Феникс (ЛП) - Ричардс Элизабет

— Могло получиться неловко, — говорит она.

Я усмехаюсь:

— Да уж, я не стал бы сдерживать себя, будь она здесь.

Натали, глядя на меня, приподнимает бровь.

— Ну ладно, может и стал бы.

— Ну, раз мы одни... — Она игриво пробегает пальчиками по моей рубашке, расстегивая пуговицы.

— Натали, не надо, — говорю я, хватая её за запястье.

Она чуть хмуриться.

— Я просто подумала, раз сегодня мой день рождения...

— Ты же знаешь, я не могу.

— Доктор сказал, что твои ожоги зажили. Разве мы не можем попытаться? Прошло столько времени, когда мы... — Она не закончила предложение. Прошло больше двух месяцев с нашей физической близости. — Эш, я люблю тебя. И мне плевать, как ты выглядишь.

— Тогда полагаю, нам повезло, что я такой жеребец, — дразню я её.

Она пытается улыбнуться, но по глазам видно, как она разочарована.

— Я очень хочу тебя, — говорю я, нежно проводя большим пальцем по её щеке.

— Правда? — шепчет она.

— Конечно. Только об этом и думаю, поверь мне.

— Тогда почему мы не можем....

Мое тело напрягается. Потому что я урод?

— Прости, Эш. Я не хотела давить, — говорит она, видя как мне неуютно. — Это все неважно, я могу подождать. Простишь меня?

Я снова целую её. На этот раз решительно, жадно, показывая ей, сколько она значит для меня. Я очень хочу её — Господи, да я хочу её так, что это просто не выразить словами. Она вздыхает, когда мои клыки нежно прикусывают её нижнюю губу.

К чертям.

Я стягиваю через голову рубашку и бросаю её на пол. Я ложусь и затаскиваю Натали на себя. Моё сердце бешено колотиться. Это впервые, когда Натали увидит мои шрамы, после того, как я был доставлен в больницу, после моей неудавшейся казни. Ее пальцы пытливо исследуют мою кожу. Её прикосновения легки, как перышко, когда она скользит по лоскутной обгорелой коже моего торса. Я слегка вздрагиваю, кожа на шрамах все еще очень нежная.

Ожогов на спине, шее и руках почти не осталось, и через несколько месяцев те, что на плечах и предплечьях не вызывали особого опасения. Хотелось бы мне, чтобы я полностью исцелился, ненавижу эти шрамы, как напоминание о том дне. Но этого не произойдет. Так что теперь, я просыпаюсь по ночам с криками, убежденный, что снова горю.

— Из-за чего ты так переживал, дурачок? — наконец шепчет Натали. — Ты всерьез считал, что меня могут испугать несколько шрамов.

— Я не совсем тот парень, в которого ты влюбилась, — говорю я.

— Это, правда, — говорит она, кладя руку мне на грудь, поверх сердца. — Ты стал лучше. Эш, ты пожертвовал собой, чтобы спасти меня. Поверь мне, ты заработал сто очков, как мой парень.

Я улыбаюсь.

— Может быть, я могу в будущем и цветов тебе тогда не покупать.

Она смеется.

Я нежно беру её лицо в свои ладони, и она перестает смеяться, её настроение меняется. Мои глаза впиваются в неё. Я любуюсь симпатичными ямочками на её щеках, васильковыми глазами и нежным изгибом губ.

У меня все холодеет внутри, когда, словно из ниоткуда, появляется чувство, будто я вот-вот потеряю её. Это же ощущение возникло у меня во время распятия. Пока Пуриан Роуз оставил нас в покое, но надолго ли? Я целую её, заставляя эти мрачные мысли отогнать подальше.

— Именинница, чем бы тебе хотелось сегодня заняться? — бормочу я рядом с её губами.

— Этим, — отвечает она.

— Мне это по душе.

Наши планы внезапно рушатся, когда раздается стук в дверь. Мы едва успеваем натянуть одеяло, чтобы прикрыться, когда в комнату входят Самрина, мой папа и Жук. Жук ухмыляется, когда видит меня, розовая кожа на его изуродованной щеке сморщивается — неприятное напоминание о взрыве части Пограничной Стены. Самрина не может скрыть шока при виде моих ожогов, бормоча «боже милосердный», в то время как мой папа смотрит на меня изможденными глазами и морщит лоб. Его волосы совсем седы, в тон сутаны, от чего он выглядит старше лет на десять. Стресс от потери мамы, за которой последовали суд и распятие, сказался на нем не лучшим образом.

— Я подумал, что ты можешь быть здесь. — Он протягивает мне мою рубашку.

— Мы с Натали просто разговариваем, — натягивая ее, спешно говорю я, в то время как Натали зарывается глубже в простыни.

Жук смеется, потом быстро маскирует смех под кашель, когда я бросаю на него хмурый взгляд.

— Предположу, что это не визит вежливости? — спрашиваю я его.

— Извини, братан. Но ты нужен Легиону. Там случился инцидент, — отвечает Жук, быстро добавляя, — все живы. Но лучше будет, если Роуч введет тебя в курс дела.

Я хмурюсь. Должно быть, действительно случилось что-то серьезное, если он оставил тетку Роуч (главу организации «Люди за Единство»), чтобы прийти и рассказать мне о произошедшем.

— Я тоже нужна? — спрашивает Натали.

Жук смотрит в пол:

— Нет, только Эш.

— О, — разочарованно говорит она.

Я потираю шею сзади, словно стряхивая взгляд Натали.

— Все нормально, Эш, — говорит она. — Тебе нужно идти; похоже, это важно. Увидимся вечером?

Я одариваю ее целомудренным поцелуем в щеку, не желая давать отцу причин, для скорейшего появления грыжи.

— Увидимся позже, именинница, — говорю я, влезая в свой жакет. — Я отдам свой подарок вечером.

Я просовываю руку в свой карман, чтобы проверить на месте ли коробочка. Я испытываю волнение и беспокойство от предвкушения сегодняшнего вечера, потому что собираюсь устроить ей сюрприз-вечеринку по случаю празднования её дня рождения, который планировал в течение последних недель, но это еще не все. Сегодня я собираюсь сделать ей предложение руки и сердца. 

Глава 2

ЭШ

МЫ ПРОТАЛКИВАЕМСЯ вниз по унылой улице, которая переполнена жителями с воспаленными глазами, шагающими на работу. Некоторые из них, проходя мимо, кивают мне. На витринах, стенах и столбах наклеены сотни листовок «Людей за Единство», на них слоганы типа — «НИ СТРАХА, НИ ВЛАСТИ!» или «ЕДИНАЯ СТРАНА», или «СКАЖИ: НЕТ «ЗАКОНУ РОУЗА»!». На одном из постеров изображен я, хмуро глядящий вдаль, а позади меня развевается дым — Феникс, возрождавшийся из пепла. Роуч сократила меня с Черного Феникса просто до Феникса, думая, что так будет проще выкрикивать во время митингов.

Внезапно Жук бросается на другую сторону улицы, и я спешу за ним, лавируя между паровыми трамваями.

— А разве нам не в Легион? — спрашиваю я.

— Да, но там, на Вытяжке что-то происходит и тебе сначала надо туда заглянуть, — говорит он. — Это не займет много времени.

Мы пересекаем улицу Единения и идем в сторону заводского района Вытяжка, где большинство беднейших горожан, известные, как Бутсы, зарабатывают себе на жизнь. Это мрачное место, с шумными заводами по производству шлакоблоков, трубы которых изрыгают токсичный дым в небо, способствуя образованию густых черных облаков над городом.

Единственный всплеск цвета исходит от гигантских цифровых экранов на вершине зданий, которые постоянно крутят последние новости правительственного канала, Си-Би-Эн. Мониторы мерцают, появляется ведущая, привлекательная блондинка, Фебрари Филдс, которая улыбается надутыми красными губками.

— А теперь прослушайте объявление нашего правительства, — говорит она.

На экране появляются симпатичные юноша и девушка, оба блондины с голубыми глазами. А под ними было написано «ЕДИНАЯ ВЕРА, ЕДИНАЯ РАСА, ЕДИНАЯ НАЦИЯ ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ЕГО МОГУЩЕСТВА». Роуз запускает эти ролики уже в течение нескольких недель, в качестве рекламы к предстоящим завтрашним выборам. Мне становится дурно, когда я думаю об этом. Если мы проиграем эти выборы, тогда мой народ будет заперт навечно, пойманный в ловушку Пограничной Стены. Никакого насилия.

Неожиданно новости прерываются, и на экране появляется мое лицо.

— А теперь прослушайте сообщение от своих освободителей, — говорит женский голос.

Голос принадлежит Джуно Джонс, ведущему репортеру Новостей Блэк Сити и одному из самых высокопоставленных членов «Людей за Единство». Мы исказили её голос, чтобы он остался не узнанным.