Девочка в красном пальто - Кейт Хэмер

На этот раз она рассмеялась и сказала:

– Я просто старая балда!

Мы стоим на вершине холма, отсюда виден лабиринт, и он в самом деле похож на мозг. Мне кажется, это забавно – что я себе представляла мозг внутри моего мозга, когда думала про лабиринт, и пробую объяснить это маме, но у меня плохо получается, и она, по-моему, ничего не понимает. Но мама все равно кивает, и слушает, и стоит в своем длинном голубом пальто, которое внизу совсем намокло от травы. Она говорит:

– Да, это очень интересно, Кармел.

Я сомневаюсь, что она поняла меня, но она пыталась. Она всегда пытается понять, она не из тех, кто не замечает тебя, словно ты мышь или паук.

И вот мы входим в лабиринт.

И я сразу понимаю – это самое лучшее место на свете из всех, где я была. Высокие зеленые стены из деревьев, ломтик неба над головой, ты попадаешь сразу и внутрь головоломки, и в чащу леса. Мама говорит, что деревья называются «тис», и повторяет по буквам, потому что я смеюсь и переспрашиваю «кис?». Я бегу вперед по тропинке в самую середку, где трава вытоптана и похожа на коричневую кашицу, а мама остается далеко позади. Но это неважно, потому что я знаю, как устроены лабиринты, и даже если я потеряю ее, мы встретимся рано или поздно.

Я делаю поворот за поворотом и после каждого поворота оказываюсь снова в таком же точно месте. Ярко-красные ягоды свисают с зеленых стен, птицы порхают над головой. Они там, высоко в небе над зелеными стенами, поэтому видеть их можно только секунду, пока они пролетают над головой.

Я слышу, как кто-то зовет из-за зеленой стены:

– Кармел, это ты?

Я не отвечаю, хотя знаю, что это мама, – правда, ее голос звучит немного странно.

– Я знаю, что это ты. Я вижу твои красные колготки между деревьями.

Я не хочу отзываться и тихонечко перехожу в другое место. Начинает темнеть, но мне все равно уютно, как дома. Сейчас тут больше похоже на лес, чем на лабиринт. Верхушки деревьев вытянулись, стали выше, как будто деревья подросли в темноте. Кое-где мне встречаются какие-то белые цветы, однажды попалась веревка, которая висела на ветках. Может, ребенок вроде меня качался на ней. Она свисала прямо на дорожку, и я чуть не задела ее носом, а размочалившийся конец извивался и болтался на ветру, как червяк. Кругом пахнет густой зеленью, птицы поют в гуще деревьев.

Я решаю лечь под деревом, отдохнуть на мягкой коричневой земле, потому что устала и захотела спать. Земля пахнет, когда я прижимаюсь к ней, аромат ее темный и сладкий. Что-то щекочет мне лицо, и я думаю, что это прошлогодние листья, потому что поверхность этого мертвая и шершавая.

Голоса птиц напоминают не щебет, а болтовню, деревья шелестят под ветром. Я слышу, как мама зовет меня, но ее голос сливается со щебетом птиц и шелестом деревьев. Я знаю, что мне нужно отозваться, но молчу.

3

Я бежала по коридорам из тиса. Один походил на другой, и каждый раз, сделав поворот, я видела перед собой точно такой же бесконечный зеленый туннель. На бегу я кричала:

– Кармел, где ты?

Наконец, когда уже с трудом можно было различить предметы вокруг, я очутилась у выхода. Я разглядела большой серый дом на некотором расстоянии, входная дверь его напоминала рот, улыбающийся мне навстречу.

Через поляну шел, удаляясь, мужчина, который продал нам билет. Он двигался в сторону холма и уже отошел довольно далеко.

– Пожалуйста, вернитесь! – Казалось, этот резкий голос не принадлежит мне.

Он не услышал. Ветер подхватил мой крик и отнес в другую сторону. Только вороны ответили мне карканьем.

Я побежала за ним, не переставая кричать. Но он двигался очень быстро, и его фигура стремительно исчезала из виду с последними лучами солнца.

Наконец, он, похоже, услышал мои крики, остановился и обернулся. Я замахала руками над головой, и даже с большого расстояния, которое нас разделяло, было видно, как он напрягся, словно почуял опасность. Конечно, меня можно было принять за сумасшедшую, но в тот момент мне это не пришло в голову. Я подбежала к нему и, уперев руки в колени, пыталась отдышаться, а он ждал. Его лицо под старомодной тряпичной кепкой было очень серьезным.

– Моя дочь. Она потерялась. Я не могу ее найти, – смогла я произнести через минуту.

Он снял кепку и пригладил волосы.

– Которая в красных колготках?

– Да, да. Маленькая девочка в красных колготках.

Мы пошли к лабиринту. Он зажег фонарь и осветил нам дорогу.

– Так не бывает, чтобы человек вошел в лабиринт и не вышел из него, – рассудительно заметил он.

– Был сегодня еще кто-нибудь? – спросила я. Горло у меня перехватило, пока я ждала ответа.

– Нет, никого. Точнее, была утром одна пара. Но они ушли еще до вашего прихода.

– Точно? Вы уверены?

Он остановился и посмотрел на меня:

– Уверен. Не волнуйтесь, мы найдем ее. Я знаю этот лабиринт как свои пять пальцев.

Я испытала огромное облегчение от того, что рядом со мной находится человек, в голове у которого есть точный план этой ловушки.

Когда мы подошли к лабиринту, он потушил фонарь. Больше он не был нужен. Взошла большая луна и светила, как прожектор во время футбольного матча. Мы вошли под арку – такую форму образовали сплетенные деревья при входе. В лунном свете и листья, и красные ягоды казались черными.

– Напомните, как зовут девочку? Карен?

– Нет, Кармел. Кармел.

– Кармел. – Его голос стал глуше.

Мы быстро шли и звали ее по имени. Смотритель снова включил фонарь и посветил в заросли. Оттуда раздавались какие-то шорохи, однажды блеснули глаза кролика, который замер на мгновение, а потом дал стрекача. Нет спору – мой спутник обследовал лабиринт методично, следуя своему мысленному плану.

– По-моему, нужно вызвать полицию, – сказала я по прошествии минут двадцати. Меня вновь охватила паника.

– Возможно. Но мы уже почти добрались до центра.

Мы повернули еще раз – и тут увидели ее, за изгибом живой изгороди. Луч фонаря выхватил ее красные ноги, торчавшие из-под деревьев. Я протянула обе руки и вытащила ее. Ее тело было податливым и теплым, я сразу поняла, что она спит. Я положила ее на колени, баюкала и повторяла: «Спасибо вам. Спасибо вам. Спасибо». Мужчина с улыбкой смотрел на нас, а я улыбалась ему в ответ и крепко обнимала ее, родную и теплую.

Сколько раз за день я прошла этот лабиринт! И даже после того, как мы вернулись домой и легли под одеяла, мне приснилось, что я снова хожу по лабиринту. Описываю зигзаг за зигзагом, поворот за поворотом. Иногда кролик убегает прочь, а иногда замирает посреди дорожки и внимательно смотрит на меня, подергивая носом.

4

Мне нравится играть в саду одной, устраивать там обеды. Чуть пониже растет дерево – у него такие ветки, что если ободрать кору, то получается очень похоже на курятину, белую такую, разваренную. А еще можно сделать из веток ножи и вилки, и тогда я могу устроить настоящий обед. Правда, там за много лет нападало очень много старых листьев – черных таких, скользких, – но я отгребаю их в сторонку, расчищаю себе кусочек на траве.

Тут я совсем-совсем как в укрытии! Вокруг сада тянется каменная стена; чтобы выглянуть из-за нее, мне нужно встать на цыпочки. За стеной начинаются поля, а домов там совсем мало. Но дым из труб хорошо видно, даже из самых дальних. Вообще видно далеко вокруг, потому что Норфолк плоский, как блин, – так говорит мама.

Когда я играю, пролетают две большие белые птицы – они летят рядом. Одна чуточку впереди, как будто она главная. Шеи у них повернуты вправо, летят они очень низко, крыльями машут медленно, как будто им трудно удерживать себя в воздухе. Что с ними, интересно знать. Я карабкаюсь на стену, чтобы получше разглядеть их. Они пролетают прямо над моей головой, и я не могу удержаться от смеха, когда вижу, как трясутся их толстые пузики и смешно болтаются красные лапки, совсем ненужные, когда летишь.

Я поворачиваюсь и замечаю мамино лицо в окне. Она пытается отскочить в сторону, но уже поздно. Я успела заметить, что она следит за мной: на месте ли я, она так делает все время после лабиринта. Чуть погодя она выходит из задней двери в пальто как ни в чем не бывало, как будто я не видела, что она подглядывает. Она улыбается особенной улыбкой – так люди улыбаются, когда хотят задобрить тебя.

– Что такое, Кармел?

– Что такое, Кармел, что такое, Кармел. – Я передразниваю ее, но так, чтобы она не слышала. Мне становится стыдно, потому что улыбка у нее немного жалкая. И к тому же очень хочется рассказать ей про птиц.

– Это были гуси, – говорит она.

– Снежные гуси или те гуси, которых Элис готовит на Рождество?

– Все равно. Ты, наверное, видела семейную пару, гуся и гусыню. Гуси – верные спутники.

Я чего-то не понимаю, приходится переспросить:

– Как это – верные спутники?..

– Это значит, что, поженившись, они остаются вместе до самой смерти.

Ага, не то что вы с папой. Конечно, я не говорю это вслух, хотя она опять начинает злить меня – присаживается на корточки, делает вид, что играет с листиками-тарелками – потому что не хочет уходить в дом и оставлять меня одну. Она вертит в руках прутики, которые я положила вместо ножей и вилок, короче – устраивает полный беспорядок. Вот ее коричневый ботинок опустился на тарелку и раздавил ее – ну да, она же ничего не понимает, думает, что это просто лист.