Две недели ожидания - Сара Райнер

– Готово, – сообщает он, садясь в машину, заводит мотор, поворачивается к жене и широко улыбается. – Поехали!

Кэт помахала на прощание их веранде из красного кирпича, пока Рич маневрировал по выбоинам, которые стали еще глубже после череды холодных зим, и выезжал на Гроув-лейн. Они не проехали и полмили мимо местных магазинчиков на Отли-роуд, как вдруг Рич резко тормозит. Хорошо, что сзади нет других авто. Он разворачивается к ней лицом.

– Ты покормила Бесси?

– Да, и оставила ключи твоей сестре. А теперь поехали, а то опоздаем.

На кольцевой дороге, где обычно машины движутся плотным потоком, странным образом тихо, пока они едут мимо складов и цепочки гостиниц прочь из города. И вот они уже мчатся вдоль Пеннинских гор. Такое впечатление, что трасса М-62 никогда не спит. Сейчас и шести утра нет, а грузовики уже с грохотом проносятся по крайней полосе, из-под их колес летит снежная крупа, оставшаяся с ночи. Их хетчбэк кажется маленьким и хрупким. Кэт ощущает, как ветер бьет по крылу автомобиля. Она протирает запотевшее окно, чтобы выглянуть наружу, и видит коттедж на отдаленном склоне, кажущийся бледным пятном на фоне темного вереска. Интересно, кто там живет, рядом с торфяником, не одиноко ли им без соседей? Она пытается представить собственную жизнь вдали от города, их маленького домика, магазинов и парка, вдали от всех. Наверное, это хорошо в плане творчества – ей станет так скучно, что придется себя хоть чем-то занимать, – но она будет жаждать компании и скучать по друзьям.

Кэт протягивает руку к Ричу с благодарностью за его присутствие, гладит его по загривку, там, где волосы мягкие, как пух, и уже начинают седеть. Рич ненавидит свою шею, считает ее слишком толстой, и из-за этого он выглядит тупым, как бы Кэт ни старалась убедить его, что это мужественно.

– Она едва ли не больше, чем моя голова, – заявляет муж.

Рич словно бы читает мысли Кэт, смотрит на нее и улыбается. Кэт нежно улыбается в ответ, а потом опускает зеркало на солнцезащитном козырьке, чтобы посмотреть, как она выглядит.

Наконец-то волосы стали нормальными. Сначала они росли совсем другими: такого же мышиного цвета, но более волнистыми и густыми. Маленькое утешение за все, что Кэт пришлось пережить. Но теперь они стали такими, как и всегда: тонкими и непослушными. Ей приходится коротко стричься «каскадом» – никакую другую прическу волосы не признают. Тем не менее Кэт довольна. Она снова похожа на саму себя. Однако кожа все еще остается пепельно-серой, а глаза отчасти утратили блеск. Она кажется старше. Выглядит измученной.

Она надеется, что поездка пойдет им на пользу. После цунами эмоций, накрывшего их в последние два года, оба заслужили этот отдых.

Кэт думает о горах, которые вот-вот увидит, об ослепительно-белом снеге под ослепительно-голубым небом. Внушительные пики, солнце, кристально чистый воздух…

Ее тут же охватывает восторг. Скоро Рождество, потом Новый год, и она сможет помахать ручкой этим отвратительным двенадцати месяцам навсегда.

– Мы едем в отпуск! – восклицает она и хлопает в ладони.

Лу борется с желанием разбудить Софию. Сейчас пять утра, и это несправедливо.

Хорошо говорить, что мне нужно успокоиться, думает она. Если бы переключиться было так легко.

Она перекатывается на спину, приспускает пижамные брюки и проверяет живот. Ей кажется или живот стал мягче? Хотя, может, она просто намяла его постоянными ощупываниями.

Накануне вечером они рыскали по Интернету в поисках возможных диагнозов. София настаивала на менее драматических вариантах (включая банальное раздражение и запор), но Лу все еще была убеждена, что это кое-что похуже. Они даже размышляли, не позвонить ли им на горячую линию медицинской помощи, но решили, что уже слишком поздно, да и состояние не критическое.

– Давай уже ляжем в постель, – велела София. – Утром позвоним доктору и запишем тебя на прием в самое ближайшее время.

Итак, Лу лежит на одном из двух диванов, как настояла мать. Сейчас Ирэн превратила их дом в мини-отель, и им выделили гостевую комнату, хотя мать не принимала постояльцев на рождественские каникулы и за стеной находился куда больший по размеру номер на двоих с одной кроватью.

– Твоя мама – привет из пятидесятых, – простонала София. – Даже в Испании большинство матерей не такие строгие. Она что, думает, что это помешает нам заняться сексом?

– Ей не придется признавать, что мы этим занимались, – ответила Лу.

Над склонностью Ирэн отрицать очевидное можно было бы посмеяться, но в результате многие аспекты жизни Лу мучительным образом не находили признания.

Лу продолжает изучать свое тело. Она понимает, что это уже навязчивое состояние, но смутно надеется, что страх приглушится. По крайней мере, в темноте и тишине можно сосредоточиться. Она снова нащупывает обеими руками уплотнение. Опухоль кажется ей огромной. Как она не замечала ее до сегодняшнего дня? Лу нажимает на опухоль, и из-за этого хочется в туалет.

София шевелится и переворачивается на другой бок. Лу задерживает дыхание, она не отказалась бы услышать, как София бормочет сквозь сон слова утешения, успокаивает ее, но та не просыпается.

Лу продолжает свою миссию. Пальцы движутся медленно, зловеще, словно тарантул. Если бы опухоль была посередине, то Лу согласилась бы, что это просто ее особенность. Но ее более всего беспокоит чуждая асимметрия. Лу пытается справиться со страхом. Она не может – и не будет! – думать о совсем плохом.

Лу пытается думать как консультант-психолог, представить, что сказала бы себе, если бы она сама была клиентом. Она умеет давать советы, а вот воспринимать их не очень-то получается. Наверное, стоит составить список симптомов перед походом к врачу.

1. Я бегаю в туалет очень часто, куда чаще, чем София.

2. Месячные стали болезненнее, чем были.

Лу сделала поправку на особенность своего мочевого пузыря. Она выбирает места на последнем ряду в кинотеатре и всегда ищет возможность сходить в туалет во время долгой поездки, когда приспичит, причем так было всю сознательную жизнь. Но вряд ли у нее недержание, да и менструации не настолько уж болезненные. У многих женщин бывает куда хуже.

В остальном она в отличной физической форме. Она может с легкостью сделать сто приседаний, с мускулатурой все отлично. Она мало пьет, питается почти идеально. Что же тогда это, ради всего святого? Если бы у нее была какая-то серьезная проблема, разве не должно болеть?

Не помогает. Вопросов становится только больше, отчего мысли начинают бешено кружиться в голове. И как бы она ни раскручивала их, ответ все время один, словно шарик на рулетке постоянно выпадает на то же число раз за разом.

Самолет с грохотом несется по взлетной полосе, набирая скорость. Кэт видит размытое пятно аэропорта, вцепляется в подлокотники влажными от пота руками и ждет, когда же шасси оторвутся от земли. На кресле впереди заходится плачем ребенок.

Бедняжка, думает она. Я тоже ненавижу взлет и посадку. Она слышала, что именно во время взлета и посадки чаще всего случаются катастрофы, ну и, разумеется, никуда не убежать от абсурдности идеи запустить огромный металлический объект в небо. Когда они летят на высоте в несколько тысяч километров, то Кэт сможет перебороть неверие, представив, что просто сидит в странном кинотеатре, напоминающем по форме трубу, и смотрит на солнце и облака в запотевший иллюминатор, словно это фильм.

Они мчатся быстрее и быстрее. Кэт не верит, что они еще не в воздухе…

Потом наконец шасси со свистом убираются, и они взлетают.

Уфф.

Все это время она сидела, задержав дыхание, а теперь откидывается в кресле, расслабляется. Через несколько минут гаснет табло «Пристегните ремни», и ребенок впереди перестает плакать. Кэт чувствует, как малыш сотрясает кресло, извивается и никак не успокоится, поэтому теребит салфетку на кресле, чтобы привлечь внимание. Он поворачивается и смотрит на нее в щель между креслами. На его лице следы слез.

– Привет! – говорит Кэт и улыбается.

Ребенок настороженно прячется, но вскоре снова высовывает любопытную мордашку с широко распахнутыми глазенками.

– Попался! – восклицает Кэт.

Малыш снова прячется, но через пару секунд опять выглядывает. Кэт закрывает лицо ладонями, а потом быстро убирает их.

– Попался!

Он хихикает.

Какой милашка, думает Кэт.

Теперь осталось только пережить приземление и первый урок катания на лыжах. Этого она тоже боится. Кэт никогда не давалась физкультура. Школьницей она при любой возможности отсиживалась на скамейке, а катание на лыжах потребует не только физических данных, но и смелости.

С другой стороны, Кэт, которой довелось увидеть в зеркале собственную смерть, теперь уже ничего не страшно.

Ничего хорошего. Лу так и не может уснуть. Теперь она слышит пение птиц. В такое время года это, наверное, дрозд, который предъявляет права на свою территорию. Нет, скорее всего, она все-таки не скучает по этим деревьям.