслись в голове и у Володьки.