Люси… - Степан Олегович Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3
Карл стоял не двигаясь, еще не понимая, что произошло. Окровавленная дубинка на мягком кожаном ремешке легко покачивалась в его правой руке. Заключенные, не отрывая завороженного взгляда, смотрели на быстро остывающий труп.
– И так…будет с каждым! – закричал он истерически дрожащим голосом, подергивая губами и бровью. Весь трясущийся, красный, с выступившими жилками на лбу, надсмотрщик не знал, что ему делать: то ли стоять на месте, то ли доложить о случившемся начальнику тюрьмы. Глупая животная ярость и гнев, которые всегда охватывалт его в подобных ситуациях, сказывались и теперь…
– Прекратите смотреть на меня и на этого болва…!
Не успел он и договорить, как кто-то перебил:
– Закрой свой паршивый, дрянной рот.
Испуганно оглянувшись, Карл посмотрел в сторону исходящего голоса, было заметно, как он усердно пытался унять дрожащие колени.
– Кто это сказал?! Кто это сказа…?!
Комок вязкой грязи со снегом прилетел ему в лицо.
– Я! – закричал худой, с впалыми глазами, старик и, насколько позволяла цепь, выступил вперед.
Окончательно вскипев, озлобленный надзиратель занес дубинку и с грубыми высказываниями, о коих я не хочу писать, помчался к осмелевшему, наглому мужчине… Жесткий, твердый удар из толпы резким выпадом в висок отбросил надсмотрщика на несколько футов. Явно не ожидая такого поворота событий, он нажал на кнопку тревоги, которая всегда находилась в заднем кармане его штанов. Раздался пронзительный, ушераздирающий сигнал, по которому все четыре башни были обращены ко двору. Громкие выстрелы, похожие на хлопки, сразу повалили несколько человек. Разъяренная толпа заключенных, в том числе и я, внезапно рванули к Карлу. Сотни шершавых мужских пальцев вцепились в голову, руки и ноги надзирателя. Острые, давно не стриженные ногти, как когти хищных птиц, разрывали свою добычу.
На заднем дворе тюрьмы развернулась настоящая битва. С башен беспрерывно велся огонь; обстреливая заключенных, охранники изредка сбрасывали капсулы со слезоточивым газом. Надсмотрщики, выбежавшие из других корпусов тюрьмы, активно работали дубинками и высоко заряженными электрошокерами, поражая одного за другим. Среди них более всего выделялся Томас, толстый и рассеянный, но, имея стальные, крепкие руки, он направо и налево раздавал тяжелые увесистые оплеухи. Крики, стоны, свистящие пули и не прекращавшаяся тревога слились в общий гул странной какофонии…
Резкий, неприятный запах крови и мяса стоял на дворе, глухие, крепкие удары сыпались со всех сторон… Я хотел убежать, спрятаться куда угодно… лишь бы там не было этого мерзкого запаха горелого мяса, создаваемого электрошокерами. А самое главное – этих искривленных безумством лиц с улыбками звериной жестокости и наслаждения насилием, которую так ясно и выразительно подчеркивали глаза. Да! Глаза! Именно они то зеркало, отражающее человеческий облик и натуру, именно они не способны скрыть самые сокровенные качества и пороки людей…
Размышления об этом невольно погрузили меня в какое-то забытье… когда внезапно пронзившая грудь пуля, напомнила мне, где я нахожусь.
Глава 4
«– Может, остановимся здесь? – спросила Люси, указывая на старую, грустно склонившуюся над речкой иву. Тенистое деревцо пахло приятным запахом обветшалости и влаги, какой бывает в лесу после сильного дождя. Быстрая речушка извивалась и огибала большие древние камни, обросшие мягким, шершавым мхом. Затем воды спускались к устью и пропадали из виду. Сочные зеленые листья ивы радовались приходу весны, и теперь грелись на долгожданном солнышке. Травка, окружавшая дерево, создавала уют и истинное беззаботное счастье – наслаждаться дарами природы. По розовато-голубому небу медленно скользили облака; журчанье реки, как дурманящая мелодия, тихо укачивала монотонностью звучания и вводила в сон. Поднявшийся ветер покачивал золотые колоски почти поспевшей озимой пшеницы, ковром расстелившейся на чудесных равнинах Истборна».
Я приоткрыл глаза и смутно, как в тумане, разглядел двух людей, о чем-то оживленно споривших…
– Сколько всего полегло? – задал вопрос пухлый начальник, встряхивая густо забитую табаком самокрутку и покручивая свои черные, с редкими седыми волосами, усы.
– Около тридцати четырех человек, сэр!
Заложив руки за спину и хмуря брови, начальник, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, ходил по двору, заваленному грудами обезображенных тел. Перебирая пальцами и отрывая от них маленькие кусочки красной кожи, он прошептал:
– Скажи Томасу, что всех нужно уложить в грузовики и вывезти, иначе поднимется небывалый скандал!
– Но, сэр! – перебил его молодой надзиратель. – Когда узнают о гибели, что мы им скажем?
– Что скажем, что скажем! – передразнил его начальник. – Скажем… в тюрьму попала смертельная инфекция… продержавшись две недели, она унесла жизни тридцати четырех человек… после тщательной отчистки камер и изолирования зараженных распространение болезни сумели остановить!
– Да, но что, если они захотят увидеть зараженных, а их не будет, как тогда?! – не унимался молодой человек.
– Не глупи! – воскликнул начальник с ухмылкой на лице и, придвинувшись, сказал: – Мы припишем их к числу погибших: к сожалению, не всех удалось спасти…
Глава 5
В теле раздавалась невыносимая боль: что-то сильно кололо в сердце, горячая грудь протыкалась тысячами игл одновременно. Невольно приходили воспоминания, и я вновь и вновь проживал их, ощущая все те же чувства, что и когда-то давно:
«– Мне жаль вам это сообщать мистер Браун! Но у вашей жены диагностировали рак поджелудочной железы. Я советую сделать операцию незамедлительно, потому что с течением времени все будет только ухудшаться и осложняться. Клиника рекомендует вам поехать в Германию, в одну ведущих больниц Берлина… – он протянул кипу желтых, ветхих бумаг. – Вот адрес, вот номер телефона, по которому вы сможете узнать все необходимое… и… вот требуемая сумма, – быстро протараторил врач».
– Том! А с этим что делать? Он вроде еще дышит…
– Брось его к остальным, нам нечего с ними возиться!
– Но, может, все же…
– Что тебе непонятно из того, что я сказал брось?! – перебил его озлобленный надзиратель, окинув яростным взглядом…
«– Дорогая, все будет хорошо… слышишь? Я тебе обещаю, что мы будем вспоминать это как дурной сон… слышишь? Мы справимся! После операции я отвезу тебя к морю, там мы арендуем домик и поживем пару месяцев, только ты и я!
Уголки ее прекрасных бледных губ слегка поднимались, изображая милую детскую улыбку.
– Я тебе верю, верю… – тихо пробормотала Люси и обратилась к окну, где жаркое летнее солнце заходило за горизонт. Она смотрела на него и искала ответы на свои вопросы:
