Цифровой журнал «Компьютерра» № 190 - Коллектив Авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходит, шансов избежать терморектального анализатора у проживающих в Бастионе мировой демократии не больше, чем у счастливых обитателей третьего мира? Боюсь, что так, хотя формально остаётся ещё один контраргумент, достойный внимания: та самая реальная гласность, которая обеспечивает хотя бы видимость баланса в гражданском обществе.
К великому сожалению, реально существующая в западном обществе гласность является не инструментом влияния общества на государство, а лишь элементом определённого «общественного договора», эдаким кодом, добровольно принятым властью в обмен на право этот код игнорировать. Забавно, что этот феномен («Васькин синдром», названный так в честь бессмертного кота, внимательно выслушивавшего из уст хозяина любые упреки в обмен на право спокойного поедания сметаны) я обстоятельно осветил в одной из самых первых своих статей в «Компьютерре» в 1997 году — «Город Киберибанов, Васькин Синдром и Унифицированный Код»!
В той же статье 16-летней давности я заодно объяснил, почему в западном обществе избыточно применение терморектального анализатора в его грубой — азиатской — форме насилия. Зачем нужен паяльник в обществе, где государство обладает рычагами неодолимой силы для добровольного «убеждения» (через так называемый унифицированный код)?
Как видите, нет ничего нового под луной: проблемы, которые в 2013 году кажутся актуальными и активно обсуждаются на страницах The Guardian и The Ney York Times легко просматривались уже с колокольни доисторического 1997-го.
К оглавлению
Голубятня: Между реквиемом и бунтом — где притаилась надежда в русской экзистенции?
Сергей Голубицкий
Опубликовано 14 сентября 2013
«Раньше, когда похороны чьи-то видела, даже во дворе у нас, вообще по барабану. Только интересно: кто умер, чо умер. А там у кого-то мир рухнул. Всё изменилось. Навсегда. Нельзя умирать! Понял, козлина? Нельзя!» Гришка
Сегодня мы поговорим о фильме, который уговаривал себя посмотреть год. Да-да, ровно год назад я скачал «Жить» Василия Сигарева и с тех пор, наверное, раз двадцать пытался начать просмотр, но всякий раз отказывался от затеи. Просто не мог себя заставить, и всё тут. Не действовали никакие уговоры разума, никакие доводы («Ну ты же взрослый человек, в самом-то деле! Старик уже почти!»), ничто не могло перевесить… банальный страх, который испытывал перед этой картиной!
Это тем более удивительно, что я могу внимательно рассматривать на экране что угодно из документального кино: хоть запись операции, хоть аутопсию в морге, хоть обследование места ДТП с многочисленными жертвами. А вот художественную картину «Жить» заставить себя смотреть не мог год только потому, что знал фабулу! Даже не сюжет, а только фабулу: поверхностный и беспристрастный ответ в пару строк на вопрос «О чём это кино?»
Фильм «Жить» о том, каково это — взять и потерять в одночасье близкого, любимого, родного человека: детей, мужа, отца. Потерять на ровном месте, без долгих и продолжительных болезней, подспудно и подсознательно подготавливающих к концу, без героического антуража (героически погиб при исполнении долга), притупляющего боль утраты гордостью за совершенный подвиг. Вместо этого — нелепая, дикая, несправедливая смерть: забила — запинала ногами насмерть в электричке свора молодых выродков, машина в кромешной тьме и ночном тумане вылетела на железнодорожное полотно прямо под мчащийся поезд, забрала к себе под лед студёная река, воспользовавшись помутившимся от отчаяния перед безысходностью долговой ямы рассудком. Это всё и есть фабула фильма «Жить» Василия Сигарева.
«Жить» — второй фильм 36-летнего режиссёра. Первый — «Волчок» (2009) — затрагивал, на мой взгляд, самую важную для России тему (пишу без малейшего преувеличения — реально самую важную, настолько важную, что с ней даже сравнивать что-то иное кощунственно) — трагедию ребёнка. Оглядываясь на историю страны и нации, я сейчас, в свои 50 с лишком лет, совершенно отчётливо понимаю, кто больше всего от этой истории страдал и продолжает страдать, — это дети России. И дело тут не в какой-то исключительно жестокой судьбе русских детей (думаю, судьба эта не намного суровее, чем в любой другой неблагополучной стране третьего мира), а в том, что по какому-то дьявольскому промыслу дети в России всегда (столетиями!) были как бы лишними. Лишними и чужими! Наши дети и есть сигаревские «Волчки»: оставленные, обделённые вниманием окружающего их мира едва ли не в первый миг после рождения.
Проявляется эта уникальная детская трагедия в нашем Отечестве с особой яростью всякий раз, когда в русском государстве ослабевают патерналистские интенции. Стоит только отпустить русской власти свой народ в свободное плавание, как этот народ начинает в массовом порядке отворачиваться от собственных детей.
На поверхности этой мистической трагедии — армии беспризорников, а если копнуть глубже, то из неё выходят и все остальные беды: социальная апатия и неслыханная жестокость взаимоотношений в обществе. В «Жить» героиня с мужским именем Гришка (Яна Троянова) несётся по вагону электрички и нечеловеческим голосом вопит: «Помогите!!!», а попутчики — здоровые мужики — отворачивают в сторону глаза, чтобы не видеть, как в соседнем вагоне банда юных скотов забивает ногами до смерти её мужа.
Позволю себе небольшое отступление от темы с двойной реминисценцией и процитирую один из своих постов в «Национальной деловой сети»: «В конце 80-х в журнале “Кодры” опубликовали мою кинорецензию на фильм Эльдара Рязанова “Забытая мелодия для флейты”. Я тогда ещё был относительно молодым и безотносительно глупым (25 лет :), поэтому фильмы Рязанова мне активно не нравились (сегодня уже нравятся :). В частности, мой упрек режиссеру в контексте “Забытой мелодии” сводился к его безответственному отношению к теме смерти (помните: все эти водолазы с потонувшего теплохода, афганцы и проч.). Мне тогда показалось, что Рязанов “поматросил и бросил” тему, требующую к себе предельно бережного отношения, особенно в странах европейской цивилизации, где смерть давно маргинализирована и убрана с глаз долой (о пропасти, отделяющей наш мир от мира восточного по отношению к смерти я писал в “Короле покрышек” — фотографии в статье страшные, так что со слабыми нервами лучше не смотреть). Эльдар Рязанов вопрос саднящий поднял, а ответа не дал, оставив висеть в воздухе подобно Дамоклову мечу. С годами я посмотрел много других фильмов — и русских, и чужих режиссёров — и все они оказались точно такими же беспомощными перед лицом главного вопроса всей нашей жизни, поэтому я успокоился: раз уж не дано в мейнстримном искусстве адекватно подать и раскрыть тему (в искусстве подлинном, высоком, тем более — в философии и религии тема смерти давно уже досконально изучена и адаптирована сознанием), то можно и не беспокоиться. Таким образом, претензии мои к частностям раскрытия темы Θάνατος со временем сошли на нет, зато до седых волос сохранилось органическое неприятие самого подобного акта: когда художник (писатель, учёный, политик, бизнесмен, журналист, you namу it) берётся за нечто серьёзное и требующее должного к себе отношения, поднимает важный вопрос, а затем бросает на полпути и с гордым видом удаляется восвояси».
Как видите, тема Θάνατος — для меня чрезвычайно важная и в определённом смысле сквозная в жизни и творчестве. Думаю, одна из причин моего нежелания смотреть «Жить» кроется именно в опасении, что Василий Сигарев вот точно так же не справится: поднимет важнейшую для человека тему и… оставит зиять кровоточащей раной, не найдя ответов.
С величайшим облегчением свидетельствую: Василий Владимирович проявил предельный такт и довел тему до своего логического завершения. Можно оспаривать верность его позиции, оценки ситуации или правомерность выводов, однако нельзя отрицать ответственности режиссёра перед зрителем: он не только не оставил нас один на один с Величайшим Таинством Жизни (смертью), но и дал совершенно вразумительный и достойный ответ на главный вопрос Русской Трагедии: в чем её корни?
Подводит Сигарев к своим выводам очень тонко. Взгляните на три ключевые реплики. Первый эпизод — на кладбище мать-алкоголичка (гениальная актриса Ольга Лапшина) хоронит дочек-близняшек: — Дышат! — Это не дышат, Галь, пар это у них. — Дак вы чо делаете? Вы тут живых хороните? — Галя… — Ничо се законы у них. Сперва детей забирают, потом живыми хоронят. — Галя… — Не надо меня трогать!
