Две недели ожидания - Сара Райнер

На фиг сидеть и ждать, решает она в итоге. Все, что мне нужно, это глоток свежего воздуха.

Квартира всего в паре сотен метров от приморского бульвара, но Лу понимает, что если и доберется туда, то с огромным трудом. Но она все же выходит на улицу. Через пару шагов приходится остановиться и отдохнуть, прислонившись к кованой ограде, а в конце улицы снова надо остановиться, а потом пересечь широкий променад.

Это несправедливо, думает она. Сейчас же выходные. Готова поклясться, все проводят время лучше, чем я. Потом она упрекает себя за жалость к себе и изучает променад, чтобы посмотреть, кто еще здесь гуляет. На углу, залитом оранжевым светом фонарей, стоит группка молодых женщин в коротких юбках, на высоких каблуках и в футболках с орнаментом из сказочных крылышек. Посреди них будущая невеста в коконе из белого тюля. На улице так холодно и ветрено, что они наверняка мерзнут, но, судя по возгласам и хохоту, изрядно навеселе и не чувствуют холода. Два лощеных парня стоят у обочины с джек-рассел-терьером, а песик рвется с поводка, вдыхая соленый воздух своей пляжной игровой площадки. Напротив, наполовину сидя на балюстраде, расположился сгорбленный молодой человек, который дует на руки, чтобы согреться. Он оглядывается по сторонам и вскакивает, когда видит, как к нему кто-то приближается. Молодой человек и тот, кого он ждал, сходятся в одной точке, бросают быстрый взгляд, чтобы удостовериться, что за ними никто не наблюдает, потом что-то быстро суют друг другу и расходятся в разные стороны. Лу умеет читать такие сигналы – продажа наркотиков.

Она дожидается, пока эти типы не скроются из виду, а потом осторожно спускается по ступеням к пляжу. Под подошвами кроссовок похрустывают камешки, когда Лу бредет в сторону моря, где устраивается на валуне так близко к воде, как только осмеливается. Волны вздымаются, сворачиваясь в огромные завитки белых брызг, с грохотом перекатывая черную гальку. Темно. Огни на пирсе едва освещают синевато-серую воду, а пурпурные облака образуют странные и зловещие фигуры на горизонте, похожие на огромные горы, не нанесенные на карты. Воздух влажный. Вскоре волосы Лу тоже становятся влажными, она ощущает клейкую соль на своих пальцах. Даже в куртке ей холодно, но Лу не обращает на это внимания.

Совсем другое ощущение, чем летом, когда пляж забит под завязку возбужденными ребятишками, затюканными родителями, безрассудными подростками и розовощекими пенсионерами. Раздаются звуки магнитофона и разных языков, запахи шашлыков и пикников атакуют ее ноздри. Сейчас же возникает ощущение, что она в тысяче миль от морского курорта с пошлых ретрооткрыток, трансвеститов и сомнительных встреч. Но этот Брайтон ей нравится так же, если не больше, чем его второе «я». Эти компоненты и придают месту его gravitas[11], они напоминают жителям, что не стоит слишком зарываться и важничать, поскольку в конечном счете они всего лишь люди, осевшие у кромки воды, а океан больше и мощнее, чем любой из них. Она еще глубже зарывает руки в гальку, ощущая пальцами ее прохладную твердость, вспоминает землю на могиле отца, напротив, мягкую и податливую. Она размышляет над вопросом Анны, хочет ли она детей по-настоящему? Лу не может выбросить эти мысли из головы. Умер отец, она стала свидетелем смерти мужа Карен Саймона и благодаря этому осознала хрупкость жизни, а недавняя операция заставила задуматься о том, что и она сама смертна, а еще о собственной природе, о женской сути. Сейчас, сидя на скамейке, Лу поняла, почему хочет быть матерью – ей хочется стать частью этого мира, природного цикла, чтобы ее существование на планете обрело смысл.

Рич открывает дверь в номер отеля. Кэт входит внутрь, а он следом.

– Чуть роскошнее, чем дома! – говорит он.

– Мягко сказано. – Она идет по ковру, как львица, исследующая новую территорию. Проводит пальцами по прохладному стеклу кофейного столика, гладит бархатистый диван и тяжелую шелковистую парчу штор.

– Мой коллега Джордж так часто размещает здесь клиентов, что смог выбить нам скидку, правда, на одну ночь.

Кэт снова ходит кругами по номеру. Он, наверное, раза в два больше их спальни в Лидсе. Затем она подходит к окну, открывает двустворчатую дверь и выходит на балкон. Ночь заметно теплее, чем в Йоркшире. Плотная застройка удерживает тепло, а кондиционеры на крышах соседних домов, без сомнения, вносят свою лепту. Странная перспектива: скопление дымовых труб и антенн, пожарных лестниц и задние фасады театров. Ковент-Гарден не в самой своей красе. Это напоминает Кэт статью, которую она читала в журнале, где две фотографии были размещены бок о бок. На одной стояла модель лицом: высокая, худая, элегантная, с безупречной прической и сказочно сидящей одеждой. А на другом снимке та же модель в той же одежде, только вид сзади: платье подколото кучей прищепок, чтобы подогнать по фигуре, волосы спутаны, туфли явно слишком велики и неудобны. Кэт и здесь видит механизм создания легенд, благодаря которому столица выставляет себя напоказ на уровне улицы.

Размышления прерывает Рич.

– Ты это видела?

Она делает шаг назад, но мужа в номере нет. Может, он спрятался за балдахином кровати?

– Я здесь.

Она идет на голос в ванную.

– Ух ты! Ничего себе!

Стены от пола до потолка облицованы мрамором цвета карамели, и такой же мрамор под ногами. Светильники, зеркала, краны, держатель для зубной щетки – все источает роскошь. А лейка для душа размером с обеденную тарелку.

– Неплохо, да?

– Еще бы!

– Джордж говорил, что селит сюда самых звездных клиентов.

– Ты только посмотри на размеры ванной!

– Ага!

– И как классно в гостиницах развешивают полотенца! – Она ведет пальцами по пушистому ряду. – Почему у нас дома так не получается?

– Милая, если ты сделаешь что-то такое же патологически безумное, придется тебя бросить.

– И это говорит человек, который никогда не поднимает полотенце с пола?!

– Как бы то ни было. Хотите принять ванну, мадам? – Он склоняется в почтительном поклоне, как слуга.

– Возможно, мадам не откажется. – Она задирает нос, изображая примадонну.

– Вместе? – Он игриво приподнимает брови.

– Было бы невежливо отказаться.

Пока Рич открывает воду и регулирует температуру, Кэт находит бутылочку с маслом для ванн и наливает куда больше, чем сделала бы дома.

Спустя пару минут они с мужем сидят лицом друг к другу. Кэт откидывается назад, и теперь ее глаза на уровне его груди. Волосы на груди Рича седеют, но ей даже нравится. Он все еще очень привлекателен, а его живот так приятно накачан… Чего не скажешь обо мне, думает она с сожалением, отлично помня о валиках жира на талии.

По сравнению с тем временем, когда они только-только встретились, Кэт редко чувствует себя сексуальной. В последнее время она с грустью и привкусом чувства вины вспоминает те денечки, когда ей жадно хотелось заниматься любовью. Во время болезни она даже отдаленно не чувствовала себя привлекательной. Когда тебе удаляют яичники, ты вряд ли станешь отрываться по полной, и сейчас она все еще устает сильнее, чем раньше. Рич относился к этому с огромным терпением, однако Кэт влюбилась в него в том числе и из-за здорового либидо, поэтому вряд ли можно ожидать, что он изменился в этом плане. Он часто ездит в командировки, и Кэт боится, что время от времени он может поддаваться соблазну. Ей претит перспектива потерять мужа из-за того, что дома он не получает сексуального удовлетворения. Хотя она никогда не симулировала оргазм и не занималась любовью через «не хочу», но обнаружила, что скучает по былой самоуверенности и животной страсти.

Но сейчас в теплой воде и среди такого пышного антуража Кэт столь расслабленна и чувственна, что осознание собственного несовершенства – валики на животе со шрамом, целлюлитные бедра, редкие волосы – отступает далеко-далеко. Ну и что, что она не супермодель. Она видит себя любящими глазами Рича: у нее все еще упругая и полная грудь, женственный манящий изгиб бедер, гладкая и соблазнительная шея… Кэт протягивает руку под водой и, к своему восторгу, ощущает, что Рич полон желания. Медленно, хорошо знакомыми движениями она ласкает его. Вода тихонько плещется в такт движениям. К счастью, краны расположены посередине, думает Кэт, когда муж вытягивается, кладет голову на край ванны, закрывает глаза и отдается удовольствию.

Почти полночь. Если не уйти прямо сейчас, София опоздает на последний поезд.

– Еще? – Малена кивает на стопку с водкой.

Бар гудит. Музыка выплескивается из колонок рядом с ними. София почти ничего не слышит. Какого черта! Она давно уже ничего подобного не делала. А Малена очень сексуальна – хорошенькая худощавая блондинка, любимый типаж Софии. Шведка или что-то в этом роде. Мелькают световые вспышки, сухой лед выливается со сцены, превращаясь в таинственный туман флуоресцентного розового оттенка и цвета электрик.