Игра в темную - Валерий Ильичёв

Степанов не знал, любит ли Галю. Уверен был лишь в том, что жалеет. И благодарен ей не ожидающей от него, человека со сломанной жизнью, ничего взамен.

…Оба новоявленных киллера вышли из подъезда спустя двадцать три минуты. Их вид убедил Степанова в правильности его догадки: Папаша нес свою сумку двумя пальцами, словно брезгуя тем, что там лежало. А художник шёл, слегка пошатываясь, зажимая рот платком… Степанов пренебрежительно поморщился: этого чистюлю явно вырвало с непривычки возле трупа… М-да, опередила нервная жена заказчика… Степанов поднял фотоаппарат и защелкал камерой…

Куб пристально оглядел с ног до головы хирурга и поджал губы.

— Как полагаете, доктор, насколько возможен несчастный случай во время операции? Ну, допустим, случайно ввели не то лекарство. Или не ту дозу?

Хирург решительно покачал головой:

— Исключено. Нельзя допускать, чтобы пациенты перестали мне доверять. Нет, исключено…

Тем более — операция пустяковая, всего лишь кисть руки, делать будем под местным наркозом. Вот потом — другое дело: медсестры, знаете ли, народ менее ответственный, чем доктора, частенько путают ампулы — вам ли не знать?

Куб усмехнулся и отвел глаза. Об этой больничке, расположенной в дальнем Подмосковье, никогда и ни при каких обстоятельствах не фигурировавшей в каких-либо официальных документах, не знал никто, кроме ее владельцев, сотрудников и клиентов. В безликое серое строение, обнесенное бетонным забором, тщательно охраняемое, молодого киллера, замочившего Банкира, доставили полчаса назад после тщательного допроса у Куба. Сегодня пахан, что бывало крайне редко, приехал сюда самолично.

Что ж, хирургу не впервой исполнять подобные поручения хозяина, пожелавшего убрать наследившего за собой киллера. Кубу были ни к чему разговоры о том, что он, хозяин, гробит людей, делающих для него грязную работу…

Вздохнув, Куб поднялся и, покинув сияющую стерильной чистотой приемную, отправился наверх, бросив на ходу охраннику: «Визиря ко мне!»

Основным жизненным принципом Куба, благодаря которому он и оказался на одной из вершин бандитской структуры, был принцип: «Не доверяй никогда и никому». Следовал он ему неукоснительно, не делая исключения ни для партнеров по криминальному бизнесу, одного из которых — Банкира — и отправили к праотцам только что по его заказу, ни для столь близких помощников и советчиков, как Визирь. Нужно сказать, что на данный момент основания для недоверия к ближайшему окружению у Куба действительно имелись. В последние месяцы потери в сплоченных рядах его людей и провал двух тщательно подготовленных операций неотвратимо свидетельствовали: именно здесь, рядом, находится мен-товский сексот…

Особенно сузился круг подозреваемых после того, как провалилась вторая операция, знали о которой буквально считанные люди.

Разговор с Визирем, предстоял серьезный, поскольку именно по его наущению зря ликвидировали Банкира. «Уж не проснулся ли в Визире инстинкт бывшего мента, хотя и изгнанного из рядов за взятки, но все же мента?»

Куб был несправедлив к Визирю. У того были серьезные основания подозревать Банкира. Оттого и указал на него хозяину как на возможного стукача. Идя к Кубу на ковер, он не хуже шефа знал, что с Банкиром вышла досадная промашка. Куб сразу перешёл в атаку:

— Не боишься, что к тебе по ночам начнет являться невинно убиенный? Ну ладно забудем. Зато теперь, как говорят твои бывшие сотоварищи, круг подозреваемых сузился! Что скажешь?

— В привидения не верю, а насчет Банкира не жалею: суть в том, что не он один сотрудничал с ментами. А что сотрудничал — и сейчас не сомневаюсь, — торопливо добавил советник. Такого заявления Куб явно не ожидал. Однако изумлялся недолго, бросив через стол своему подчиненному хорошо известный тому листок бумаги. Визирь самолично составлял для Куба пару дней назад этот список подозреваемых.

_ Что-то многовато у тебя тут имен, Визирь, получилось… С одной стороны. А с другой — кое-кого не хватает.

— Кого?

— Троих: тебя, Бакса и меня… Или не знаешь, что в таких делах никого нельзя оставлять вне подозрений?

— Ты авторитет, тебе виднее… Тем более что Бакс, насколько знаю, твой старинный дружбан, а я — гарант безопасности.

— Ну и что? Я и себе не всегда доверяю, не то что вам. А тебе меньше всех… Ну-ну, не бледней! Шутка… Короче! Из твоего списка я оставил четверых для проверки в первую очередь. Лучше всего установить за ними слежку.

— Нет! — готовый заранее к этому разговору Визирь перевел дух, поскольку наконец-то дело дошло до сути.

— Я тут кое-что удумал.

— Да ну?

Не обращая внимания на иронию в голосе хозяина, Визирь продолжил:

— Сперва надо им всем подсунуть дезу, а уж после следить… Наверняка какое-то дельце шумное, тянущее на очередной висяк ментам на шею, есть. Или вот-вот будет. Закавыка в том, что преступление должно быть громким, скандальным… А после всем четверым дезу и кинем — каждому свою наводку. Какой из крючков менты заглотят — тот и сексотит…

— Недурно! — Куб вынужден был признать, что задумка бывшего мента выглядела вполне достойной.

— Похоже, и дельце нужное у тебя на примете есть?

— Пока нет, — покачал головой Визирь.

— Но в наше время это, однако, не проблема, а вопрос все того же времени…

Сказал — и как в воду глядел: буквально на следующее утро не только милицейские сводки, но и страницы прессы, и экраны телевизоров буквально запестрели подробностями поистине жестокого и с виду явно заказного убийства одного из самых известных столичных дельцов — Кожухова. Пожилого бизнесмена убили в собственной квартире, куда он для чего-то заехал в совершенно неурочный час, оставив охранников на фирме и даже отпустив своего бессменного водителя вопреки настояниям последнего. Убили Кожухова с крайней жестокостью, зарубив топором…

Орудия убийства — так же, как вообще каких-либо существенных улик — на месте преступления не обнаружилось. Труп жертвы нашла его жена, вернувшаяся из очередной поездки по модным бутикам и находившаяся в данный момент, по уверениям СМИ, в шоковом состоянии…

Кабинет, несмотря на приоткрытое с ночи окно, напоминал душегубку: яростная жара, свалившаяся нынче на Москву, до сих пор наблюдалась разве что в экваториальном поясе планеты.

Но огорчаться в этой связи я не стал, так как телефон зазвонил снова, едва я переступил порог. А после, дослушав торопливую, сбивчивую речь агента вышедшего на связь во внеуроченное время, я тут же набрал новый служебный телефон Кондратова: вряд ли он изменил своей привычке являться на работу за час до подчиненных… Я не ошибся.

— Вот что, Валя, — выслушав меня, полковник, вопреки ожиданию, почему-то не спешил обрадоваться.

— Подъезжай-ка ты ко мне прямо сейчас. А я, с большим облегчением покинув свою душегубку, отправился на встречу с Кондратовым. Не предполагая, что буквально со следующего дня буду откомандирован в его распоряжение.

— Говоришь, Кожухова замочил Билет… Хочешь на спор? У Билета на время убийства обнаружится железное алиби…

— Почему?

— Потому… За последние двое суток ты — четвертый, получивший железную наводку на конкретного человека в связи с убийством Кожухова. Интересную игру, Ильин, кто-то с нами затеял… И не «кто-то», а конкретно господин Куб — в миру Кубовский.

Я молча воззрился на Кондратова, ожидая продолжения. Так же, как и остальные сыщики отнюдь не только нашего отделения, о Кубе — одном из крупнейших столичных авторитетов — я знал не понаслышке. К этому бандюку сходились нити множества нашумевших в Москве «особо тяжких», но осуществить заветную мечту любого муровца — подкопаться под Кубовского — никому еще пока не удавалось.

— Для чего ему это надо?

— Для того, чтобы выявить нашего человека в своем окружении, — без обиняков пояснил полковник.

— А это точно Куб?

— Точно. Все четыре дезы были запущены через людей его окружения, разумеется ничего об этом не подозревающих… Шкура у Куба чувствительная — опасность чует за версту.

«Значит, было что чуять! Неужели наши подобрались-таки к авторитету, неуязвимость которого грозила вот-вот стать легендарной?»

Вдруг в одном из четырех случаев это не деза? Вряд ли вы успели проверить всю информацию, времени-то — чуть больше суток прошло…

Полковник остановился и посмотрел на меня пристально и — с горечью. И тут я вдруг впервые осознал, что вид у Кондратова сегодня — из рук вон. Что в глазах его не горечь даже, а самая настоящая боль. Что в последний раз я видел его таким во времена грустнопамятной операции под кодовым названием «Оборотень»… Только тут я почувствовал, что сейчас услышу нечто такое, о чем бы и вовсе не хотел никогда знать.

— Валеру Степанов, надеюсь, помнишь? — Полковник направился к своему столу и тяжело опустился в черное крутящееся кресло. Так вот нет его в живых…