Принцесса по случаю - Мишель Уиллингем

— Как ты думаешь, маркиз подберет ей мужа в этом сезоне?

— Сомнительно, — ответил граф Уайтморский. — У Ханны все равно что на лбу написано для потенциальных женихов: «Не теряй напрасно времени, делая мне предложение».

— Или: «Маркиз тебя убьет, если ты будешь строить глазки его дочери», — добавил Квентин.

Майкл понимал, что за добродушным подшучиванием братьев стоит горячее желание защитить сестру. И в этом он был с ними единодушен.

И еще он знал, что дочь маркиза никогда не выйдет за простого лейтенанта.

— Леди Ханна, вы самая прелестная женщина на этом балу. — Роберт Мортмейн, барон Белгрейв, вел мисс Честерфилд в польке.

— Благодарю вас, — тихо сказала она, не поднимая на него глаз.

Она не могла отрицать — лорд Белгрейв действительно очарователен и красив, с темно-каштановыми волосами и голубыми глазами. Почти все невесты Лондона расставляли ему сети, кроме нее. В нем было нечто такое, что вызывало у Ханны недоверие.

По коже Ханны поползли мурашки, когда барон прикоснулся к ее талии. Пока они двигались по танцевальной зале, она вся напряглась. Самодовольство, написанное на его лице, говорило о том, что он из тех, кто любит похвастать перед своими друзьями. Он желал не быть с ней, а хвастать ею. Едва уловимая прежде боль начала пульсировать у нее в висках.

Еще несколько минут, и танец закончится, — утешала себя Ханна. Она сумеет убедить своего отца, что неважно себя чувствует.

Лорд Белгрейв нахмурился, когда они оказались около столика с освежающими напиткам.

— Не думал, что и он сегодня будет здесь.

Это было сказано о лейтенанте Торпе, который теперь откровенно смотрел на них. На лице лейтенанта было написано неудовольствие.

— Интересно, зачем ваш отец пригласил его? — спросил лорд Белгрейв.

— Лейтенант Торп спас жизнь моему брату Стивену несколько лет назад, — объяснила она. — Они друзья.

Хотя она не могла понять, каким образом Стивен встретился с этим человеком. Торп — человек из народа, он не был вторым сыном виконта или графа, как другие офицеры в армии. И если бы не настойчивость ее брата, она знала, лейтенанта ни за что бы не пригласили в их дом.

В том, как Торп на них смотрел, не было и намека на неуверенность в себе. Гнев читался на его лице, когда он смотрел на Белгрейва.

— Он хочет, чтобы о нем думали лучше, чем он есть на самом деле, — заметил Белгрейв. — Но он плохо воспитан и лишь портит настроение окружающим. Я не желаю, чтобы вы приближались к таким, как он. — Барон поморщился.

Собственнический тон лорда Белгрейва ей совсем не понравился, но Ханна не возразила. Ведь в ее намерения не входило оказаться рядом с лейтенантом.

Пусть так, но какое Белгрейв имеет право диктовать ей, как поступать?

Ровным счетом никакого.

Ее головная боль усилилась. Когда музыка смолкла, она поблагодарила лорда Белгрейва, но он отпустил ее руку не сразу.

— Леди Ханна, сочту за честь, если вы согласитесь стать моей женой.

Она и поверить не могла, что он сделает ей предложение вот так, посреди бальной залы!

Улыбка Ханны застыла, но она ответила просто:

— Вам следует поговорить об этом с моим отцом.

Нет. Нет. Тысячу раз нет.

Пальцы барона сжались, когда она пыталась высвободиться.

— Но каково ваше желание? Если бы вам не нужно было разрешения маркиза, что бы вы сказали?

Я бы сказала: ни за что!

На лице Ханны ровным счетом не отразилось ничего. Ей не понравилось выражение его глаз. В них был блеск отчаяния, и она спросила себя, а так, ли прочно состояние Белгрейва, как он заверяет. Заставив себя улыбнуться, Ханна выдавила:

— Вы льстите мне, милорд. Любая женщина была бы рада назвать вас своим мужем.

Только не я.

Но пусть так, стоит сказать словечко отцу, и он позаботится об этом. Перед своими пэрами маркиз выступал как деспот, но с ней он был мягок, вероятно, потому, что она всегда была покорной и нежной дочерью. Он гордился ею.

Ханна с трудом высвободила руку и направилась к своему отцу и братьям, которые стояли у входа на террасу. Поняв по их лицам, что обсуждается нечто важное, она взяла бокал лимонада и вышла на террасу. Нехорошо стоять в одиночестве, но братья совсем рядом, и никто не посмеет ее беспокоить.

Голова у нее болела все больше и больше. Она страдала от подобных головных болей и раньше, они были очень сильными и приковывали ее к постели на целый день.

— Вы выглядите неважно, — услышала она мужской голос.

Не оборачиваясь, она знала, что это лейтенант Торп. Его голосу недоставало изысканности, и это делало его легко узнаваемым. Ханна хотела было подойти к отцу, но решила, что это будет невежливо. Хотела она с ним говорить или нет, хорошие манеры прочно укоренились в ней.

— Со мной все прекрасно, лейтенант Торп. Спасибо, что спросили.

Она надеялась, что он оставит ее в покое, Но лейтенант не сдвинулся с места. Она чувствовала, что он смотрит на нее, и от его внимания ей стало жарко даже на террасе. Она обмахивалась веером, не понимая, почему его присутствие так сильно ее нервирует.

Ханна не оглянулась, ведь неприлично разговаривать с ним наедине.

— Вы что-то хотели?

Он тихо усмехнулся:

— Ничего из того, что вы можете мне дать, дорогая.

Она вспыхнула, не зная, как его понимать, и сделала нерешительный шаг по направлению к своему отцу.

— Вы выглядите усталой.

Она действительно устала посещать балы и обеды. Устала от того, что ее выставляли напоказ, словно фарфоровую куклу, устала ждать подходящего предложения руки и сердца.

— Со мной все в порядке, — настаивала она. — Вам не стоит беспокоиться.

Ей хотелось, чтобы он оставил ее в покое. Ему не следовало стоять за ее спиной, особенно там, где любой мог к ним подойти. Она сделала шаг, намереваясь уйти, когда рука в перчатке коснулась ее спины, и инстинктивно отпрянула.

— Не прикасайтесь ко мне, — сурово произнесла Ханна.

— Вы именно этого хотите?

Ее грудь вздымалась, дыхание стало прерывистым. Она была уверена — такой, как Майкл Торп, доставляет одни только неприятности.

Но не успела она вымолвить и слова, как его рука двинулась к ее плечам, лаская кожу, нежно ослабляя напряжение в затылке.

Отойди от него, — настаивал ее внутренний голос.

Но она застыла на месте, не в силах пошевелиться.

В груди у нее закололо, соски напряглись. Он снял одну перчатку, и трепетная интимность прикосновения его ладони к ее коже заставила девушку задрожать.

— Не делайте этого, — умоляла она. Ее голос понизился до тихого шепота, едва слышного. — Вы… вы не должны…