Убийство в назначенный срок. Длинная тень смерти (сборник) - Энтони Гилберт

– На этой улице во всех домах такие балки, – мрачно пояснила миссис Трэвор. – Дома старые, построены очень давно.

– Понятно, – кивнул Оливер, ступая вперед.

Дело в том, что с этой самой балки свисало тело молодой женщины с растрепанными черными волосами, в розовой ночной рубашке. На ее лицо без ужаса нельзя было смотреть. Распухшее, посиневшее, из безобразно раскрытого рта высовывался почерневший язык. Вдобавок ко всему женщина смотрела на них широко раскрытыми глазами. Висела она довольно низко. Голые ноги не доставали до пола. Тапочек нигде не было. Правда, вскоре Оливер обнаружил их. Для этого ему пришлось сильно наклониться. Тапочки запрятали далеко под кровать. Повешена женщина была на довольно тонкой веревке. Рядом валялся перевернутый дубовый табурет.

Констеблю Оливеру стало ясно, что это самоубийство, но он был добросовестный полицейский и к своим обязанностям относился серьезно. Поэтому немедленно озаботился, чтобы в комнате ничего не трогали. Он резко обернулся к миссис Трэвор:

– Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. У вас есть соображения, почему она так поступила?

Хозяйка злилась на мертвую женщину, заварившую эту кашу, но отозвалась тихим тоном, преисполненным горечи:

– Откуда мне знать? И никто здесь ничего не знает, я уверена. Она всегда ставила себя выше остальных. Бог знает почему. Спросите Руну, она вам скажет то же самое. От этой мисс Пенни и слова-то никогда не дождешься. Шастала туда-сюда, изображала герцогиню. А если ее светлость снисходила заговорить с нами, это становилось событием.

Констебль Оливер понимающе кивнул и принялся сосредоточенно осматривать комнату, пока его взгляд не остановился на конверте, лежащем на шатком письменном столе. На конверте надпись: «Тому, кто это прочтет». Несколько таких же дешевых конвертов потом были обнаружены в ящике стола. В конверте лежал сложенный вдвое лист светло-желтой бумаги, взятый, очевидно, из небольшой стопки в том же ящике.

На листе нетвердым почерком было выведено:

Я делаю это, потому что мне грозит кое-что пострашнее смерти. Если я срочно не найду пятьсот фунтов. Он был моей последней надеждой, но сегодня в очередной раз отказал. Выхода нет. Ф.П.

Констебль Оливер вернул записку в конверт, положил на стол. Затем взглянул на миссис Трэвор:

– Пойдемте отсюда.

– Надо бы вначале снять бедняжку, – произнесла она с фальшивым сочувствием.

– Пока нельзя.

Дверь констебль выбил плечом, поэтому запереть ее было невозможно. Он попросил хозяйку принести кусок ленты, молоток, несколько гвоздиков и опечатал комнату.

– Телефона у вас, конечно, нет?

– Нет, – сухо отозвалась хозяйка.

– Тогда я схожу в участок и скоро вернусь.

Констебль ошибался, полагая, что к его приходу миссис Трэвор разнесет новость по всей округе. Хозяйка вообще была готова скрыть это неприятное событие. Поэтому, когда Руна, дождавшись ухода констебля, начала приставать к ней с расспросами, раздраженно отмахнулась:

– Не нашла ничего лучшего, как повеситься в своей комнате. А что после этого девушки станут обходить мой пансион за милю, ей на это наплевать. Дрянь какая. Я всегда говорила, что с ней что-то нечисто. И молчала она, потому что было что скрывать.

Руна поднялась наверх обсудить событие с приятельницей, Джун Силвер. Обе не любили покойную, считали ее задиравшей нос гордячкой. Но то, что она может наложить на себя руки, им никогда в голову не приходило.

– Наверное, ее допекло по-серьезному, – грустно вздохнула Джун. – Мы ведь вообще не знали, кто она такая и откуда.

Довольно скоро этот вопрос возник перед сотрудником Скотланд-Ярда, инспектором Филдом.

III

Внимательно выслушав констебля Оливера, он заметил:

– У вас есть причины полагать, что тут не простое самоубийство? Мне всегда казалось странным, почему так мало подобных девушек кончают с собой. У них жизнь, как в аду. Ведь каждый третий день они ложатся спать голодными. В общем, обитательницам Менсис-стрит не позавидуешь.

– Есть пара-тройка фактов, – неуверенно произнес Оливер, – пустяковых вроде, но настораживающих. Прежде всего почему она, заперев дверь, вынула ключ из замка? Ведь тогда любой может заглянуть в замочную скважину. А зачем ей это, если она собиралась повеситься на потолочной балке? Второе – это тапочки. Она зачем-то запихнула их под кровать, а сама ходила босая, запирала дверь, писала записку. Странно. Я хочу сказать, пол линолеумный, большая часть не покрыта ковриками, полно мусора разного набросано, в том числе и булавки. Потом еще табуретка. Тяжелая. Предположим, она встала на нее и оттолкнула в сторону. Так раздался бы стук. Но никто ничего не слышал. А табуретка, повторяю, массивная. И наконец, веревка. Я к ней не прикасался, но разглядел внимательно. Она старая. И тонкая. Скорее, это толстый шнур, которым завязывают ящики. – Констебль замолчал, с досадой прикусив губу. – Я не догадался посмотреть, есть ли в комнате какой-то ящик. Но странно вот что: если бы она набросила петлю на шею и спрыгнула с табурета, такая веревка должна была порваться.

Филд улыбнулся:

– Констебль, вы замечательно провели предварительный осмотр места происшествия.

– Я рад, если это показалось вам интересным, – произнес Оливер, слегка краснея.

Инспектор Филд взял свою шляпу.

– Что ж, давайте пройдемся по Менсис-стрит.

Миссис Трэвор встретила их в холле. Инспектор Филд сказал, что поговорит с ней позднее. Затем Оливер открепил ленту, и они вошли в комнату. Филд осмотрел веревку.

– Вы абсолютно правы, Оливер. Веревка тонкая и слабая. Тело этой несчастной женщины она бы вряд ли выдержала. Но есть еще кое-что. После прыжка женщины с табурета веревка должна была сильно затянуться на шее. А я вижу, что нам удастся снять петлю, не разрезая веревку. Тот, кто это сделал, совершил серьезную ошибку.

Он послал Оливера позвонить в полицию из будки через дорогу, чтобы прислали врача и фотографа. А сам тем временем занялся постелью. Белье было смято и спущено с одной стороны до пола. В подушке отпечаталась глубокая вмятина, слишком глубокая, решил Филд, чтобы поверить, что это от головы во время сна. Вероятно, некто с силой прижал голову женщины к подушке и держал так несколько секунд. Три черных волоса на наволочке, несомненно, были с головы покойной женщины. Под смятой простыней оказался скрученный носовой платок. Филд взял его за угол и расправил. Платок небольшой, с дешевым кружевом, в углу вышита буква Ф. Детектив осмотрел его под мощной лупой. Там отчетливо виднелись следы пота. Похоже, все началось и закончилось на этой постели. Возможности защититься у женщины практически не было.

Филд представил, как это случилось. Убийца стоял у постели на синем с красным коврике, теперь смятом. Оливер узнал у миссис Трэвор, что коврик обычно лежал у кровати. Видимо, в какой-то момент убийца кинулся на свою жертву и начал душить ее. Он подался вперед, и коврик заскользил по полу. Судя по расстоянию, на какое он сдвинулся, Филд решил, что убийца – мужчина среднего роста.

Осмотр смятого постельного белья также дал кое-какой результат. В складках пододеяльника застряла маленькая розовая бусинка из дешевого жемчуга с прилипшей частицей розового же шнурка. Значит, женщина легла в постель, не сняв ожерелья. А убийца порвал его. Филд тщательно обыскал комнату, а позднее место под окном и даже опросил уборщиков, но больше ни единой бусинки найти не удалось.

Закончив осмотр постели, инспектор двинулся дальше. Обстановка в комнате производила странное впечатление. Там находились разнообразные несочетаемые предметы. Например, серебряные украшения на туалетном столике, несмотря на то что слегка потускнели, были настоящими и добротными. На каждом причудливым образом выгравирована буква Ф. Дорогая хрустальная пудреница с серебряной крышечкой содержала дешевую пудру с резким запахом. Частицы этой пудры были видны на зеркале, но, к сожалению, отпечатков пальцев обнаружить не удалось. В подушечку для булавок из темно-синего бархата с серебряным обрамлением были воткнуты дешевые безвкусные булавки. Разбросанные по столику медальоны и браслеты не имели никакой ценности. На каминной полке то же самое. Большая часть предметов там не представляла интереса. Аляповатая желтая фигурка верблюда, еще фигурка – китайчонок в розовой шляпе качается на створке ворот, несколько голубых ваз с дешевой позолотой, заполненных лиловыми бессмертниками, гипсовая статуэтка юноши и еще одна обнаженной женщины, обе безвкусные. И неожиданно среди дешевой мишуры чудесный маленький кувшин из тонкого фарфора фабрики Споуда, не позднее конца восемнадцатого века, затем такого же качества фигурка Психеи, а также небольшая, превосходно выполненная бронзовая Мадонна и, наконец, нож с нефритовой рукояткой. Последний предмет особенно подчеркивал незаурядный вкус владельца. Все это стоило дорого.