Право на легенду - Чингиз Абдуллаев

Он придвинул к себе папку с бумагами, взял ручку. Ему могут вообще не позвонить, а дела не ждут. В конце концов, быть руководителем крупнейшей области страны — это тоже что-то значит. А он уже больше пяти лет стоит во главе области и привык отвечать за свои дела и поступки.

Телефон словно только этого и ждал. Стоило хозяину кабинета раскрыть папку, как сразу же затрезвонил. Ермакович удивленно посмотрел в сторону выстроившихся на столе аппаратов. Нет, это не прямой телефон с Киевом, по которому может позвонить только один человек — сам президент страны. Надрывался совсем другой — обычный городской телефон, номер которого знали лишь несколько человек: жена, сыновья да двое-трое самых близких друзей.

Он не спеша поднял трубку.

— Я вас слушаю, — буркнул недовольно. В принципе сейчас никто не должен был его отвлекать. Даже жена.

— Виктор Викторович? — спросил незнакомый голос.

Или знакомый? Хотя этот человек раньше никогда ему не звонил. И даже не должен знать этого номера его телефона. Хотя что значит не должен? Кому надо, все всегда знают. Раздобыть номер его прямого городского телефона им совсем не сложно. Но почему он вдруг решил использовать обычный городской номер, ведь мог позвонить и по аппарату правительственной связи? Или точно знает, что все аппараты правительственной связи прослушиваются? В том числе и прямая линия с президентом?

— Да, это я, — подтвердил Ермакович. — Кто говорит?

— Я думал, вы меня узнаете по голосу, — отозвались на другом конце провода.

— Я давно не играю в такие игры, — устало поморщился Виктор Викторович. — Могли бы и представиться, коли уж решили со мной поговорить?

— Это Олег Константинович, — сообщил позвонивший.

Хозяин кабинета нахмурился. Он так и думал, впрочем, ошибиться было невозможно.

— Алло, вы меня слышите? — спросил Олег Константинович. — Куда вы исчезли?

— Никуда, — ответил Ермакович. — Жду, когда вы начнете разговор.

Он уже начал догадываться, зачем ему звонят. Но еще не хотел поверить даже самому себе. Неужели они решатся выступить так открыто?..

— Виктор Викторович, я не хочу отнимать у вас много времени, — начал его собеседник, — наш разговор не прослушивается, мы приняли некоторые меры…

— Мне все равно, — довольно невежливо перебил его Ермакович.

— И тем не менее я хочу, чтобы вы знали. После последних событий все словно с ума посходили. Боятся вообще разговаривать по телефону.

— Я не боюсь.

— Знаю. Именно поэтому я вам и позвонил. Хочу обратить ваше внимание на некоторые слухи, которые ходят у нас в столице. Вы, наверное, уже в курсе?

— Я слухи не комментирую. И вам не советую.

— О, характер у вас не меняется…

— Разумеется. Я не в том возрасте, когда меняется характер.

— И тем не менее вы все знаете… Очевидно, понимаете, что президент пока не принял окончательного решения. Но вполне вероятно, что он сумеет найти достойного кандидата.

— Возможно. Мне об этом пока ничего не известно. Вы позвонили, чтобы сообщить мне его решение? — Вопрос получился несколько издевательским.

— Нет. — Кажется, Олег Константинович даже усмехнулся. Он не ждал такого ответа от Виктора Викторовича. — Я не хочу скрывать от вас, что в Киеве многие недовольны таким поведением нашего руководителя. Нам кажется, что это его очередная ошибка. А если он сделает неправильный выбор, то это будет трагедия для страны. Ситуация довольно неприятная для всех нас…

— И чего вы хотите? — снова перебил его Ермакович.

— Вы должны отказаться, — твердо проговорил Олег Константинович, — если вдруг он совершит такую ошибку и все-таки предложит вам пост премьера. Вы же знаете, если бы на вашем месте был кто-то другой, я не стал бы ему звонить. Все равно через несколько дней все будет известно и неудачный эксперимент нашего президента закончится с еще большим скандалом, чем дело погибшего журналиста. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Не понимаю. Почему я должен отказаться?

— Вы умный человек, Виктор Викторович. Вы же прекрасно знаете, как все к вам относятся. Вас уважают, некоторые даже боятся. У вас самая сильная поддержка в парламенте. Но место, которое вам предлагают… Такого не было никогда и никогда не будет. Украина — крупнейшая страна Европы, и после всех наших скандалов мы не можем допустить, чтобы наша страна снова выглядела перед мировым сообществом не лучшим образом. Вы должны отказаться…

— Вы думаете о стране или о собственных интересах? — жестко поинтересовался Ермакович.

— Я думаю и о стране, и о наших интересах, — прямо и так же жестко ответил его собеседник.

Все стало ясно. Можно было закончить разговор. Это было прямым объявлением войны.

— Мне пока никто ничего не предлагал, — твердо сообщил Виктор Викторович. — Когда предложат, тогда и буду думать. А пока извините… — Он уже собирался положить трубку.

— Виктор Викторович, — спохватился Олег Константинович, очевидно почувствовав, что разговор может оборваться, — пожалуйста, не кладите трубку. Я только хотел вам сообщить… Если вы не откажетесь, некоторые люди, которые не очень вам симпатизируют, могут передать в прессу ваше досье. Вы меня слышите? Поверьте: мне больше всего хотелось бы избежать этого скандала. Все газеты и журналы напечатают вашу биографию с соответствующими комментариями. Пока вы были руководителем области, вас не трогали, но если вы не согласитесь…

— Не соглашусь, — твердо отрезал Ермакович, чувствуя мощный выброс адреналина. — С вами не соглашусь. И если президент решит предложить мне этот пост, тотчас же прилечу в Киев.

— Вы меня не поняли. Я всего лишь хотел вас предупредить…

Виктор Викторович, не дослушав, положил трубку. Затем резко закрыл папку с документами. Посмотрел на телефонный аппарат. Нужно сменить номер, подумал он и улыбнулся. Многие, даже достаточно умные и опытные, люди совершают одну и ту же характерную ошибку: судят о других с позиции собственных страхов и заблуждений. Вот и позвонивший Олег Константинович больше всего боится огласки их разговора. Как глупо! Полагает, что его можно запугать. Если бы они знали о его жизни… Всю правду, как все было на самом деле… Пожалуй, не стали бы тогда звонить. Но они даже не догадываются, что его нельзя испугать — все свои страхи он уже давно пережил. И самый первый более сорока лет назад, когда ему было всего восемь лет…

Воспоминания

В их поселке было всего лишь две улицы — Песочная и Грузовая. Обе с покосившимися глинобитными хатами, в которых жило не так уж много народа. С самого утра мужчины — суровые молчаливые шахтеры и такие же молчаливые металлурги, спешащие на небольшой завод, который стоял в стороне от поселка, — уходили на работу. Правда, Витин отец иногда отправлялся на нее вечером, когда заступал в ночную смену. Он был машинистом паровоза. Хотя маленький Витя запомнил на всю жизнь, как отец завороженно смотрел в небо, когда над ними слышался гул пролетающих самолетов. А позже узнал, что отец с юности мечтал о небе, хотел стать летчиком, да проклятая война не дала осуществиться его планам. Отец ушел на фронт и вернулся с него тяжело раненным. Слава богу, как говорили взрослые, пришел живым — в их небольшом поселке многие семьи вообще остались без мужчин. Такое тогда было сплошь и рядом. И почти половина ребят, с которыми Витя учился в школе, вообще не знала своих отцов. Они родились во время войны или вскоре после нее от мужчин, которые, вернувшись в родные края, быстро умирали от тяжелых ран, полученных в боях.

Родители Виктора поженились в сорок девятом. Он работал машинистом, она была медсестрой. Сложилась обычная рабочая семья, каких до войны в поселке было много. А в июле пятидесятого родился Виктор. Тогда казалось, что жизнь налаживается и впереди все будет только хорошо. Постепенно отменяли карточки, повышали зарплату… Но через два года мать Виктора тяжело заболела. Несколько месяцев она лежала в больнице. В памяти мальчика смутно осталось лишь размытое белое лицо умирающей матери на подушке, но почему-то навсегда запомнился отвратительный резкий запах больницы, преследовавший его затем долгие годы. Он не сразу осознал, что остался один. Один и навсегда. Маленькому Вите не повезло гораздо больше, чем его сверстникам, выросшим без отцов, потому что в два с половиной года он потерял мать.

Расти без отца очень сложно. При этом мальчики часто бывают неуправляемыми, им не хватает отцовской мудрости, конкретного примера перед глазами, их оскорбляет одиночество матерей, вынужденных в той или иной мере сходиться с другими мужчинами. А в пятидесятые годы была еще и социально значимая причина: мать, поднимающая семью в одиночку, часто не могла заработать столько, сколько зарабатывали мужчины.

Но потеря матери для ребенка — ни с чем не сравнимое страшное потрясение. Это нарушение неких биологических законов, когда малыш теряет гораздо больше, чем просто любимого человека. Когда ему становится больно и хочется крикнуть «Мама!», он вдруг вспоминает, что ему некого звать на помощь. Когда ему совсем плохо, то не у кого искать утешения, надеясь на всепрощение и понимание. Рана от потери в детстве матери кровоточит затем всю жизнь. Жить без отца очень трудно, жить без матери — почти невозможно.