Последний человек на Земле - Никита Чаплин

Знаете, я совершенно не научился жить. Это вывод, к которому с одной стороны легко прийти — просто сказать: “ну у меня ничего не получается, да, в общем, я ничего и не хочу”, а с другой очень сложно. Сложно признать, что всегда ошибался в людях: не акцентировал внимания на тех, кто меня действительно ценил и любил, забрасывал свои интересы, не доводил дела до конца. Все это в какой-то момент заставляют нас сесть и задуматься, а то ли мы вообще делаем? Сильные находят в себе силы порефлексировать и начать что-то делать, а слабые нет. К сожалению, навыки, которые позволяют не допускать этих ошибок — врожденные, не представляю, как их вообще можно развить. В конечном итоге каждый, кто шел путем сильного, — превращался в слабого или ему улыбалась удача и он заявлял, что всему научился.

Многие люди не отличают невезение от неумения: если у кого-то что-то получилось, то значит он научился. Совершенно точно, раньше было очень много талантливейших людей, не догадывавшихся о своих способностях или не умевших их применить.

Я много раз сталкивался с непониманием со стороны, как мне казалось, близких людей. Думаю, главная ошибка была в том, что я пытался их поменять. Не поменять никого кроме себя, просто нужно найти тех, ради кого можно меняться, кого будешь любить не такими, какими ты себе их нарисовал, а какими есть. Бесспорно, это невероятно сложно и утомительно осознать, а потом еще и отказаться от этих, казалось бы, близких людей. Не успел я этого сделать. Может, это сама судьба отвела от меня всех, кто не был мне действительно нужен… Получается, вообще всех отвела?

***

Я иду по узкой, слегка заросшей тропинке, видимо, не пользующейся спросом в последнее время. Вдруг меня что-то остановило. Запах дыма! Люди! Что это за люди? Не захотят ли они меня убить, услышав тихий хруст веток и осторожные шаги? Стоит ли мне вообще кого-то встречать или вернуться немного назад и обойти пролесок стороной… Да какие там люди? Было бы их несколько человек, я бы давно услышал их разговоры или стук топоров. Подойду. Если и увижу кого — выстрелю: все равно еда подходит к концу.

На опушке, еле выглядывая из-за кустов и травы, стоит небольшая землянка. Из-за нее тоненькой полоской поднимается дым — то ли костер уже затухает, то ли его не успели развести. Я подошел к землянке. Кажется, ее пытались хорошо замаскировать, да повезло мне, что увидел. Рядом на тонких сухих ветках сохнут грибы, а из-за дома выглядывает полотенце, наверное после стирки. Я обошел дом и снова остановился как вкопанный. Недалеко от костра лежало тело, упавшее на охапку хвороста. Я пересилил себя, подошел и перевернул его.

На мокрой от росы земле лежал невысокий плотный старичок с немного напряженным, грустным выражением лица. Синяя рабочая куртка, свободная красная футболка, непромокаемые брюки из легкой брезентовой ткани, а на ногах галоши. В хворосте лежат небольшие прямоугольные очки в гнутой оправе, а с лысоватой седой головы слетела кепка. Обычный дедушка.

Я пощупал пульс. Пульса не было. Тело еще совсем теплое. Думаю, он умер минут пятнадцать назад. Я далеко не врач, поэтому не мог определить, была ли эта старость, или инфаркт, или инсульт, или радиация. А ведь я мог встретить самого настоящего живого человека! Посмотрев в сторону входа, я увидел двуствольное ружье, опирающееся на стену. А может быть, и хорошо, что не успел… Кто знает, что было на уме у этого доброго с виду старикашки.

***

Я был уже совсем недалеко от Столицы — по прямой мне оставалось пройти километров десять. Я мог выйти на железнодорожные пути, чтобы не плутать по тропам, просекам и проселочным дорогам, но что-то мне подсказывало, что этого делать не стоит.

Погода стояла тихая, солнечная, передвигаться со всей нагрузкой было немного жарко. Но это даже грело меня изнутри, ведь я приближался к заветной цели.

Глава 3. МКАД.

Затишье, какое обычно бывало перед бурей. Раньше мы переставали слышать птиц и дышать становилось достаточно трудно. А сейчас я и сам как зверь, чувствую, что приближается ненастье. Вот он, долгожданный рубеж — МКАД, широкая дорога, окружавшая логово предателя.

Мы все хотели победы, ждали ее. Горели за свою страну. Где-то там далеко кто-то точно также нервно смотрел на все ужасы фронта, слушал новости, ждал, когда это закончится. И ради чего? Бог будет судьей всем причастным, потому что никогда еще не было такой длинной очереди у врат рая и ада. Наши вожди предали нас, развязав эту войну, заставив каждый народ думать, что прав именно он. Сейчас уже нет правых и неправых, уже никого нет, в этом и заключается предательство.

Войны начинаются тогда, когда вы их начинаете, но не останавливаются, когда вы этого захотите. Кажется, это еще очень давно сказал Макиавелли, или как-то так его звали. Мы слишком поздно осознаем то, о чем люди размышляли за тысячи и сотни лет до нас. Вот и я как будто заново открываю для себя заповеди жизни, пытаясь вникнуть в их смысл.

Прижимаясь к стенам, заглядывая в окна, я прошел пару кварталов к центру города. На дороге валялся мусор, стояли машины с разбитыми окнами. Дозиметр все более нервно и все более часто пищал. На всякий случай я выключил звук, закрепив на запястье индикаторную лампочку.

Вдруг резко задул ветер, начал накрапывать мелкий холодный дождь. Не обмануло меня чутье и в этот раз.

***

Я гуляю по подземной парковке высотного стеклянного дома. Ровный бетонный пол, на шершавых белых стенах желтой краской аккуратно написаны номера. Вдали стоит несколько машин.

Подойдя поближе вижу, что они покрыты толстым слоем пыли. Лучше не буду трогать, все равно никуда не уеду без ключей. Замечаю, что через несколько мест стоит что-то, накрытое плотным тканевым чехлом.

Все-таки любопытство берет верх. Сняв чехол, вижу ярко-красный автомобиль с желтой эмблемой коня на капоте. Феррари. Кто о такой не мечтал? Теперь никто не мечтает. Быстро, однако, может поменяться система ценностей не просто у человека, а у человечества. Хотя, наверное, нельзя так сказать, никого ведь не осталось.

Что нужно для счастья? Кажется, вообще ничего не нужно.

Отшельники, живущие в одиночестве, десятилетиями не видящие людей, спокойны в душе и счастливы. Они сами добывают себе еду, сами