Софья Перовская - Элеонора Павлюченко

Соня росла крепким здоровым ребенком. В ее характере рано проявились такие сохранившиеся на всю жизнь черты, как смелость, независимость, упорство. Кукол она никогда не любила, предпочитая им «серьезные», «мальчишечьи» игры с братьями. В 8 лет девочка научилась читать, и с тех пор книга стала ее неразлучным другом. Нелюбовь к светским развлечениям, как и другие хорошие наклонности, дочь, вероятно, унаследовала от матери. Среди петербургских знакомых Соня слыла за «мрачную девицу», так как на людях держала себя подчеркнуто молчаливо и отчужденно, редко разговаривала или веселилась в гостях. Танцевать она не любила, да и не умела, хотя в угоду правилам светского «хорошего тона» родители наняли для нее учителя танцев. Когда отец стал губернатором, в доме устраивались журфиксы (приемы). Соня держалась от них в стороне, высмеивая и передразнивая, вместе с братом Василием, расфранченных декольтированных барышень. В «свет» она не выезжала, ни на каких балах не бывала: до отъезда из Петербурга в 1866 году была мала, а по возвращении в столицу в 1869 году сразу же стала «отщепенцем», курсисткой. Любимыми развлечениями Сони были зимой катание на коньках, а летом — верховая езда, плавание, рыбная ловля. Катаясь верхом, она всегда бесстрашно пускала лошадь вскачь, а в море не боялась уплывать «за горизонт». Вообще, по словам ее брата Василия, не было случая, чтобы Соня чего-либо или кого-либо испугалась, струсила. Как не походили все эти наклонности Сони Перовской на вкусы и привычки светской девушки из аристократической семьи!

С 13 до 16 лет Соня жила вместе с матерью в Крыму. Несколько лет, проведенных с любимой матерью и в до статочном отдалении от отца, несомненно, были благотворны для ее развития. Из сложного переплетения разнообразных впечатлений и влияний складывался характер и формировалось мировоззрение будущей революционерки: мрачная атмосфера отцовского дома — и благородный мягкий характер матери, скучные петербургские гостиные с тысячами светских условностей — и привольная жизнь на лоне крымской природы, блеск роскошных особняков — и соломенные крыши бедных крестьянских домов и, наконец, книги, книги и книги…

Гимназии Перовская не кончала. Она получила домашнее образование под руководством приходящих учителей и матери. В Крыму мать с дочерьми вела уединенный образ жизни. Перовские никуда не выезжали и никого не принимали. В имении сохранилась хорошая библиотека деда с большим выбором книг по литературе, истории, естествознанию. Много часов проводила Соня за чтением. Здесь, вероятно, и выработалась у нее замечательная способность к самостоятельному и упорному умственному труду.

Оживление наступало летом, когда на каникулы из Петербурга приезжали братья-студенты. Они приносили с собой дыхание иной жизни, новые мысли, идеи, новые книги. Василий, в то время студент университета (в дальнейшем он стал народником и был осужден за революционную деятельность), привозил сочинения Чернышевского, Добролюбова, Писарева. Вечерами, собравшись всей семьей, читали их вслух, обсуждали.

Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов были поистине властителями дум молодежи. Близкий к ним революционер-публицист Н. В. Шелгунов писал в своих воспоминаниях, что для него лично в Чернышевском, как в фокусе, соединялись все лучшие чувства и стремления той эпохи. Журнал «Современник» при идейном руководстве Чернышевского и Добролюбова стал боевым органом революционной демократии. «Не юноши только рвались вперед (эти всегда рвутся), — писал Шелгунов; — мне случалось видеть семидесятилетних стариков, для которых „Современник“ был „учебником жизни“ и руководителем для правильного понимания разрешавшихся тогда вопросов». Проблема «что делать?», поставленная Чернышевским, волновала молодежь, заставляла мучительно искать способы разрешения ее. Образ Веры Павловны, смело порвавшей с прошлым, с семьей, с вековыми традициями и ушедшей к «новым людям» работать для счастья страдающих и угнетенных, увлекал воображение юной Перовской. На всю жизнь запал в душу образ непреклонного революционера Рахметова — сотнями, а может быть, тысячами исчислялись последователи его в жизни. Страстная проповедь Писарева, его рассуждения о женском воспитании и назначении женщины в обществе звучали прямым призывом.

Самым любимым поэтом передовой молодежи 60-х годов был Н. А. Некрасов. Его имя было окружено ореолом. Одна из участниц женского движения 60–70-х годов вспоминала о том потрясающем впечатлении, которое производили на нее, 16-летнюю девушку, стихотворения Некрасова с призывом делать будничное простое дело для пользы народа. «И с этим-то народом Некрасов впервые познакомил нас и, что самое главное, сумел заставить нас понять и полюбить всех этих Власов, школьников, Арин-солдаток, всех этих баб, замерзающих в поле, ребят, возящих дрова из лесу в шестилетнем возрасте, и, полюбив их, мы горячо привязались и к поэту, который открыл перед нами этот до тех пор почти неведомый для нас мир, и, пристрастные, как всегда бывает в юности, мы вознесли его на недосягаемую высоту…» Соня зачитывалась стихотворениями Некрасова, которые вызывали у нее глубокое сочувствие к страданиям народа и стремление облегчить их.

В доме Перовских увлекались и серьезными философскими, социологическими и экономическими сочинениями. В те годы среди учащейся молодежи были популярны такие авторы, как английский социолог и историк Бокль, экономист Милль, представители вульгарного материализма в философии Бюхнер и Молешотт. 15-летняя Соня вместе с братьями тщательно штудировала солидные тома. Прочитанные книги будили мысль, способствовали дальнейшему умственному развитию, формированию «критически мыслящей личности».

Из Крыма в Петербург Софья Перовская ехала с бесповоротным решением: продолжать учебу. Ее стремления совпадали с помыслами многих девушек и женщин пореформенной России.

Борьба женщин за право учиться, свободно распоряжаться своей личностью была важной составной частью тех больших сдвигов, которые происходили в русском обществе после 1861 года. Еще великий французский социалист-утопист Ш. Фурье высказал мысль, что «в каждом данном обществе степень освобождения женщины есть естественное мерило всякого освобождения». Положение русской женщины на самых разных ступенях общественной лестницы было яркой иллюстрацией этого утверждения: непосильная работа трудящейся женщины или однообразная сытая животная жизнь большинства провинциальных помещиц и женщин высшего света. Это печальное сходство у различных типов русских женщин подметил еще Гоголь в «Мертвых душах»:

«…да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на бесконечной лестнице человеческого совершенствования? Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома… зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город…»