Журнал доктора Майера - Roza Anokhina

– Что меня беспокоит? Боль… Душевная боль. Боль от одиночества, несмотря на огромное количество людей вокруг. Боль от душевных страданий, несмотря на внушительный выбор современных лекарств. Боль от нелюбви, несмотря на восхищенные взгляды окружающих. Боль от постоянно преследующей меня зависти, несмотря на лукавые комплименты. Как будто мне все падает с неба, достается без труда!

Чуть помедлив, Берта добавила:

– Я терзаюсь в поисках внутренней точки опоры. Что-то не дает мне покоя. Мне тяжело жить.

Выражение ее лица застыло. В нем читалась полная опустошенность, безысходность от длительных внутренних переживаний, безвыходность. Ее полный трагизма взгляд провалился в крупных тяжелых хлопьях снега, густо падающих за окном кабинета. Хансу вдруг на мгновение показалось, что она даже готова смириться с реальностью. Сейчас только выскажется и пойдет дальше со всем своим грузом прошлого.

– Где эта боль? Покажи, – Ханс уже перешел на «ты». Тут не до манер. Когда он видел, что уровень доверия между ним и пациентом довольно высок, он сразу переходил на «ты», сокращая тем самым дистанцию между ними до минимума для большей открытости, более откровенных бесед.

Берта подняла правую руку и пятерней кисти указала на центр груди. Ханс закивал головой:

– Хорошо. Где еще на физическом уровне проявляется боль? Ты понимаешь, о чем я говорю. Что еще тебя беспокоит?

– Суставы, почки… Ты можешь написать по порядку все органы и системы организма, – Берта при этом горько ухмыльнулась. Ханс со склонной ему педантичностью записал все в журнал и настойчиво произнес:

– Продолжай. Что еще тебя беспокоит?

На первой встрече с клиентом Ханс всегда проводил подробную «диагностику» его проблем. В список входили проблемы со здоровьем, семьей, карьерой, отношениями в целом. Не из любопытства интересовался Ханс проблемами в роду клиента, возможные родовые переплетения могут влиять на судьбы потомков. Расспросив обо всем Берту, Ханс пристально посмотрел ей в глаза:

– Хорошо. Ты можешь понять причину своих заболеваний?

Берта вскинула на него взгляд и закрыла глаза. Осознание причин своих недугов наполняет ее сердце горечью. Она понимает: ее болезни – ее ответственность. Ответственность… Боже, как устала она от этого слова! Сколько она ее взваливала на себя, этой ответственности! Чужой ответственности. За все и за всех, кроме самой себя. А своей всегда боялась. И не позволяла думать о себе. Она считала, что не имеет права думать о себе, заботиться о себе, любить себя. Все это – для других! И счастье для других. И радость для других. И она должна делать все, чтобы другие были счастливы! И радовать других своим позитивным видом, за которым скрывалась нестерпимая душевная боль. Она делала все, чтоб у других жизнь удалась! Не до себя…

– Да, Ханс, я понимаю, – сухо ответила Берта.

– Хорошо. Очень хорошо. Тогда начнем. Начнем из прошлого, ты согласна?

Берта кивнула головой. Ханс встал и подошел к окну, перекрыв Берте вид из окна. Он всегда знал, что делать в тот или иной момент. Его практика с пациентами никогда не повторялась в определенной последовательности. Он тонко чувствовал, когда и куда нужно повернуть: в прошлое, будущее, или стоит сначала покопаться в настоящем. Вот и сейчас он прервал поток мыслей Берты, который запутался в огромный клубок, вместе с вихрем мокрого снега за окном.

Удастся ли ему распутать этот клубок? Ханс никогда не заглядывал так далеко в работе с пациентами. Он не давал себе права слишком много о себе мнить. Его здравомыслящий взгляд на жизнь всегда помогал успешному разрешению психотерапевтических проблем. Разве в его власти сделать человека счастливым? Или это во власти самого человека? В желании человека и его стремлении к позитивным переменам? И не играет ли в этом главную роль судьба, которая уготована этому человеку с момента его рождения? А его корни? Какое влияние они оказывают на жизнь?

Нет, Ханс не брал на себя роль Бога, решающего, кому, где и когда родиться, в какой семье, какой талант даровать человеку с рождения, и как прожить ему его собственную жизнь. Тем более, он не брал на себя роль доктора, гарантирующего полное излечение от всех недугов, духовных и физических. Он примерял на себя только одну роль – роль проводника бесценных знаний и опыта, которые он получил от талантливых преподавателей в университете, и которые с лихвой преподнесла ему его собственная жизнь. Их он в полной мере использует для оказания помощи тем, кто в этом остро нуждается. А результат не в его власти. Принимать эту помощь или нет, начинать перемены или нет, прикладывать для этого усилия или нет, пользоваться своими талантами или нет. Это каждый решает сам, и только сам человек ответственен за это. Ответственность. Ханс понимал это слово по-своему. В отличие от Берты оно его не пугало. Он уже давно усвоил: отвечать он может лишь за то, что в его власти, в его зоне ответственности. Он не взваливал чужой груз на свои плечи. Каждый должен нести свой чемодан. Помочь? Почему нет! Но нести за другого – извольте!

Эта четкая позиция Ханса принесла ему поток «вменяемых» клиентов, которые безмерно доверяли своему доктору и уважали его за честность и принципиальность. Его клиенты, действительно, желали перемен, а не манипулировали им, чтоб позабавиться или взвалить на него ответственность за свою жизнь. Каждый пациент честно нес свой чемодан, а Ханс в нужный момент поддерживал, чтоб тот не упал, и помогал избавляться от лишнего груза, чтоб легче было идти дальше.

– Сядь удобно. Откинься на спинку дивана. Расслабься.

Ханс продолжил практику. Берта послушно следовала его указаниям.

– Закрой глаза. Я буду вести отсчет от десяти до одного. При счете «один» ты полностью расслабишься. Твое тело обретет невесомость, а поток мыслей остановится. Ты будешь слышать мой голос, и отвечать на мои вопросы. Десять, девять, восемь… Ты полностью расслабляешься, твое тело обретает невесомость… семь, шесть, пять… Твои мысли спокойны, ты переносишься в тихое приятное место, здесь тебя ничто не беспокоит… Четыре, три, два, один. Ты полностью расслабленна. И сейчас ты направляешься в свое прошлое, в день твоего рождения. Что ты видишь?

Ханс в своей практике применял щадящие техники. Он погружал своих пациентов на более глубокий уровень сознания, но таким образом, что те полностью осознавали все, что происходит. Это позволяло им после сеанса «пробежаться по путешествию в свое сверхсознательное» и все детально проанализировать. Другое дело, что с остальными клиентами он не с первой встречи начинал подобные «путешествия». С Бертой как-то все пошло по-другому. Ханс знал ее давно, многие проблемы были на поверхности. Потом, Берта сама проработала многие свои переживания.

На вопрос Ханса Берта тихим расслабленным голосом медленно ответила:

– Окно. Лето. Тепло. Пасмурно. Ливень. Гроза.

– Что это за окно?

Берта пожимает плечами. Ханс настаивает:

– Кто в помещении? Что это за помещение?

Пациентка, сидя на диване с закрытыми глазами медленно продолжает:

– Женщины. Их четверо. Стон, крики… Больница? Это родильный дом. Вот моя мама. Крик только что родившегося ребенка. Новая жизнь. Девочка.

– Кто это? – спрашивает Ханс.

По лицу Берты пробегает еле заметная улыбка, а в уголках глаз появляются слезы:

– Я. Крошечная. Беспомощная. Нуждающаяся в заботе, любви и ласке. Я кричу!

– Что выражает твой крик? Что ты хочешь сказать?

– Любите меня! – по щекам Берты скатываются слезы.

– Тебя любят?

– Да. Меня любят всей душой и всем сердцем… мои родители. Они со мной… заботятся обо мне. Мама… рядом…

– Что ты чувствуешь?

– Я спокойна. Я защищена.

– А твой отец? Он рядом?

Берта продолжает расплываться в улыбке:

– Папа. Он тоже любит меня. Он тоже опора моей крошечной жизни.

– Что ты чувствуешь?

– Я в безопасности. Они моя защита, прочный фундамент моей хрупкой жизни.

– Что ты еще чувствуешь?

– Я смотрю на мир открыто и улыбаюсь жизни. Счастливая жизнь отражается в моих глазах… но я еще совсем не знаю ее. Я наивно полагаю, что так будет всегда: безопасно, радостно, уверенно, спокойно.

– Хорошо. Подойди к себе, той маленькой, которая только что родилась. Обними себя и поцелуй. Скажи, как сильно ты ее любишь.

По щекам Берты катятся слезы. Это другие слезы. Слезы любви и нежности к самой себе. Как странно, она никогда не испытывала к себе таких чувств. Она не позволяла себе их испытывать! Этим она честно и открыто чуть позже поделится с Хансом, а он ее спросит:

– Что еще тебя «зацепило»?

– Мой призыв, обращенный к миру: любите меня! – после этого Берта с шумом выдыхает.

– Хорошо, выдохни еще раз. Сделай глубокий медленный вдох и, с силой, выдох.