За вуалью (ЛП) - Хэлли Карина

А потом услышала.

Грубый, но знакомый голос донесся из шкафа.

— Выпусти, — прохрипел он, звук сдавил в кулаке мои легкие.

Дверь шкафа загремела от стука.

Три удара.

Я проснулась.

* * *

— Новая сумочка? — спросила Эми, когда я села на пассажирское место ее «Ford Focus», который она купила у прошлого владельца пару месяцев назад, накопив на машину.

Я посмотрела на маленькую ярко — розовую сумочку YSL, что висела на моем плече. Я накопила на нее вместо машины.

— Типа того, — сказала я. Сумочку я купила на онлайн — распродаже пару месяцев назад, просто не было шанса взять ее с собой. Я все время покупала новые вещи — это входило в работу модного блогера — но использовала я чаще всего одну и ту же сумочку.

Сегодня мне нужна была розовая яркость в жизни. Я ужасно спала ночью после стука и шума курицы в шкафу. К счастью, я не испытала этого снова, хоть теперь обходила шкаф. Но я уловила иронию, ведь собиралась плотнее заняться дизайном со следующего месяца, и мне придется чаще бывать в шкафу.

Но мне снился парень, которого я встречала лишь раз, и эти сны были хуже. Я просыпалась в счастливом состоянии, сердце сияло, и я парила. Это было противоположно пробуждению от кошмара. Потому что, хоть я не могла вспомнить мелочи из сна, я знала, что была с этим парнем, была в безопасности и любила его. Я не знала, любил ли он меня, но я была словно на вершине мира, я такое никогда не испытывала.

И от этого было хуже. Когда ты просыпаешься от кошмара, реальность утешает. Когда просыпаешься от лучшего сна, реальность становится пощечиной, напоминанием, что ты ощутил такое, мог получить, но этого нет.

Странно, что я не помнила парня. Он появлялся как один человек, а потом менялся. Я не могла сосредоточиться. Но мне казалось, что я встречала его на свадьбе Перри и Декса два года назад (все еще странно было считать Декса ее мужем, а не странным чудаком, что бродит рядом).

Его звали Джей, и я жалела, что выпила много шампанского на свадьбе, потому что и в жизни я плохо его помнила. Он был высоким, за двадцать, и мне в шестнадцать лет казалось, что он старый. У него были рыжеватые волосы и щетина на сильной челюсти. Я не знала, откуда у меня были воспоминания об ощущении щетины на коже — если бы мы поцеловались, я бы это запомнила.

Было в нем что — то манящее, а это о многом говорило, ведь мне не нравились рыжие. И я давно не ощущала бабочек в животе. Я была пьяна и больше его не видела. Печально, да?

— Ты в порядке? — спросила Эми, мы ехали по мосту Фримонт, река Уилламетт сверкала под нами.

Я взглянула на нее и вяло улыбнулась.

— Я еду в «Сефору». Конечно, я в порядке.

Эми Ломбардо была мне близкой подругой. Она была со мной, когда я страдала, лишившись девственности с Диллоном (да, она не присутствовала там, но помогала справиться с последствиями), во всех разрывах и во время экзаменов. Она, ее парень Том и наша подруга Джесси стали маленькой бандой, что продержалась безумные школьные годы и вышла в пугающий большой мир. Джесси уже уехала учиться в Калифорнию, так что в нашей стае я осталась третьим, лишним, колесом.

Эми отвела взгляд от дороги, опустила очки на носу, глядя на меня шоколадными глазами.

— Уверена?

Ее голос был тихим, она переживала за меня. В первый год после смерти матери я была безутешна. Удивительно, что я вообще закончила школу. Все казалось смазанным, а когда становилось четче, я ощущала все слишком сильно, сама скрывала туманом. Я не думала, что пойду по стопам сестры, но я обратилась к наркотикам и алкоголю, чтобы пережить те дни.

Ночи были хуже. Наркотики не помогали с ночами. Сны приходили ко мне, какой бы пьяной я ни была.

Но я как — то выбралась. Дни стали ярче, понятнее. Мне было больно, и так было все время, но я могла справиться с этим. Я могла думать, видеть себя, свою жизнь. Я училась у Перри, отца, даже Декса. Эми, Том и Джесси помогали мне. Бывший бросил меня, когда я расклеилась, но он все равно был лишь дополнительным грузом. Боль от его потери была не такой страшной, как от потери матери.

Эми все еще переживала за меня. Я была не такой, как до случившегося. Не помогало и то, что Эми не знала, как на самом деле умерла моя мама. Не знала правды обо мне. О моей семье.

Так нужно было продолжать. Я видела, что наши связи с призраками могут делать с остальными. Моя бабушка Пиппа видела мертвых и могла проходить в мир с названием Тонкая Вуаль. Она умерла одна, ей никто не поверил. Перри не было покоя с пятнадцати лет, ее посадили на лекарства, что не помогло, мир хотел закрыть ее, потому что не понимал. Мама увидела правду, но поздно.

И правда убила ее.

Даже муж сестры был из ненормальной семьи. Декса тоже мучили призраки с детства, он попал в психушку и отгонял призраков лекарствами. Когда он перестал принимать препараты — и начал известное шоу с Перри — стало хуже, а потом он узнал, что его брата забрал демон, и что он хотел забрать нас всех в ад из Нью — Йорка. Жуткие были каникулы.

И теперь я. Я видела много, пережила многое, и даже если бы я сказала лучшей подруге, что закончившееся шоу моей сестры было правдой, что я видела мир за занавесом, что я видела экзорцизм и монстров, я не знала бы, с чего начать, чтобы в это можно было поверить.

И я позволила Эми думать, что я устала и нервничаю из — за горя, а не ухудшения снов. Казалось, каждый день уводил меня по темной тропе, с которой я не смогу вернуться.

— Я в порядке, — сказала я Эми громко, мне нужно было убедить себя в этом. Я быстро выключила раздражающую веселую песенку на радио и включила любимую альтернативную волну.

Заиграли «Nine Inch Nails», Эми скривилась.

— Теперь тебя бесят «One Direction», — она закатила глаза, не радуясь этому. — Ты становишься все больше похожей на свою сестру.

«Куда больше, чем ты знаешь», — подумала я. Хоть Эми ругала меня за резкую перемену музыкальных вкусов, за то, что я стала любить музыку 90–х и металл, хотя я родилась в конце той эпохи, я не стыдилась. Я брала пример с Перри чаще, чем она знала. И после увиденных призраков и демонов хотелось слушать «White Zombie», «Slayer» и «Fantomas» на повторе. «One Direction» и Селена Гомез были для девочек, что не видели мертвых каждый день.

Я не видела их каждый день. Может, видела, но чаще всего не было понятно, если они не были в крови или не оказывались в белом платье посреди дороги. Чаще всего мертвые… сливались. Они были безобидными. Они могли напугать, но на этом ущерб заканчивался.

Я выглянула в окно, мы проезжали Перл Дистрикт, толпы людей ходили по тротуару, все были в шортах и топиках, в платьях, пытались справиться с жарой.

На миг я увидела знакомое лицо в толпе, он вышел из автобуса. Я выпрямилась и моргнула, чтобы увидеть лучше, но он пропал.

Это не мог быть парень со свадьбы, из моих снов, так ведь? У меня точно были галлюцинации.

Мы смогли припарковаться, и я попала в свою Мекку в «Сефоре». Мне стало лучше. Не было ничего прекраснее сладкой колы, которую я пила, пока разглядывала миллион баночек косметики. Это был рай, хоть ангелы были в черном.

Мы с Эми провели там час, все пробовали, наполняли корзинки, пока губы не заболели от снятия макияжа, а ладони с запястьями не покрылись радугой мазков.

И это случилось.

Я увидела его снова.

Он стоял за дверями магазина.

Смотрел на меня.

И в этот раз я увидела его четко.

Он был выше двух метров. Широкие плечи, мускулистая грудь под черной кожаной курткой и черной рубашкой. Черные джинсы и ботинки. Он был бледным, напоминал статую, особенно лицом. У него была точеная челюсть, квадратный подбородок был достаточно острым, чтобы резать стекло, его покрывала легкая щетина, на подбородке виднелась ямочка. Его лоб был широким и выразительным, он пронзал меня голубыми глазами под изогнутыми бровями. Его волосы доставали до подбородка, были убраны назад, были цвета темной корицы. Рыжий, как я и помнила, но самый сексуальный.