Престиж - Кристофер Прист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор книги, Альфред Борден, прославился как изобретатель легендарного трюка «Новая транспортация человека». Он выступал под псевдонимом Le Professeur de la Magie [1] и был ведущим иллюзионистом начала XX века. На заре своей сценической карьеры Борден снискал похвалу Джона Генри Андерсона и благосклонность Невила Маскелайна; его современниками были Гудини, Дэвид Девант, Чун Лин-Су и Бюатье де Кольта. Он жил в Лондоне, но часто гастролировал в Соединенных Штатах и Европе.
В строгом смысле слова его книгу нельзя считать учебным пособием, однако содержащиеся в ней обширные сведения о приемах сценических фокусов привлекут как любителей, так и профессионалов – всех, кому интересен опыт выдающегося мастера иллюзионного жанра.
Забавно, что среди моих предков оказался иллюзионист, только мне от этого было ни жарко, ни холодно. Фокусы, в особенности карточные, да и многие другие, навевают на меня тоску. По телевидению нередко показывают грандиозные шоу, но меня никогда не тянуло узнать, как достигаются все эти эффекты. Помню, кто-то при мне высказал такую мысль: чем ревностнее охраняет фокусник свои секреты, тем тривиальнее оказывается их сущность.
В книгу Альфреда Бордена входила пространная глава о карточных фокусах; в другой главе, такой же затянутой, говорилось о фокусах с папиросами и монетами. Все это сопровождалось инструкциями и пояснительными схемами. Последняя глава посвящалась сценическим трюкам; на многочисленных рисунках были изображены кабинеты с потайными отсеками, ящики с двойным дном, столы с подъемным механизмом, спрятанным за кулисами, и прочий реквизит. Я бегло пролистал несколько десятков страниц.
В первой половине книги иллюстраций не было вообще: там излагались подробности жизни автора и общие сведения о жанре иллюзии. Эта часть начиналась так:
Начато в 1901 году.
Мое имя – мое настоящее имя – Альфред Борден. История моей жизни – это история тайн, на которых зиждется моя жизнь. На этих страницах они будут описаны в первый и последний раз; другой рукописи не существует.
Я появился на свет восьмого дня мая месяца 1856 года в приморском городе Гастингсе, рос крепышом и непоседой. Отец мой был известным на всю округу бондарем и колесных дел мастером. Наш дом…
На мгновение я вообразил, как автор этой книги садится писать мемуары. Почему-то мне виделся темноволосый неулыбчивый бородач, который, слегка ссутулившись и нацепив на нос узкие очки, зажигает у локтя яркую настольную лампу. Все домашние удаляются в благоговейном молчании, чтобы хозяин мог без помех взяться за перо. Скорее всего, эта картина не имела ничего общего с действительностью, но перечеркнуть наши стереотипные представления о предках довольно трудно.
Потом я задумался о степени нашего родства. Если я прямой потомок Альфреда Бордена, то он, вероятно, приходился мне прадедом, а то и прапрадедом. Учитывая, что он родился в 1856 году, во время написания этой книги ему было лет сорок пять; стало быть, моему отцу он едва ли приходился отцом – вероятно, их разделяло не одно поколение.
Предисловие было написано практически в том же духе, что и авторский текст; оно изобиловало длинными экскурсами в историю создания книги. Как выяснилось, в основе повествования лежали дневниковые записи Бордена, не предназначавшиеся для публикации. Колдердейл существенно расширил эти заметки, добавил разъяснения непонятных мест и ввел описания большинства трюков. Дополнительных сведений о жизни Бордена в предисловии не оказалось, но я рассчитывал найти их в тексте книги.
Впрочем, вряд ли из этого опуса можно было почерпнуть сведения о моем брате. А никто другой из кровных родственников меня не интересовал.
Эти размышления очень скоро были прерваны писком моего мобильного телефона. Я ответил почти мгновенно, чтобы не раздражать других пассажиров. Звонила Соня, секретарша моего редактора. Не иначе как сам Лен Уикем и велел ей набрать номер – удостовериться, что я уже в дороге.
– Энди, с машиной планы поменялись, – проворковала Соня. – Тормоза отказали. Эрик Ламберт отогнал ее в автосервис.
Она продиктовала мне адрес станции техобслуживания. Понадеявшись на этот рыдван – видавший виды «форд», вечно требующий ремонта, – я не поехал в Шеффилд на своем собственном автомобиле. Лен ни за что не утвердил бы мои расходы при наличии служебной машины.
– Больше дядюшка ничего не хочет мне передать?
– Например?
– Отбоя тревоги не было?
– Нет.
– А что говорят правоохранительные органы?
– Пришел факс из тюрьмы штата Калифорния. Франклин как сидел, так и сидит.
– Ясно.
Мы закончили разговор. Я тут же набрал номер родителей и поговорил с отцом. Сказал, что направляюсь в Шеффилд, оттуда поеду в Скалистый край и могу, если они не против (конечно же, они не против), завернуть к ним переночевать. Отец обрадовался. Они с Джиллиан по-прежнему обитали в Уилмслоу, в графстве Чешир, а я теперь работал в Лондоне и выбирался к ним довольно редко.
Я сказал, что получил переправленную им бандероль.
– Как по-твоему, зачем тебе прислали эту книжку? – спросил отец.
– Понятия не имею.
– Читать-то ее собираешься?
– Чтиво, откровенно говоря, не в моем вкусе. Ну, полистаю как-нибудь на досуге.
– Мне бросилась в глаза фамилия автора: Борден.
– Мне тоже. Та женщина что-нибудь об этом говорила?
– Вроде бы нет.
Когда мы распрощались, я положил книгу поверх кейса, лежавшего у меня на коленях, и стал разглядывать проплывающую за окном местность. Небо заволокло свинцовыми тучами, по стеклу барабанил дождь. Мне требовалось сосредоточиться на деле, из-за которого я и отправился в эту командировку. В газете «Кроникл» я числился литературным сотрудником отдела новостей, но такое громкое название должности ровным счетом ничего не значило. Дело в том, что мой отец тоже был журналистом и в свое время состоял в штате манчестерской «Ивнинг пост», принадлежавшей тому же конгломерату, что и «Кроникл». Он гордился, что его сына взяли на работу в Лондоне, хотя, как я подозреваю, здесь не обошлось без его личных связей. Не могу сказать, что у меня бойкое перо, да и за время стажировки я никак себя не проявил. Меня давно гнетет мысль о том, что в один прекрасный день придется объяснять отцу, почему я оставил престижное, по его понятиям, место в редакции одной из крупнейших британских газет.
Но пока я тяну свою лямку. Нынешняя поездка стала, можно сказать, следствием материала, написанного мною пару месяцев назад – о группе энтузиастов-уфологов. С тех пор редактор Лен Уикем, под началом которого я работаю, поручает мне освещать шабаши ведьм, случаи левитации, самовозгорания, возникновения выдавленных кругов среди посевов и прочие паранормальные явления. При ближайшем рассмотрении, как я убедился, такие эпизоды не стоят выеденного яйца, и мои материалы в большинстве своем так и не попадали на газетную полосу. Тем не менее Уикем раз за разом отправляет меня в командировки для выяснения подобных обстоятельств.
Впрочем, на этот раз дело обстояло не совсем так, как обычно. Уикем с тайным злорадством сообщил, что ему звонили представители секты, которые спрашивали, собирается ли «Кроникл» освещать недавнее происшествие, а услышав положительный ответ, настояли, чтобы это задание было поручено мне и только мне. Они читали мои предыдущие материалы и нашли, что в них присутствует необходимая доля здорового скептицизма, а это давало им повод надеяться на объективное изложение фактов. Несмотря на это – или вследствие этого, – история на поверку грозила обернуться очередной пустышкой.
Итак, в большом загородном особняке где-то в Дербишире обосновалась калифорнийская секта, называющая себя «Церковь ликования во имя Христа Иисуса». С неделю назад одна из прихожанок умерла естественной смертью, что засвидетельствовали лечащий врач и дочка покойной. Перед самой ее кончиной, когда она лежала без движения, в комнате появился неизвестный. Он встал у кровати и начал делать успокоительные пассы. Как только больная отошла в мир иной, незнакомец исчез, не сказав ни слова. Больше его не видели. Однако дочь покойницы и еще двое прихожан, которые зашли в комнату, когда он стоял у постели, опознали в нем основателя секты, священника по имени Патрик Франклин. Ему удалось привлечь в секту немало людей, поскольку он якобы обладал способностью к билокации, то есть мог находиться сразу в двух местах.
Происшествие заслуживало внимания по двум причинам. Во-первых, это был единственный случай, когда билокацию Франклина подтвердили лица, не входящие в его секту, причем среди этих свидетелей оказалась весьма образованная дама, известная в округе. Во-вторых, местонахождение Франклина в тот знаменательный день можно было установить с полной достоверностью: он отбывал срок в тюрьме штата Калифорния и, как только что сообщила мне на трубку Соня, не покидал пределов своей камеры.