Сердце Сокола (СИ) - Герасимова Галина Васильевна "oginen"

А следом за родителями зашёл незнакомец, которого мне прочили в мужья. Только и рассмотрела, что высокий и светловолосый, глядит с насмешкой, не робко — и тут же глаза отвела. Негоже девице на парней заглядываться, даже если это женихи.

— Вот и дочь наша, Лада, — радостно улыбаясь, представил меня отец. Щёки у него раскраснелись, глаза блестели, и даже отсюда я чувствовала запах вина. Видно, не по одному бокалу с гостем выпил, прежде чем решился вести его ко мне. — Поздоровайся, милая, со своим женихом Финистом.

— Здравствуй, Финист, — пробормотала я, не поднимая глаз. Привстала, чуть вышивку не уронив, и поклонилась, как мачеха учила. — Рада познакомиться.

А в ответ тишина. Видно, не такую красу жених ожидал увидеть. Что дальше будет, я наизусть за полгода выучила. Сейчас скажет, что забыл о клятве жениться только на принцессе, и ищи ветра в поле. Вздохнув, я приготовилась выслушать очередной отказ, но отец решил схитрить.

— Пойдём, Никитична, выпьешь чарку за будущее счастье молодых. А детей оставим, пусть пообщаются, — ласковым тоном обратился он к нянюшке, а сам на мачеху посмотрел: правильно ли сказал? Наверное, вчера весь вечер разучивал, как перед гостем дорогим разговаривать, чтобы не оплошать.

Нянюшка только того и ждала. Куда старость подевалась! Проскакала мимо меня козочкой, а ведь только вчера жаловалась на больные спину и ноги. Мачеха, перед тем как выйти, посмотрела на меня строго и нахмурилась: мол, помни, о чём говорили. И закрыла дверь. А я с женихом осталась.

Страшно стало и смешно. Финист разглядывал меня и молчал, я в рукоделие уткнулась, делая вид, что вышиваю. Вот только руки так дрожали, что стежки по всему полотну плясали. И о чём нам говорить? Меня всегда учили, что мужу перечить нельзя, а если он молчит, то и мне молчать, выходит? Глупо как-то получается.

Посмотрела украдкой на жениха и решила, что от разговора ничего худого не будет. Только рот раскрыла, чтобы спросить, как он добрался — дорога дальняя, и дождь давеча лил как из ведра — но не успела. Финист подошел к закрытым дверям и распахнул их настежь, чтобы нас из зала при желании увидеть можно было. Отец и мачеха от дверей едва отпрыгнуть успели. А Финист посмотрел на них с укором, только в голосе едва заметная смешинка проскользнула.

— Где же это видано, чтобы незамужняя девушка с мужчиной за закрытыми дверьми сидела? — голос у него был звонким, громким, на весь зал слышно. Отец весь пятнами пошёл, а мачеха, наоборот, побледнела. Ведь, вправду, Финист мог меня и опозорить. Просиди мы наедине подольше, откажись он потом от свадьбы — и никто меня замуж не взял бы. Только и осталось бы, что за вдовца идти либо в монастырь.

— Да мы вам доверяем! Разве бы кто подумал! — замахал руками отец, а сам на гостей покосился. Те стали подтягиваться к дверям, увидев, как намечается что-то интересное.

Жених нахмурился и скривил губы. Я даже обрадовалась, что он на меня не смотрел — зато я могла его разглядеть. И удивилась. Финист был немногим старше меня, лицо совсем молодое, без усов, только шрам от губы до подбородка суровости добавляет. В отличие от отца и меня самой, лишнего веса в женихе не было ни капли. Когда руки на груди сложил, синяя ткань рубахи натянулась, и все девицы в зале на него без стыда уставились. Даже сестрица моя, Алёнушка, из-за спин подружек выглянула. Я тоже невольно залюбовалась, только не женихом, а сестрицей. Ей всего пятнадцать годков стукнуло, а она уж заневестилась, расцвела красотой. Волосы, как золото, густые, длинные, сама высокая и стройная, и спереди есть на что посмотреть, и сзади всё ладно. Парни вокруг нее пчёлами вились.

«Если бы Финисту Алёнушку предложили, он бы точно согласился», — подумала я невольно.

Засмотрелась на сестренку и уколола палец иголкой — до крови, и больно так, что, не удержавшись, вскрикнула. Отдёрнула руку, слизнула набухшую капельку, чтобы не испачкать вышивку, как вдруг поняла — смотрит на меня кто-то. Подняла глаза, а это Финист развернулся, прищурился, носом повёл, точно принюхивался к чему-то. Как кот.

Отчего-то от его взгляда мне стало не по себе, и пальцы я поспешно сжала в кулак. Вот и показала манеры. Сейчас он отцу скажет, что невеста не подходит, да ещё при всём честном народе опозорит. Главное, обиду не показывать при Алёнушке и её подружках. Иначе потом с лживым сочувствием проходу не дадут.

— Кто что подумает, его дело, — неожиданно спокойно заговорил Финист, отвечая батюшке, а сам на меня смотрел, — но невесту глупые сплетни могут расстроить. Наедине мы наговоримся, как свадьбу сыграем.

В зале кто-то ахнул от его слов. Сестрица и вовсе руку к губам приложила от растерянности. А я не знала, что сказать и как поступить. Выходит, он от свадьбы не отказывается?

Финист подошёл ко мне неспешно, как к испуганному зверьку. На вышивку посмотрел, хмыкнул.

— Хороший ворон получился, невестушка, — сказал он и наклонился ко мне. Вот странно — вином от него почти не пахло. Зато был запах леса на рассвете, бодрящий и немного терпкий. Финист ловко взял мою уколотую руку в свою, я даже отдёрнуть не успела, и поцеловал кисть. А он пальцем по ранке провёл — словно пёрышком. И боль пропала.

Жених выпрямился и посмотрел на отца.

— Митрофан Степанович, дорога была длинной, не до танцев сегодня. Лучше обсудим, когда свадьбу играть будем. Мне у вас задерживаться некогда, дела ждут.

— Конечно, Финист, как пожелаешь. Может, вина ещё подать? Или блюд каких? — засуетился отец, уводя гостя, чтобы тот меня внимательней разглядеть не сумел. А то вдруг передумает.

А я забыла, как дышать. К щекам прилила кровь, и я смотрела на спину жениха и думала, как же так получилось, что он согласился на свадьбу-то? Но тут подскочила мачеха, быстренько подхватила меня под локоток и повела в опочивальню, чтобы я чего не ляпнула напоследок.

Когда за мачехой закрылась дверь, я заметалась, не находя себе места. Эта свадьба не давала мне покоя! Другая бы невеста радовалась — жених пригож и молод, а мне вот было неспокойно. В том-то и дело, что он мог любую другую выбрать, ту же Алёнушку, и она пошла бы за него, мать с отцом уговорив. Финист за неё приданое получил бы хорошее — отец на младшенькую дочь никогда не скупился. А тут самому платить придётся. Странно всё это.

Глупой я себя не считала, Василиса меня от такой мысли быстро отучила, как книжку с вопросами да задачками привезла. Она первый вопрос вслух задала, размышляя над задачкой, а я взяла и ответила. Она другой вопрос подбросила, уже с любопытством — и тут я не сплоховала. Да разве трудно посчитать, сколько овец на лугу пасётся, если волки троих забрали, а с другой деревни ещё восьмерых привели. Наглядно ведь! Тогда сестрица загадками сыпать начала, а как поняла, что я легко очень отгадываю, сели мы за учебник вместе. Так и перерешали его весь, пока она летом у нас отдыхала.

Вот и привыкла я с тех пор думать, отчего что происходит. И сейчас не сходились у меня условия. Конечно, подруженьки много баек про красавиц и чудовищ рассказывали, и про царевну-лягушку слыхивала я, но та ведь всё равно в конце красавицей оказалась. А я не чудище заколдованное, от поцелуя принцессой не стану!

Если только… Если только Финисту вообще жена нужна. Может, ему наказали жениться, а у него любимая есть, да только замужем за другим. Вот он и берёт себе любую, лишь бы от него отстали.

При мысли этой стало и легче, и грустнее. Ну, любовью одной сыт не будешь. А уважение мужа заработать я всегда сумею. Белоручкой не была, как хозяйство вести — знала. Я мужа поддержу во всём, а он мне опорой станет — большего и не надо. Может, и книжки читать разрешит. Устала я свечку под кроватью прятать, чтобы ночами читать, днём-то мачеха как замечала с книгой, так сразу лентяйкой называла и выгоняла либо серебро полировать, либо на кухню к тётке Фросе. А тут я сама себе хозяйкой буду — как дела в доме закончу, смогу читать в своё удовольствие.

Размечтавшись о жизни хорошей, я чуть не уснула в кресле у окна, сморённая беспокойством и успокоенная теплым летним ветерком, как вдруг услышала в полудрёме стук в дверь. Подошла, приоткрыла засов. На пороге ждала Алёнушка. Лучинка у неё в руках едва тлела, сама она зябко перебирала ножками. Немудрено замёрзнуть, когда поверх платья тонкого только шаль вязаная накинута.