Утро на Чертовой горе - Apple Rotten

Так он бежал, выбивая грузный ритм своей железной поступью, и вслушивался в окружавшую его симфонию разрушения. До него не сразу дошло, что приглушенные хлопки, которые он поначалу принимал за естественное созвучие разыгравшейся вокруг вакханалии, имели вполне себе искусственную природу. Это были отдаленные выстрелы — пулеметные очереди, повсеместно звучавшие в разных частях города.

Вскоре в зону его видимости попал и один из источников звука. Машина, приземистая и вооруженная двумя пулеметными турелями, с легкостью морского баркаса катила по разрушенному кварталу, где жилые здания низвергли прямо на дорогу обломки кирпича и шифера. Причудливый беспилотник проехал мимо нашего гостя из капсулы и не обратил на него никакого внимания, направившись далее по своим делам. В свою очередь и механическое создание не стало испытывать судьбу, допытываясь машины, ведь не было никакой уверенности в том, что та не представляет угрозы.

Но что наиболее важно — машина была не способна помочь ему отыскать дорогу к нужным координатам и, соответственно, помочь ему добраться до Имени; а значит, взаимодействие с ней носило для существа заведомо бессмысленный характер.

По мере того, как робот (или человек?) удалялся на юг, где радиационный фон становился слабее, он все чаще и чаще наблюдал эти беспилотники. Они катались туда-сюда на своих плоских гусеницах, вращали башнями, будто выискивая что-то, издавали странные звуковые сигналы. Они заезжали в подземные переходы, пробивали стены подвалов, исчезали в городских недрах, откуда затем доносились длинные очереди выстрелов, после чего возвращались на поверхность и как ни в чем не бывало продолжали свой таинственный патруль.

Существо готово было поклясться, что, когда очередной беспилотник скрылся в проломе подвального помещения, из темноты прозвучали человеческие крики.

ㅤ

***

Отсутствие плоти мало смущало его. Скорее наоборот, сейчас он всецело полагался на эту особенность своего строения и сполна довольствовался ей. Будь он соткан из плоти, а не из металла — сгибался бы уже в болезненных судорогах, лишился бы половины волос, страдал бы от приступов кровавой рвоты и иных прелестей облучения, — но вместо этого он уверенными прыжками преодолевал метр за метром, оставляя позади городской центр с его подземными толчками и загадочными машинами.

Путем бесхитростных наблюдений он определил, что в северной части города уровень радиационного заражения был выше, чем в южной. Ему незачем было уходить на север и искать эпицентр заражения, ибо ничто живое не могло уцелеть там. Но мысленно он рисовал себе картину монструозного кратера, оставленного бомбой, представлял стертый с лица земли район, оплавленную, словно воск, технику и силуэты — силуэты тех, кому не посчастливилось оказаться под лучами ярчайшего света, какой только может существовать. Нет, ловить там было нечего: даже его внутренности, будь они механические или органические, не выдержат столь сильного излучения.

Добравшись до набережной, где хмурая, вышедшая из берегов река вздымала волны и омывала прибрежные развалины, он отыскал мост, через который можно было попасть на тот берег. При свете пасмурного дня вода в реке казалась черной и принимала облик зловещего чудовища, которое пожирало окрестности, бушуя на манер Стикса. Робот (или человек?) шел по мосту и всматривался в пучину, которая наверняка скрывала в себе множество покойников, проглоченную инфраструктуру, автомобили, целые дома. Увидев, что некоторые секции моста были частично обрушены, выходец из капсулы по-настоящему испугался; но не потому, что ему было жаль людей, утонувших в ходе обрушения. Ему стало не по себе от мысли, с какими ужасами им пришлось столкнуться в глубинах.

Перескакивая провалы и маневрируя среди обломков транспорта, он наконец добрался до противоположного берега. На смену изуродованным небоскребам, которые нависали над ним прутьями огромной клетки, подавляя его и заслоняя собой небо, пришли многоэтажные жилые комплексы со свалившимися вниз балконами и разбитыми окнами. Застройка становилась все менее плотной, и вот ему уже стали попадаться частные домики и срытые дачи, развалины коттеджей, принадлежавших, местному бомонду. Некоторые их участки походили на самые настоящие поместья и выглядели бы сейчас более чем достойно, если бы кармическое стечение обстоятельств не сровняло их с землей.

Теперь, когда городской могильник постепенно оставался позади и шум выстрелов наконец утих, выходец из капсулы стал задумываться о своем положении. Он ни секунды не сомневался в том, что должен делать, но любопытство не оставляло его, и поэтому он размышлял.

Как уже было сказано, он очнулся в механическом теле — сильном, выносливом, стремительном — и обнаружил в себе способность считывать радиацию. Все указывало на то, что это тело было подготовлено к подобным условиям, хотя человеку (или роботу?) не дано было знать, кто поместил его в эту оболочку. Однако в том, что он был человеком, существо не сомневалось: в конце концов он мыслил как человек, распознавал окружающие образы как подобает человеку и обладал воспоминаниями, которые просто не могут принадлежать существу, созданному по воле другого homo sapiens. Так он убеждал себя, но главным аргументом для него, конечно, оставалось Имя и те чувства, которые он испытывал, проговаривая его про себя. Ему не нужно было помнить мест, не нужно было знать дат — Имя как по сигналу пробуждало в нем ощущение прикосновений, бурю эмоций, лицезрение красоты. И этой нити ему было достаточно, чтобы не признать в себе машину.

В руинах пригорода ему впервые повстречался живой человек. Это был странный оборванец в мешковатой мантии, сшитой не по размеру из разнородных кусков материи. Существо обнаружило его в корпусе перевернутого автобуса, где тот разгребал человеческие кости, намереваясь, по-видимому, развести костер. Когда оборванец увидел перед собой выходца из капсулы, то откинул капюшон и пришел в какое-то необыкновенно восторженное состояние, граничащее с эйфорией.

Его тело было усеяно имплантатами — они врезались в его кожу, разделяли его лицо неравномерной сеткой, нарывали и гноились от неправильного ухода. Сам он был невероятно тощ, один его глаз был механическим, но не функционировал и безучастно висел в глазнице, устремив зрачок вниз и куда-то влево. При этом незнакомца, похоже, мало волновали эти увечья: он охотно предложил гостю из капсулы разделить с ним его стоянку, после чего в спешке завершил возню с костром и добыл пламя.

Незнакомец рассказал роботу (или человеку?) о Последней Войне и что с момента ее начала и завершения прошло уже больше ста лет. Рассказал о том, что держит путь из поселения под названием Прахград, которое нарекли так из-за вечно скрывающего город смога. Рассказал