Ползучее слово - Далия Трускиновская

Аристарху стало любопытно, он полез в аннотацию к диску. Там инопланетный разведчик назывался попросту чудовищем. Значит, дитя блеснуло эрудицией и находчивостью.

Потом Аристарх освоил прочую почту. Налоговая служба сообщала, что с будущего года резко понижается пошлина на эксклюзивные знаки препинания, и Аристарх усмехнулся – эта дрянь плохо отлавливается программами, поэтому проще снизить пошлину до минимума, чтобы все ее отстегивали, не морщась, чем платить бешеные деньги программистам – ради того, чтобы раз в год прищучили юмориста, употребляющего вместо восклицательного знака обыкновенный «+».

Инесса положила перед ним заявление. Некто Патермуфий («Чего-чего?» – прошептал потрясенный Аристарх), по фамилии Грибоедов, просился на должность младшего изыскателя.

Ушлый Иринарх тут же запросил в службе занятости анкетные данные Патермуфия Грибоедова. И заодно проверил законных держателей этого имени. Их оказалось немного – но в списке он не увидел ни одного Грибоедова.

Скорее всего, это были обычные проказы благотворительности.

Общество «Именослов» обходило банкиров и крупных промышленников с протянутой рукой. Им жертвовали разовое право употребления одного из семейных имен, а они передавали это право матерям-одиночкам, для которых и скромная пошлина на общеупотребительное имя была тяжким бременем. Но уже несколько раз оказывалось, что богатые люди, единожды сделав жест, больше материально не поддерживали использование имени, как было оговорено в законе, и у его нечаянного владельца копился долг перед государством.

Если взять на работу юного, только что из школы, Патермуфия, то ведь тут же придется компенсировать задолженность…

– Он где? – спросил Аристарх.

– Он в приемной. И вчера тоже приходил.

– Ладно, зови.

Патермуфий Грибоедов вошел и поклонился.

Это был типичный и обычный восемнадцатилетний интеллектуал – книжное дитя, знающее наизусть русскую и зарубежную классику, но не знающее адреса ближайшей парикмахерской. Аристарх подумал, что тут можно ограничиться минимальным окладом – не больше сотни абрикосов.

Была в свое время морока – регистрировать употребление слова «абрикос» применительно к банкноте, рисунок на которой имел посередке большое овальное пятно розовато-желтоватого цвета. Формально – нарушение закона, но волеизъявление народа определили путем референдума, после чего слово было легализовано президентским указом.

– Садитесь, – сказал Аристарх. – Как вы представляете себе работу младшего изыскателя в службе исторического анализа?

– Я на каникулах уже работал, только не у вас, а в… – парень задумался, и Аристарх мысленно похвалил его: человек не уверен, что еще пользуется правом называть вслух имя фирмы, и не рискует деньгами и репутацией.

Сам Аристарх ежегодно отстегивал сколько надо, чтобы иметь возможность называть поименно все структуры, которые имелись в большом телефонном справочнике. И даже такие, чьи названия произнести мог разве что китаец – в обход нечетко прописанного закона многие вместо букв родного языка употребляли иероглифы.

– В «Вертикали»?

– Нет.

– В Корпорации петристов?

– Нет.

Аристарх перечислил семнадцать конкурентов, пока парень сказал «да».

– Ваше последнее задание?

– «Пиит-творит-говорит-озарит».

– Докуда докопались?

– Всего только до восемнадцатого века. И то – многие писали не «пиит», а «пиита», тогда рифма не работает.

– Наследников нашли?

– Это все те же наследники Симеона Полоцкого, – с некоторым пренебрежением к стихотворцу петровского времени сказал Патермуфий. – А вот перед «пиитом» я изучал «уши-души», так там автор, сдается, Карион Истомин. Если эта рифма и употреблялась до него, то тексты погибли. Так что наследники…

Он задумался и приготовился было оглашать весь список.

– Вы сами оформляли свидетельства о праве на рифму? – спросил Аристарх.

– Да, и сам регистрировал в Министерстве авторского права. Процедуру я знаю.

– Учитесь?

– В будущем году хочу поступать на филфак.

– Какой там теперь конкурс?

– В этом году – примерно шестьсот двенадцать – шестьсот пятнадцать на место. Я решил год поработать, набраться опыта, стаж учитывается в пропускном балле.

– И еще вопрос. Как у вас с лицензией на имя?

– Никак, – честно сказал Патермуфий. – Я его менять буду. Стану Колей или Ваней, заплачу один раз пошлину – и никаких проблем.

– Как поменяете, сразу приходите, – серьезно произнес Аристарх. – Двух дней вам хватит?

Сам бы он не уложился и в неделю.

– Три дня, и то придется звонить знакомым, чтобы повлияли, – доложил Патермуфий.

– Три дня, так… В понедельник жду вас с новой метрикой, и сразу же приступите к работе. Паспорт сделаете потом.

– Хорошо, – сказал Патермуфий.

Побольше бы таких скромных, деятельных, эрудированных молодых людей, подумал Аристарх. И главное – забывающих задать вопрос об окладе…

Патермуфий ушел, зато явился долгожданный гость – юрист Онуфрий Песцов.

– Ну, с тебя причитается! – заявил он.

– Вышло?

– Вышло!

Аристарх раскинул руки для объятия – он получил-таки госзаказ!

Речь шла о пресловутом наследстве Маяковского. Покойный поэт наготовил неожиданных рифм на несколько поколений вперед, а написал он столько, что всякий литератор, экспериментирующий со словом, рисковал нечаянно оказаться плагиатором, тем более, что читать устаревшие по идейному содержимому поэмы охотников не было. Но прямых наследников, когда принимали закон об авторском праве, не нашлось, а потом, когда возникли какие-то боковые, непонятные, государство попросту не захотело отказываться в их пользу от такого гигантского лакомого куса. Поэт вместе с рифмами был объявлен достоянием страны.

Институт маяковедения составил неслыханного размера словарь рифм, и теперь его продавали поколоночно. За право разработки одной колонки, в которую входило двадцать рифм, сперва следовало немало заплатить. Но потом со всякого дела о незаконном использовании рифмы Аристарх мог иметь от пятнадцать до двадцати пяти процентов. Остальное пригребало государство.

Весь день ездили с Онуфрием по инстанциям, раздарили полпуда конфет секретаршам, к вечеру имели в кейсе подписанную лицензию, а в ресторане – заказанный столик на шесть персон. Не так все было просто с этим наследством Маяковского…

Неудивительно, что ближе к полуночи Аристарх вовсе не хотел ехать домой к супруге Февронии Марковне. А хотел он ехать к Дашеньке, своей молодой подружке.

Дашенька была студенткой-музыковедом, специализировалась по французской музыке середины семнадцатого века. Примо удивительно, сколько нечаянных музыкальных цитат из Люлли можно найти у современных композиторов, особенно у неоклассицистов четвертой волны. А цитата – это хороший процент со всех видов исполнения, со всех способов тиражирования, включая мелодии для мобильных телефонов.

Если же дурак-композитор откажется платить за скромное использование цитаты, то над ним нависает сущая уголовщина: обвинение в плагиате. После того, как несколько звезд музыкального мире с трудом выпутались из судебных процессов, а одного седовласого старца, известного больше под кратким титулом Маэстро, посадили-таки на три месяца, специалисты по авторскому праву особых хлопот с этой публикой не имели. И Дашеньке после получения диплома предстояло стать винтиком в хорошо отлаженной машине – винтиком с инициативой, правда, и неплохо оплачиваемым, но ведь если держать в голове всю музыку середины семнадцатого века и одновременно по три часа в день прослушивать новинки – так ведь и спятить недолго…

Почему Дашенька с ним связалась, Аристарх знал – девочка нуждалась в сильном плече, за которое можно спрятаться от жизненных невзгод. И между ними образовались достаточно теплые отношения. Можно сказать, даже дружба возникла. Если бы Дашенька специализировалась по промышленной филологии, ей бы вообще цены не было. Это была его мечта – понемногу втереться в сферу промышленной филологии, где платили не частные лица и не государственные учреждения, а крупные корпорации. В музыке же Аристарх не разбирался и работать с музыкой не хотел. Дело хлебное, и даже очень, но пусть кормится кто-нибудь другой.

Заехав в универсам и набрав к ужину с завтраком деликатесов, которых хватило бы на роту голодных солдат, сунув в пакет бутылку дорогого шампанского и там же прихватив три розы в золотой пластиковой обертке, Аристарх с большим достоинством отправился в гости.

Он хотел устроить сюрприз и не позвонил, чтобы предупредить.

Дашенька снимала комнату недалеко от института и в такое время обычно отдыхала и развлекалась лукаво-сентиментальными французскими комедиями. А если у нее пьют чай подружки – ну ладно, угостим и подружек бутербродами с икрой, пусть знают, что такое настоящий мужчина.