Любовное приключение - Александр Дюма

— Это прежде всего.

— Отлично, а после этого?

— Увидеть всё, что смотрят в Париже.

— А кто же вам будет показывать всё, что смотрят в Париже?

— Вы, если захотите.

— Понимаете ли вы, что, если нас хотя бы трижды заметят вместе, этого будет достаточно для того, чтобы пошли разговоры…

— Какие разговоры?

— Что вы моя любовница.

— И что же?

— Отлично!

— Разумеется, отлично. Те, кто меня знает, в это не поверят, а что касается тех, кто меня не знает, — какая мне разница, что они будут говорить обо мне.

— Вы философ.

— Нет, логик. Мне двадцать пять лет, и мне так часто говорят о моей красоте, что я считаю нужным верить этому, пока это действительно так, а не когда все останется в прошлом. Не думаете же вы, что, уехав из Пешта в Париж совсем одна, даже без горничной, я не была убеждена, что кто-нибудь да попытается позлословить обо мне. Пусть злословят, это меня ни на минуту не остановит! Для меня искусство важнее всего!

— Так, значит, ваше путешествие в Париж — это поездка по делам искусства?

— Да, и только. Я хотела увидеть ваших выдающихся поэтов, чтобы узнать, похожи ли они на наших, и ваших выдающихся драматических актеров, чтобы узнать, можно ли у них чему-либо поучиться. Я попросила у Сапфира письмо для вас, он мне его дал, и вот я здесь. Вы можете уделить мне несколько часов?

— Сколько пожелаете.

— Прекрасно. Я могу оставаться в Париже целый месяц, в моем распоряжении шесть тысяч франков, чтобы тратить их как на покупки, так и на удовольствия, и тысяча франков, чтобы вернуться в Пешт. Представьте, что Сапфир прислал вам студента из Лейпцига или Гейдельберга, а не драматическую актрису из театра в Пеште, и действуйте соответственно.

— Вы будете со мной обедать?

— Каждый раз, когда вы будете свободны.

— На днях мы сможем пойти на спектакль.

— Отлично.

— Считаете ли вы, что нам нужно приглашать кого-нибудь третьего?

— Никоим образом.

— И вам безразлично, что могут сказать?

— Если бы вы прочитали письмо от Сапфира, вы бы увидели, что часть послания полностью посвящена именно этой теме.

— Я прочитаю письмо от Сапфира.

— Когда же?

— Когда вы уйдете.

— Ну, тогда напишите мне два-три рекомендательных письма, и я уйду: одно — Ламартину, другое — Альфонсу Карру, а третье — вашему сыну. Кстати, я играла в его «Даме с камелиями».

— Нет необходимости писать ему — завтра мы будем обедать вместе, если вы не против.

— Конечно, я не против. Мне говорили, что госпожа Дош была очаровательна в «Даме с камелиями».

— Госпожа Дош будет обедать с нами и возьмется сводить вас куда-нибудь.

— Куда же?

— Куда ей вздумается. В жизни нужно оставлять место для случая.

— Вы мне как-нибудь расскажете вашу историю о моей соотечественнице?

— Если это доставит вам удовольствие…

— Конечно. !

— И когда?

— Когда я вас об этом попрошу.

— Чудесно!

— А теперь письма. Поймите, я экономила шесть лет, чтобы приехать в Париж; возможно, я сюда больше уже никогда не вернусь и поэтому не могу терять время.

Я спустился в кабинет и написал два или три письма, о которых меня просила г-жа Бульовски, затем вернулся и отдал их.

Я собирался поцеловать ей руку, когда она порывисто поцеловала меня в обе щеки.

— Разве я не сообщала вам, что вы имеете дело со студентом из Лейпцига или Гейдельберга?

— Да.

— Так вот, немцы или жмут руку, или целуются.

— Давайте придерживаться поцелуев. Во Франции есть поговорка, которая говорит, что из несостоятельного должника надо вытянуть то, что можно. До встречи завтра, за обедом.

— Завтра за обедом. А где?

— Здесь.

— В котором часу?

— В шесть часов.

— Хорошо, и не сердитесь на меня, если я опоздаю на несколько минут.

— А если вы на несколько минут придете раньше, вас за это благодарить не надо?

— Нет, мне доставляет удовольствие быть с вами, и если я приду раньше, то сделаю это для моего собственного удовольствия. До завтра.

И она легко спустилась по лестнице, обернувшись на площадке, чтобы послать мне прощальное дружеское приветствие.

У двери рабочего кабинета я наткнулся на г-на Теодора: глаза его были вытаращены, а рот растянут в улыбке.

— Ну вот, теперь господин видит, что я все же не такой глупый, как он говорит?

— Да, — ответил я, — но вы все же бестолковее, чем я думал.

И я вошел в кабинет, оставив его в полном недоумении.

II

В течение месяца два или три раза в неделю я обедал с г-жой Бульовски и два или три раза в неделю водил ее в театр.

Должен заметить, наши звезды не так уж ослепили ее, за исключением Рашели.

Госпожи Ристори не было тогда в Париже.

Как-то утром г-жа Бульовски зашла ко мне.

— Я уезжаю завтра, — сказала она.

— Почему завтра?

— Потому что у меня осталось денег только на то, чтобы вернуться в Пешт.

— Вас это огорчает?

— Нет, я увидела в Париже все что хотела.

— Сколько же у вас осталось?

— Тысяча франков.

— Вам потребуется не больше половины этой суммы.

— Нет, ведь я не сразу еду в Вену.

— И каков ваш маршрут?

— Вот он: я еду в Брюссель, Спа и Кёльн. Я поднимусь по Рейну до Майнца и оттуда отправлюсь в Мангейм.

— Какого дьявола вы собираетесь делать в Мангейме? Вертер застрелился, а Шарлотта скончалась.

— Я хочу встретиться с госпожой Шредер.

— Трагической актрисой?

— Да, а вы ее знаете?

— Однажды я видел ее игру во Франкфурте; гораздо лучше я знаком с ее двумя сыновьями и дочерью.

— У нее два сына?

— Да.

— А я думала, что один — Девриент.

— Он актер, а я знаю и другого, священника, который живет в Кёльне, за церковью святого Гедеона. Если хотите, я дам вам письмо для него.

— Благодарю, но у меня дело к его матери.

— И чего вы хотите от нее?

— Как я вам уже говорила, я венгерка и играю в комедии, драме и трагедии на венгерском языке. Так вот, мне уже наскучило играть для шести или семи миллионов зрителей. Я бы хотела играть на сцене на немецком, чтобы меня слушали тридцать или сорок миллионов человек. Для этого я хочу увидеть госпожу Шредер, показать ей какой-нибудь отрывок на немецком, и, если она даст мне надежду, что за год репетиций я смогу избавиться от акцента, я продам несколько бриллиантов, буду жить в тех городах, где будет жить она, в качестве компаньонки или горничной, если она захочет. А через год я начну выступать в театрах Германии… Ну, как?

— Я вами восхищаюсь.

— Да нет же, вы мною не восхищаетесь, вы находите это вполне естественным; я ужасно честолюбива, у меня был большой успех, и мне захотелось большего.