Убить миротворца - Дмитрий Володихин

Это ли не слезы? А ведь он, Дмитрий Сомов, уже восемь лет на рынке труда! Когда-то после колледжа, все казалось куда проще и осуществимее.

Впрочем, так много людей, которым и не снились три тысячи евродолларов за месяц труда. Надо думать об этом. Надо думать о хорошем, задавать себе конструктивный настрой. Грасс не раз отчитывал его за неумение контролировать эмоции. «Два первейших врага современного человека — депрессия и рефлексия. И оба, Дмитрий, дурно влияют на вашу психику, делают ее недостаточно устойчивой. Хуже только трайбализм. Ваше счастье, Дмитрий, что хотя бы в нем вы не замечены. Иначе я вынужден был бы побеспокоить вашего менеджера по кадрам…» Доброжелательный улыбающийся Грасс пугал его до холодного пота. Потому что один звонок уже когда-то был. Четыре года назад его понизили на два разряда за избыточный интеллектуализм… Ему едва удалось наверстать упущенное. Нет, надо учиться повелевать эмоциями. Думать о позитивном. Например? Кредит за гараж выплачен. Кредит за гараж выплачен. Кредит за гаража уже давным-давно выплачен.

Он поставил амфибию в гараж, включил сигнализацию, вышел в холл, к лифтам.

Кредит за гараж выплачен до цента. Очень хорошо. Есть за что зацепиться. Надо зацепиться. Нельзя срываться. Иначе что? Иначе они когда-нибудь докопаются, что трайбализм — есть! А они обязательно докопаются. Сколько веревочке ни виться… Спокойно. Четыре года все идет ровно. Он на хорошем счету. Почему они обязательно должны докопаться? Да все нормально. Просто надо уметь расслабляться. Настоящая качественная улыбка стоит дороже ученой степени и многолетнего стажа работы. А у него очень приличная улыбка. Единственное, кажется, чем он мил участковому психоаналитику Грассу.

Сомов единолично владел жилой кубатурой номер 4884 на двенадцатом подземном этаже, в блоке «А». Двадцать два жилых метра при высоте два пятьдесят и после капитального ремонта десятилетней давности. Пригодно для оформления официального брака первой степени и однократного деторождения. Он имел все основания гордиться: родители имели только семнадцать метров, притом на тридцатом подземном этаже. Сомов навсегда запомнил надрывный вой тревоги, — там часто прорывало трубы, а иногда во внешней стенке изрядную дыру проделывали грунтовые воды… В детстве бывало очень страшно, когда освещение отключалось, лифты не работали, и подняться на нулевой уровень не было никакой возможности. Здесь такого не случалось. То ли двенадцатый этаж избавлен от напастей подобного рода, то ли сказывался возраст постройки. Родители жили в Щербинке, это самый центр Московской агломерации, дома старые, даже страшно подумать, насколько старые дома! Некоторым лет по пятьдесят-шестьдесят, коммуникации держатся на честном слове. А он, Дмитрий Сомов получил кубатуру в Чехове. Тут вполне современный спальный район, хотя до московской окраины отсюда еще далеко. Пищеблок и санузел отгорожены от жилой камеры не полупрозрачными ширмочками, как у отца с матерью, а стеной — пусть и тонюсенькой, из дешевого древзаменителя. И все же! Он никогда не любил слишком сильных и слишком назойливых запахов. Теперь он имеет возможность отдохнуть от них. Звукоизоляция приличная. Встроенный фризер с тремя отдельными морозильными камерами. Встроенный стиральный агрегат. Встроенный душевой стоячок. Правда, маловат… Встроенный «Гипносон-Гимель»… третья модель, устаревшая, конечно, но от бессонницы избавляет почти всегда.

…Разумеется, окон его жилой кубатуре не полагалось. Как и любой кубатуре на подземных этажах. Зато одну из стен закрывала роскошная видеокартина с 32-мя переменными планами. Совершенно как настоящее окно. И столько же света. Вот луговой ландшафт. Чик! Вот археологический памятник на фоне крупного водоема. Чик! Вот лесной массив хвойного типа. Чик! Вот мегаполисный пейзаж с крыши небоскреба. С каким вкусом подобраны архитектурные доминанты! Правда, чуть старовата картина. Да и… руку на сердце положа, она куплена Сомовым на сэйлз,[1] в Бронницком дистрикте… Никто, разумеется, не знает об этом.

Зато у него есть две по-настоящему дорогих вещи. Обе куплены с премиальных. Обе — предмет его гордости. Во-первых, дверь. Почти банковская. Солидной фирмы «Инь и Ян». Четыре независимых слоя защиты. Практически ничем не прошибаемая кодировка замков. Активная броня: от лазерных резаков и управляемых ракетных снарядов, которыми пуляют по средним танкам и легкой бронетехнике. Говорят, пуляют небезуспешно… То оборванное на полуслове сообщение из Якутского резервата… впрочем, об этом тоже не следует думать. О таких вещах даже думать опасно… Так вот, его дверь выдержит удар любым УРСом. И даже неоднократный удар. Правда, год назад он с ужасом обнаружил в криминальной хронике 102-го канала сообщение о взломе дверей именно такой марки. Омерзительно уверенный в себе эксперт вещал: «Хорошему профессионалу достаточно двадцати минут… Впрочем, я, возможно, слишком оптимистичен».

Во-вторых, он владел отличным инфосконом. Любые базы данных. Любые, даже самые «тяжелые» статистические пакеты. Любая графика с выводом на печать. Сто сорок информканалов. А их всего-то сто пятьдесят два — официально зарегистрированных средств массовой информации! Свободный неограниченный поиск в частных сетях. Говорят, когда-то была единая независимая сеть, но это вряд ли: какое государство допустит существование столь бесконтрольного фонтана информации?! Системы ввода с восьми видов носителей, в том числе и очень архаичных — вроде лазерных дисков. Сканирование любого печатного текста и даже рукописного на трех языках: русском, английском и англо-женевском эсперанто.

И 4000 евродолларов… Он прекрасно осознавал, что будет гордиться своей игрушкой еще максимум год. А потом она превратится в перестарка. И ему захочется заменить ее, найти нечто посовременнее… Мучительная ситуация. Поскольку таких денег в обозримом будущем не предвидится. Премиальные два года назад он получил за… нет, и про это думать не надо бы. Скажем так, за три часа в Зарайске. Когда они будут, новые три часа, и будут ли, и выдержат ли его нервы новую порцию, — предсказать невозможно.

Сомов занялся приготовлением ужина. Конечно, сегодня четверг, и Виктор может появиться. Но это вряд ли. Он был здесь всего один раз, и с тех пор прошло четыре месяца. Да, они договорились твердо: каждый вторник и каждый четверг Дмитрий ждал его с шести до восьми вечера. Сначала с нетерпением, потом с негодованием, затем с унынием… а в конце концов он и думать забыл. Осталось от того невероятного визита экзотическое послевкусие. Как будто клюква в йогурте. И кислит она, эта клюква, — вырви глаз. Но и только. Еще, пожалуй, в памяти зацепилось несколько фраз. Парадоксальные, ни с чем не согласующиеся вещи, походя брошенные его странным собеседником-двойником… Космос, например. Ничем не оправданное расточительство. Но ведь есть что-то у них там. Или та же Российская империя… да как это может быть! Прогрессивных ход исторического развития давным-давно поставил крест на всех подобных динозаврах. Любой школьник…

Его насторожил запах. Да неужто! Тогда, четыре месяца назад он чуть с ума не сошел от ужаса: неведомо откуда в его кубатуре появился едкий смрад. Пожар? Но воняло не горелым пластикетом и не плавящейся изоляцией, а скорее, человеческим потом, только в чудовищной концентрации. Точно как в тот раз у него закружилась голова… Нет. Нет! Да у него почти все выветрилось из головы. Он уже совсем было решил: померещилось, галлюцинация, стукнулся обо что-нибудь… Отдыхать больше надо. Первые две недели он места себе не находил: как жить с такой-то занозой? Потом начал успокаиваться, без этого— легче. Он обычный человек, зачем ему забивать голову лишней информацией? И ведь страшно. А ну, кто-нибудь узнает! В самые мысли влезет. Нет, не нужно. К чему? Не нужно. От осознал: не ну-жно! И… опять? Нет. Нет! Нет, конечно же…

Заложило уши. Все, как и в первый раз, происходило бесшумно. Просто организм, надо полагать, по-своему реагирует на всю эту жуть. Тогда кровь носом текла… Сейчас не течет.

Посреди комнаты появились — прямо в воздухе — отблески отдаленного света. Чем-то похоже на блики, танцующие по дну бассейна. Только дна никакого нет… Он зажмурился. Ничего не остается: следует принять происходящее. А если его принять, то надо зажмуриться, поскольку сейчас будет ослепительная вспышка. Да? Аттаркцион, вроде, повторяется по полной программе, а значит, и она должна повториться…

На несколько секунд его веки — изнутри — стали белей бумаги. Потом по неровному розовато-коричневатому фону поплыли алые кораблики. Он не спешил открывать глаза. Ему совсем не хотелось открывать глаза. Смрад исчез. Вместо него поплыл наркотический аромат машинной смазки. Кажется, он все-таки слышал проклятый шум проклятого падающего тела… Но не спешил убедиться в этом.