Сердце Сокола (СИ) - Герасимова Галина Васильевна "oginen"

Ну, раз сокол воды не побоялся, то мне и подавно стыдно. Закрыв дверь на засов, я скинула рубашку и нагая залезла в бадью, по шею опустившись в ароматную чистую воду. Поначалу мне жутко было, едва шевелилась, но все же заставляла себя сидеть в воде и не выпрыгивать из нее, и постепенно тепло сделало свое дело. Я расслабилась и, кажется, задремала. В какой-то момент мне показалось, что кто-то расчесывает мои волосы и нежно массирует плечи. Было так приятно, что я чуть лужей не растеклась. Но когда открыла глаза, в комнате никого не оказалось, кроме сокола. А тот снова сидел на окне — отвернулся и на меня не смотрел.

— Эй, ты не обиделся, что я заняла твою ванну? — полушутя спросила я у птицы, и сокол от этих слов подпрыгнул и повернулся, уставившись на меня круглыми глазами.

— Ты определенно умнее других птиц, — заметила я и вылезла из бадьи, завернувшись в полотенце. Подошла к соколу, протянув руку: он не улетал, и я, поколебавшись, погладила его по голове.

— Знаешь, ты мне уже нравишься, — доверительно сказала я ему. — Будет здорово, если Финист разрешит тебе остаться. Мне кажется, мы могли бы стать друзьями.

Сокол кивнул, будто понял, о чем я говорю. А может, просто опустил голову и задремал. В любом случае, его пример оказался заразительным. Я надела сорочку и залезла в постель, с удовольствием вытянувшись на чистых простынях. Затем бросила взгляд на дверь, где всё ещё висел засов.

Вставать и открывать засов, откровенно говоря, было лень. С другой стороны, раз Финист маг, то проникнуть в запертую комнату для него не составит труда. С такими мыслями я заснула и благополучно отдыхала до самого утра.

Утро началось рано. Конечно, оно и в поместье с первыми петухами приходило, но тут даже петухи не проснулись. Кто-то громко забарабанил в дверь, и я сонно оторвала голову от подушки, пытаясь в темноте разглядеть, кого это принесла нелегкая.

Постель спружинила, и Финист поднялся с кровати. Оказалось, муж спал у самого края, а я совершенно не помнила, когда он пришел.

— Что случилось? — открыв дверь, поинтересовался Финист. Тусклый свет от свечи обрисовал его застывшую в дверях фигуру. Муж спал без рубашки, хорошо хоть штаны не снял, и я с замиранием сердца уставилась на его широкую спину.

— Марфуша никак разродиться не может. Полночи мается, а сейчас совсем обмякла бедная, не дышит почти. Вы бы помогли, господин маг? — дрожащим шепотом проговорила Марья Никитична.

— Что же вы молчали?! — так рявкнул Финист, что я подпрыгнула, одеяло к груди прижимая. А муж взмахнул рукой, и комната озарилась тусклым светом от повисшего в воздухе колдовского огонька.

— Лада, быстро собирайся. Ты мне понадобишься.

— Я? — от удивления я села, но Финист говорил таким тоном, что не поспоришь. Стесняться было некогда, я скинула рубашку и натянула платье, не особо беспокоясь, смотрит на меня муж или нет. Хотя ему глядеть тоже некогда было, он надевал рубашку и натягивал сапоги.

— Ведите, — выскочил он в коридор, таща меня за руку. Марфуша, как оказалось, рожала в комнатах хозяев, в самом конце коридора, и добежали мы туда быстро.

Конечно, я не была лекарем. И роды видела только раз, случилось присутствовать при схватках подруги. Но здесь с первого взгляда было видно, что дела плохи. Молодая женщина лежала на скомканных простынях, и лицо её было белее снега. Она не кричала, только судорожно свистела сквозь плотно сжатые зубы, похоже, уже не понимая, где находится. Сидящая рядом повитуха давила ей на живот, пытаясь вытолкнуть ребенка, но этим делала только хуже.

— Вон, — коротко сказал муж, и бабку как ветром сдуло. Финист подошел к женщине, провел рукой над её телом, проверяя, все ли в порядке, а затем повернулся к Марье Никитичне. — Ребёнок повернулся боком, самой ей не родить. Мне нужен таз чистой воды, нож, крепкие ремни и иголка с ниткой, — произнес он, кладя руку на живот роженице. Та дернулась, а затем как-то разом успокоилась и задышала спокойнее.

— Лада!

— Да? — я приблизилась к нему, с тревогой глядя на женщину.

— Встань у изголовья и положи руку ей на голову.

— Хорошо, — я выполнила требование мужа, не совсем понимая, к чему такие манипуляции. Голова у Марфуши была холодная и мокрая. Незаметно для себя, я стала поглаживать её волосы и шептать, что всё будет хорошо, что она поправится, и ребеночек обязательно родится крепкий и здоровый.

— Что происходит? — Марья Никитична чуть не уронила тазик, а я смущенно отдернула руки, но под взглядом мужа быстро вернула их на место.

— Не мешайте, — попросил Финист, указывая на выход.

Но хозяйка постоялого двора не ушла. Осталась стоять, глядя на меня с каким-то недоверием.

— Вы её сбили, а теперь смущаете. Уйдите, если хотите, что бы с вашей невесткой все было в порядке, — вздохнул муж, с укоризной глядя на хозяйку. К этому времени он привязал руки и ноги женщины к кровати и оголил живот Марфы, и я догадалась, что он собрался делать. Слышала о таком, но никогда не видела.

— Она ведь шептунья? — негромко спросила у него Марья Никитична.

— Это сейчас неважно, — Финист сунул лезвие ножа в пламя свечи и подержал, обеззараживая.

— Кто бы подумал, — покачала головой Марья Никитична, а я только нахмурилась недоуменно. Не знаю, о чем они говорили, но ни о каких шептуньях я ничего не слышала.

Муж сделал быстрый надрез на животе женщины, и та сразу задышала тяжело, заметалась.

— Держи ее, Лада, — предупредил Финист, хотя куда та деться могла, привязанная?

И вдруг меня словно под руку толкнул кто-то. Я увидела слабый силуэт, отделившийся от женщины, и, упав на колени, прижалась к её лбу собственным.

— Куда же ты, глупая? У тебя ведь малыш будет. Неужели его сиротой оставить вздумала? — забормотала я, руками оглаживая плечи и голову роженицы. Не знаю, сколько так продолжалось, но в какой-то момент силуэт замерцал, прислушался к моим словам и втянулся в тело.

— Умница, — улыбнулся Финист, что-то поднимая от живота Марфы. Не знаю, к кому он обращался, ко мне или роженице, или к нам обеим. В тот же момент я услышала громкий детский крик. Муж держал новорожденного малыша, а тот заливался на все лады.

— Мальчик, — произнес Финист и протянул мне ребенка, перерезая пуповину.

Из комнаты роженицы мы выходили на цыпочках, унося с собой завернутого в чистое полотенце ребенка. Марфе требовался отдых и крепкий сон, желательно до вечера. Несмотря на все старания Финиста и его заклинания, она потеряла много крови. Но на малыша взглянула и даже приложила к груди, превозмогая боль и усталость. Я подозревала, что уснула она только благодаря магии Финиста, но уточнять у мужа не стала. Сама едва держалась на ногах, не до разговоров было.

Пока Марья Никитична нянчилась с внуком, мы с мужем спустились в зал и уселись за ранее облюбованный столик у окна. Солнце только взошло, и первые лучи стали проникать сквозь полуоткрытые ставни, но сна не было ни в одном глазу. Вдобавок, есть совершенно не хотелось, хотя обычно аппетит у меня был отличный — как с утра, так и в течение всего дня. Финист, однако, испытывал противоположные чувства касательно завтрака, потому что смотался на кухню, потолковал о чем-то с Марьей Никитичной и притащил оттуда холодную говядину и вчерашнюю картошку.

— Ешь, не стесняйся, — добродушно пододвинул он мне широкое блюдо.

Я вяло поковырялась в нём вилкой. Картошка не вызывала аппетита, а говядину не мешало бы подсолить.

— Лучше схожу творога попрошу, — жалобно произнесла я, понимая, что есть жареную картошку с утра выше моих сил.

Финист кивнул, продолжая уминать еду с поразительной скоростью, а я протопала на кухню.

Марья Никитична сидела на лавочке, покачивала ребенка на руках, а молодой мужчина смотрел на новорожденного сына с умилением, совсем не вязавшимся с образом бородатого мясника в окровавленном фартуке.

— Ладушка, за добавкой пришла? — шепотом поинтересовалась хозяйка постоялого двора и кивком указала на стол, где чего только не стояло. С самого утра работники гостиницы были на ногах и готовились кормить постояльцев. — Бери, что хочешь, и мужу своему прихвати. Столько колдовать без передышки, надо же! Бедняге, небось, несколько дней силы восстанавливать придется! — женщина покачала головой, не забывая укачивать младенца. — А ты что стоишь, уши развесил? Ну-ка, живо поклонился и поблагодарил! — прицыкнула она на мясника, и тот, спохватившись, бухнулся мне в ноги.