Вечная игра - Мод Лэрби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помнишь, это ты учила меня всегда носить в сумочке платок? — проговорила она, и снова из ее золотистых глаз полились слезы. — Не так уж легко было стать той воспитанной леди, которая всегда носит с собой визитные карточки и переодевается к обеду, но я очень старалась. И платок у меня всегда с собой. — Улыбка коснулась ее мокрых от слез губ. — Ах, тетя Мэгги, я люблю тебя, и мне будет очень тебя не хватать. Ты ведь помнишь Дэниела, правда? Мы хотели бы пожениться. Жаль, что ты нас не увидишь. Знаю, знаю. Я нарушила одно из твоих незыблемых правил — не плакать о том, чего нельзя изменить, — но ты постарайся меня понять.
За спиной Эммы в тени ивы двое рабочих ждали, когда им можно будет закончить с могилой, и, зная, как бы Мэгги не понравилось, что она заставляет их даром терять время, девушка повернулась и зашагала прочь.
Каждый шаг давался ей с большим трудом, тем не менее она заставляла себя ставить одну ногу впереди другой, как учила ее Мэгги, и потихоньку приходила в себя. Она еще несколько раз судорожно вздохнула и поправила поясок желтого летнего платья. Мэгги оставила точные указания насчет своих похорон, категорически запретив кому бы то ни было облачаться в черное, и Эмма охотно подчинилась ее желанию, не став исключением в толпе пришедших проводить достойную даму в последний путь.
Эмма не воспользовалась лимузином с шофером. Ей хотелось несколько минут побыть в одиночестве, поскольку она прилетела прямо на похороны и еще ни минуты не оставалась наедине сама с собой и своими мыслями.
Она отошла подальше к ивам и оттуда обозрела ухоженную лужайку, а потом еще раз остановила взгляд на свежей могиле. В следующий раз, когда она приедет сюда, здесь будет уже стела из серого мрамора с силуэтами кошек поверху, которые сопровождали Мэгги в течение всей жизни и которые после смерти станут охранять покой. Еще на стеле будет выбито имя Мэгги, даты ее рождения и смерти и эпитафия: «Жизнь для живых… Живите».
Все это ей было известно, потому что стела, заказанная много лет назад, стояла у Мэгги в гараже. Когда Эмма в первый раз увидела ее, она пришла в ужас от мысли, что бабушка может умереть, как все. Но та только улыбнулась.
— Крошка, умрет лишь мое тело, — сказала она, погладив девочку по худенькому плечику. — А я всегда буду жить здесь.
Сейчас, вспомнив это, Эмма даже не заметила, как улыбнулась. Она оттянула воротничок, чтобы воздух немного остудил ее пылающую шею. Здесь было не так жарко, как в Сенегале, откуда она прилетела, но так же влажно. Хорошо еще, что она коротко стрижет свои огненно-рыжие кудри. И все-таки пора в тень…
Эмма решила отправиться за чемоданом, который оставила на автобусной остановке, и попытаться снять комнату в единственном на всю округу мотеле Уэбстера. Она шла, погруженная в собственные мысли, и, когда из-за разросшейся магнолии вышел мужчина и преградил ей дорогу, она вскрикнула от испуга.
— Не очень-то вы спешили, — холодно произнес он, так что Эмма даже поежилась и пристально посмотрела на него.
— Простите?
— Вы должны были прилететь хотя бы на несколько дней раньше, не говоря уже о неделях.
Эмма растерялась, но не позволила себе расслабиться и тотчас взяла себя в руки. Она привыкла прямо смотреть в глаза любой опасности, ведь она была старшей из шестерых детей, к тому же ей пришлось многому научиться, работая ответственным секретарем департамента иностранных дел.
Однако стоявший перед ней мужчина и не думал отступать. И Эмма продолжала внимательно изучать его. Длинный нос, твердая линия рта, задиристо вздернутый подбородок, глубоко посаженные холодные серые глаза, хмуро смотревшие на нее из-под черных бровей. Длинные ресницы, как ни странно, смягчали суровое выражение его лица.
Наконец она отвела глаза и попыталась вспомнить, кто бы это мог быть.
— Вы ничего не хотите сказать? — приблизившись к ней, прорычал мужчина.
Высокий и крепкий, он стоял совсем рядом, так что Эмма вполне могла бы испугаться, но она не сдвинулась с места. Про себя она порадовалась, что тоже высокого роста, почти под стать ему.
— Вы меня, по-видимому, знаете, — спокойно проговорила она. — А вот…
— Еще бы не знать! — огрызнулся мужчина. — Вы племянница Мэгги. — Он всплеснул руками и еще выше вздернул подбородок. — Ваши фотографии развешаны по всему ее дому.
Опустив глаза, Эмма заметила, как он нервно сжимает и разжимает кулаки.
— А вы?.. — терпеливо выслушав его, спросила она.
— Брент Форрест.
Сосед Мэгги! Так, значит, именно этого мужчину с волевым лицом бабушка называла «замечательным молодым человеком».
— Мистер Форрест. — Она кивнула, ничем не выдавая своих чувств.
Ей не в первый раз приходилось скрывать их, и она давно научилась делать это почти автоматически. Это стало частью ее личности так же, как и ее манеры.
— Вы не ответили на мой вопрос?
— Не сейчас, мистер Форрест. — Эмма тряхнула головой.
— Нет, сейчас, — сквозь зубы прошипел он, не сводя с нее обвиняющих глаз. — Я хочу знать, почему вы не нашли времени приехать к вашей тетке. Она все время только и говорила о вас. Мечтала увидеться с вами. Как же она вас ждала! Каждую минуту!
Эмма открыла рот. На мгновение кровь отхлынула от ее лица, так что на нем выступили веснушки, схожие с коричневыми пятнышками на белом мраморе.
— Я была в Сенегале. Это в Западной Африке, на другом краю света! — едва сдерживаясь, проговорила она.
— У вас что, не бывает отпуска?
— Бывает. Я как раз хотела повидаться с ней, но так получилось…
Он прищурился.
— Что получилось? Пришло приглашение заманчивее?
Эмма судорожно вцепилась побелевшими пальцами в сумочку.
— Я не обязана перед вами отчитываться. Мы ведь с вами не знакомы.
— Зато я с вами знаком, — не отступал он. — И даже очень хорошо.
— Вы, вы… — Ярость охватила Эмму, и ей никак не удавалось взять себя в руки. — Бесчувственный истукан! Я только что ее похоронила. Я любила Мэгги.
— И я ее любил. Она была моим лучшим другом. — Он так искренне произнес это, что ярость уступила место любопытству.
Она внимательно посмотрела на него, не обманывает ли он, и стала рыться в памяти, словно заново перечитывая письма Мэгги и ища в них информацию о Бренте Форресте.
«Знаешь, дорогая, он зол на весь мир, ведь ему пришлось столько пережить! А всего-то и надо, что немного сочувствия и понимания».
Пожалуй, ему сейчас больше всего нужен намордник, так, по крайней мере, подумала Эмма.
Трудно поверить, что ее нежная чувствительная бабушка дружила с таким человеком. Однако Эмма не могла не признать, что он искренне огорчен ее смертью. Лицо у него было печальным и измученным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});