Что касается - Николай Байтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Владивосток, понимаешь, Мукден да Харбин...»
Владивосток, понимаешь, Мукден да Харбин.Всё не так просто, Господи, трудно-то как!Вот и скитаемся где-то, вот и скорбим.Суд на земле, а адвокат в облаках.
В Иерусалиме по вирусологии был конгресс.Те же проблемы, только другим языком.Где дефицит иммунитета пролез —всюду ущерб и всюду нарушен закон.
Где моя alma mater? – В Алма-Ате.Эвакуация, знаешь, сума да тюрьма.Я по большому секрету скажу тебе:подозреваю, что теорема Ферма не верна.
Если бы это открылось – всему конец.Что мы умеем? – только молоть языком.Всюду проблемы. Какой-то зыбкий контекст,где узелок ты вяжешь за узелком.
Вряд ли тебе это важно. И ты права.Вон вернисажи, тусовки – весело как!Есть у художника, скажешь, своя тропа?Всё не так просто, Господи, если бы так!
«Опушкой пробегают волки...»
[фрагмент поэмы «Нескончаемые сетования»]
Опушкой пробегают волки,и звёзды сыплются из глаз.А гости выпивают водкии клеят рифмы между фраз.Вот легкомыслие! – Куда женас заведёт оно? – У Дашидрожит тревога на губах.Прищурившись, она собакпочёсывает и поглаживает…
И я не знаю, что там дальше,ищу грибы средь леса букв.
О моём шурине
В пространствах холодных, где фары в метели дымяти в метеосводках на завтра лишь феня да мат,нигде до заправки ни пса, ни жилья – только лес,и парень поёт, загребая толчками колёспод брюхо, как раненый лось.
Нигде ледяного мотеля в сугробах под дверь,под мёртвые окна. – Порой только чёрная ельметнётся с дороги, завидев фар прыгнувший свет.Он крутит настройку – по радио хрипы и свист.Он сам кое-как себе Биттлс.
А то и «ламбаду». Он каждые десять минутзакуривает, – так в кабине истошная мутьвисит и мотается в запертых стёклах,и дует горячая топка,и клонит заснуть.
Мой шурин отнюдь не такой был помятый шофёр.Он красные дюны без шума на память прошёл.Другой бы ослаб в одиночку сосать валидол —подписку на смерть чтобы молча: давал – не давал,—а в песенке вот она вам:
Un son do lon — bada le.Un son do lon — bada la.Un son do lon — bada le.Un son do lon-bada.
Лови этот звук и бросай ей, как мячик: – «На,лови этот звук и сразу обратно мнебросай этот звук!» – И так, пока снежная мглане остановится в изумленье и несобьётся со счёта в уме.
Тогда-то, отбросив все обстоятельства, встретьв очищенном виде первоначальную весть.Увидишь: как пыль, на простейшие доли онабесконечно раздробленнаяобоюдная смерть.
Нет, шурин мой был не такой баснословный шофёр, —отнюдь. – И он красные дюны без шума прошёл:на память до крайнего дюйма съел щей бензобак.Но правильной речью поведать мог сей эпизодлишь в притче, как древний Эзоп.
«Представь себе, – он говорил, – например, облака.Представь в глубине головы, отойдя от окна.Представь, как они оседают на дебри волос.Представил? – теперь посмотри: там за дерево лесукрылся, как опыт за текст.
Они оседают, а я укрываюсь в пескахнемым одеялом. – Иные и в спальных мешкахворочаются и боятся змеиныхукусов: хотят незаметноуснуть – да никак…»
Когда мёртвый ветер летит над полянами рощ,иной литератор чернил виноградную гроздьс лица вытирает, как слёзы, – и вытер почтии смотрит на мелкие звёзды, как рыцарь в плаще,и смотрит на небо вообще.
Там можно увидеть любые фигуры земли:пустыни и горы, улыбки и руки вблизии губы в слезах – и что может здесь произойти,всё там поднимается в знак – и копируй себев гармонии и красоте.
Вот это и есть баснословья высокий полёт.А низкий кружит в испареньях житейских болот.Но есть в вышине и зверей силуэты,там можно сложить теоремыиз львов и ослов.
Там есть арматура и шлаки затёртых пространств.И шурин недаром был в школе десантных ОСНАЗ, —другой бы ослаб в одиночку сосать валидол —
Конец ознакомительного фрагмента.
