Град Светлый - Людмила Шапошникова

В 1933 году Николай Константинович Рерих написал картину, которая называлась «Странник Светлого Града». По равнине, опираясь на посох, идет человек туда, где между гор сверкают купола храмов и стоят белокаменные здания. Сюжет кажется на первый взгляд незамысловатым и простым. Но если в картину попристальней вглядеться и поразмышлять над ней, она вырастает в некий символ, наполняясь духом и звонами России. Такое полотно мог создать только русский художник и только о России, с ее мягкими увалами и пригорками, с ее дальними невысокими горами, с ее прозрачным лесным воздухом и золотистой далью ее дорог. В этом пронзительно одиноком страннике с его неуклонной устремленностью и в то же время нездешней мечтательностью заключен духовный многослойный образ целого народа, целой беспредельной страны. Чтобы создать именно такой образ, надо было глубоко почувствовать характер народа, проникнуть в его внутреннюю суть и извлечь из всего ту единственную Россию, которая, как говорил сам художник, «поверх всех Россий». Так иногда через искусство мы постигаем самые сложные явления, распутываем ускользающие нити разнообразных времен и пространств, синтезируя все это в один четкий и ясный образ, где «ни прибавить ни убавить».

Географическое, культурное и историческое пространство России раскинулось на тысячи километров, соединив в себе то, что мы называем Востоком и Западом. «Россия может осознать себя и свое призвание в мире, — писал крупнейший русский философ Н.А. Бердяев, — лишь в свете проблемы Востока и Запада. Она стоит в центре восточного и западного миров и может быть определена как Востоко-Запад»[2]. Именно в этом средостении Востока и Запада складывалась синтетическая культура России, формировался ее многослойный народный характер, возникало то, что мы определяем как «национальность».

Океан российской национальности заполнялся в течение многих веков исторической материей самых разнообразных источников, проходивших сквозь слои ее времени и пространства. «Вы знаете, — писал Н.К. Рерих, — что великая равнина России и Сибири после доисторических эпох явилась ареной для шествий всех переселяющихся народов. Изучая памятники этих переселений, вы понимаете величие этих истинно космических переселений. Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное количество племен и кланов. И пробившись до океана, эти странники, завершая свой путь через века, снова обернулись к России. И снова принесли ей обновленные формы своей жизни»[3].

Исследуя многовековую культуру России не только как художник, но и как ученый, Николай Константинович находил в ней элементы, пришедшие с Востока, и то, что проникло с Запада. В своих очерках он писал о хитрых арабских купцах, плывших по русским рекам, о викингах, об азиатской миниатюре, которая через итальянский примитив обнаружила себя в русских иконах, о татарском иге, которое в очередной раз принесло на русские равнины звуки и формы культуры Востока.

На огромных пространствах России в течение веков кипел и плавился культурный синтез Востока и Запада, формируя энергетическое поле русской Культуры, русского национального духа. Пространства России, принимая в себя дары Запада и Востока, усиливали свою энергетику, создавали свою самобытность, зацветая каждый раз по-новому после соприкосновения мирного или не мирного с Западом или Востоком.

Положение России между Востоком и Западом как моста, объединяющего эти два мира, обусловило многие особенности русской культуры, русского духа и русского характера. Последний обрел уникальную полярность, соединив в себе резко выраженные противоположности, так и не дотянувшие до той золотой середины, на которой возрастает классическая цивилизация с элементами усредненной Культуры.

С одной стороны, в народе существовали развитые общинные традиции, бескорыстие, нерасчетливость, нежелание покоряться «золотому тельцу» и отвергание наживы, душевность и отзывчивость, стремление к подвигу во имя Общего дела и т. д. С другой — бытовал известный соблазн легкой наживы, склонность к мошенничеству и воровству, жестокость и тупость, гражданская безответственность и извечное ожидание кого-то, кто сделает все за нас и спасет от дурной жизни и ее нелепостей. Эту полярность русского характера не смогли изменить ни годы, ни события, ни войны, ни страдания. Что же касается последнего качества — надежды на кого-то другого, а не на себя, надежды на Бога, царя, героя или на того символического «барина», который приедет, все рассудит, все поправит и всех утешит, то сейчас трудно определить, в какие века и события уходят исторические корни этого качества. С годами это качество развивалось и сделалось чуть ли не определяющим в послереволюционный период, когда власть, сменившая царя и заменившая Бога, превратилась в глазах многих в иллюзорно-могущественное средство спасения от всех бед, в которые только может попасть человек. Политическая пассивность, общественная робость отдельного человека в сегодняшней тяжелой и трагической ситуации в России объясняется именно этим, я бы сказала, историческим качеством, заставляющим миллионы людей в условиях криминального рынка и развала надеяться на появление «хорошего» президента или правительства, которые избавят народ от незаслуженных им страданий и установят повсеместную справедливость. Это трусливое и пассивное отчуждение народа от общественного действия и его иллюзорные надежды вносят в общественно-политическую жизнь сегодняшней России тот разброд, который может привести к новым бедам и страданиям.

Наличие противоположных качеств в характере русского народа создало ситуацию, которая резко отличала Россию от других стран, и в первую очередь от западных. «Слишком ясно, — писал НА. Бердяев, — что Россия не призвана к благополучию, к телесному и духовному благоустройству, к закреплению старой плоти мира. В ней нет дара создания средней культуры, и этим она действительно глубоко отличается от стран Запада, отличается не только по отсталости своей, а по духу своему»[4].

Именно в российском духовном пространстве в течение веков сформировались два духовных полярных образа. Бердяев называет их «Русь святая» и «Русь звериная». Эта полярность создала особую и высокую энергетику в духовно-культурном поле России и определила ее роль в процессах Космической эволюции человечества. Елена Ивановна Рерих, один из крупнейших философов нашего века, пришла к выводу: «Расцвет России есть залог благоденствия и мира всего мира. Гибель России есть гибель всего мира»[5]. Россия оказалась энергетическим центром планеты, в пространстве которого разыгрывается космическая драма духовно-культурной эволюции. В нем же идут видимые и невидимые процессы взаимодействия Духа и материи, противостояния сил Света и тьмы. «Ангельская святость и зверская низость — вот вечные колебания русского народа, неведомые более средним западным народам»[6]. Но и «Русь святая» не была однородной. В ней также существовало два полюса — духовно сытых и духовно голодных. Об этих «сытых» и «голодных» еще в 1915 году писал Н.А. Бердяев:

«Духовная сытость, охранение старого, бытовое и внешне-обрядовое понимание христианства — один образ народной религиозной жизни. Духовный голод, пророческие предчувствия, мистическая углубленность на вершинах православия в иных сторонах нашего сектантства и раскола, в странничестве — другой образ народной религиозной жизни»[7]. Полюса — «сытый» и «голодный», по справедливому утверждению философа, нашли свое отражение в творчестве великого русского писателя Достоевского, художественно воплотившего эту духовную полярность России. «У него два лика: один обращен к охранению, к закрепощению национально-религиозного быта, выдаваемого за подлинное бытие, — образ духовной сытости, а другой лик — пророческий, обращенный к граду грядущему, — образ духовного голода»[8].

И если В.И. Ленин назвал Льва Толстого «зеркалом русской революции», что само по себе далеко не бесспорно, то Достоевский отразил в себе всю Россию и ее основное противоречие — «противоборство духовной сытости и духовного голода»[9].

Ни страны Востока, ни страны Запада такого острого противостояния не знали. Синтезированные Россией духовные тенденции обоих миров в ее энергетическом пространстве обрели новое качество, способное развить энергетический динамизм духовных накоплений страны, лежащей на перепутье Запада и Востока. Безусловно, и на Западе есть и «сытые» и «голодные». Однако там искания и стремления «голодных» не обрели той истовой, жертвенной формы, которая получила крайнее выражение в русском странничестве. Странничество было особенно распространено среди староверов, которые уходили в неведомые земли в поисках Страны обетованной или Светлого Града. На это явление обратил особое внимание и Н.К.Рерих во время Центрально-Азиатской экспедиции. Западная же цивилизация как бы духовно нивелировала и «сытых» и «голодных». Поэтому энергетический процесс одухотворения материи там шел вяло и был заметен больше на индивидуальном уровне, нежели на общественном.