"Урожайная Луна" - Уильям Бартон

- Эх, старина Дикий Билл, - мечтательно произнес Мит, - через месяц ты уже будешь дома, доктора к тому времени от тебя отвяжутся, а твоей старушке жене понадобится кресло на колесиках после твоих знаков внимания.

Старушка жена… Можно подумать, мы сумеем наверстать эти прожитые врозь девять лет? Мы с Митом уже миновали последние нагромождения брошенных посадочных модулей и космического хлама, и я двинул рукоятку управления вперед до упора.

- Эй, полегче, Дикий Билл! Побереги наши задницы, а то огорчишь милую женушку.

Я немного сбросил скорость и поинтересовался:

- Мит, я говорил тебе когда-нибудь, как меня бесит, когда меня называют Диким Биллом?

- Примерно десять миллионов раз, Дикий Билл, - расхохотался Мит.

Из обсерватории на «Площадке-5», расположенной в кольцевых горах в пятнадцати милях на север от базы, открывается прекрасный вид на дно кратера Риччиоли вдоль его склона. Оттуда наша база смотрится примерно как стоянка на обочине шоссе, где кто-то вытряхнул из машины полный мешок мусора.

Помню, как мы все хохотали, когда нам прислали по факсу картинку лунной базы, которую собирались построить русские. Уж так на ней все было аккуратно. По сравнению с ней, наша база смахивает на трейлерный парк для сезонных рабочих.

Сама обсерватория представляет собой попросту мешанину из оборудования, антенн и телескопов, установленных где попало прямо на поверхности. Здесь нет ни голубого неба, ни атмосферы, поэтому и купол не нужен. Жилая часть выглядит просто как горб с дверью шлюза в боку - в том месте, куда Карл и Фрэнк приволокли надувной домик и закопали его вручную, старыми добрыми лопатами.

Нет, все-таки они чокнутые.

В свое время на базе вспыхнул спор - им хотели запретить жить в обсерватории из-за повышенной радиации на поверхности и всего такого, но никто не пожелал сажать их под арест, так что…

- Добро пожаловать в Изумрудный город! - раздался в наушниках голос Сагана. - Привезли мое барахло? - На нем был, разумеется, один из старых скафандров с «Джемини», украшенный наваренными резиновыми заплатами в местах порезов. Гулять в таком по Луне можно всего лишь полтора часа. Пройдет еще немало времени, прежде чем нам завезут столько новых скафандров, что хватит на всех.

- А где Дрейк? - осведомился Мит.

Карл поднял большой палец и ткнул им в направлении домика:

- Внутри. Паяет черный ящик для проекта нового радиотелескопа. - Он указал на полусобранную тарелку поворотной антенны, которую мы доставили сюда в виде сотни деталей за последние несколько месяцев.

- А вы, ребята, сильно рискуете, когда паяете внутри надувной палатки. Если Фрэнк прожжет в стенке дырку, его попросту завалит.

Карл пожал плечами - это было хорошо видно в жалком старом скафандре.

- Это наш риск. И мы на него согласны.

- А что будет делать ваша новая тарелка? - спросил Мит. Даже сквозь помутневший старый щиток шлема мы увидели, как заблестели глаза Карла.

- Мы назвали ее «Озма-2». Как только антенна будет готова, мы начнем проверку кое-каких идей Фрэнка. В смысле, куда неплохо бы заглянуть радиотелескопом. Тау Кита. Эпсилон Эридана…

- Отлично! Вам еще не надоело слушать «ждите ответа»?

- Билл, я ведь показывал тебе уравнение. [3]

- Ага, показывал. Половина членов в нем - неизвестные величины. Карл, вы принимаете желаемое за действительное.

- Ну… мы же на Луне, черт побери! Можешь представить более подходящее место, чтобы принимать желаемое за действительное? - Он обвел руками мертвое черное небо. - Господи, да ведь каждую ночь ты сам все это можешь увидеть, Билл! Там миллиарды и миллиарды звезд!

Карл уже затерялся в мечтах, готовый обрушить на нас очередную получасовую обличительную речь.

- Да ну тебя к черту! - буркнул Мит. - Давай выгружать его барахло, а то не сможем подняться в горку и начать установку нашего оборудования.

В радиорубке было тихо. Она сулила уединение - то самое уединение, которого человеку иногда так хочется во время ежемесячного звонка домой. Во всяком случае, все мы научились обращаться с приборами сами и не нуждались в помощи единственного на базе офицера-связиста - а тому более чем хватало забот с починкой старого электронного хлама, который постоянно изнашивался и ломался.

Лицо моего сына Билли на черно-белом телеэкране выглядело иначе, чем во время нашего последнего разговора. Ему это хорошо удается. Он смотрит в телекамеру, а не в стоящий рядом с ним телевизор. Взгляд все еще жесткий, хотя вот уже три года, как он вернулся из Вьетнама и, наверное, почти закончил с медицинской реабилитацией.

- Ты снова подстриг бороду, - заметил он.

Я улыбнулся и распушил ее пальцами. На ощупь почти как стальная щетка.

- Она уже… гм-м… стала заполнять мой шлем. В ответ улыбка:

- Что ж, теперь ты больше похож на Кастро и меньше - на Мудрого старца с гор.

Когда он был мальчишкой, все говорили, что он очень похож на меня, но я так не считаю. Подбородок у него более плоский, ямочка на нем меньше, нос уже, прямее и длиннее и, если хотите знать мое мнение, гораздо больше напоминает нос Фреда, брата его матери.

- Что это за дурацкая рубашка на тебе? - Одежка здорово смахивала на какой-то воинский мундир, даже с золотыми галунами на воротничке и манжетах.

- Из полиэфира, - ухмыльнулся он.

- Какого она цвета?

- Фиолетовая, папа. Я усмехнулся:

- И что, больше никаких бус и сандалий?

- Времена меняются.

Тут я увидел - даже на зернистом телеэкране, - как начали темнеть его суровые глаза, и решил, что лучше сменить тему.

- Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Его взгляд прояснился:

- Точно! Tempora mutantur, nos et mutamur in illis. Хилдерик, король франков.

В наших с Билли отношениях такое было всегда. Что бы между нами ни произошло, я всегда мог позвать сына прогуляться по лесу, и там мы болтали на всякие умные темы.

- Ты еще встречаешься с той девушкой… э-э… - Господи, да вспоминай же быстрее… - Сарой?

Я увидел, как ему приятно, что я вспомнил ее имя.

- Да.

- Мне понравилось ее фото, которое ты прислал по факсу. Она действительно красивая. - Высокая блондинка с ярко-голубыми глазами. Нос, правда, великоват, но на ее лице смотрится в самый раз. - Как твоя мать?

Он нахмурился. Слегка пожал плечами:

- У нее вроде бы все в порядке. Она сейчас менеджер по запчастям на тракторном заводе.

- Это хорошо. Гм-м… Она еще встречается с этим… как-там-его? Он еще больше нахмурился. Медленно кивнул. А чего я от него,

собственно, хочу? Чтобы он рассказал о своем сводном братце? Парнишка родился в конце 1966 года, задолго до того, как мы узнали, что я застряну на Луне, так что даже если бы программа «Аполло» сработала…

- Как учеба?

Он вдруг просиял:

- Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.

- Так это же здорово!

- Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.

Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.

- Но почему? - удивился я. - Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.

- И по ней тоже, - кивнул он. - Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.

- Все равно не понимаю.

- Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… - Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища - «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой. - Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции - 12 ноября 1984 года.

- Когда сам увижу, тогда и поверю… Господи, а ведь мне тогда стукнет уже пятьдесят шесть!

Он еще раз медленно кивнул:

- Да. А мне - тридцать четыре.

В тот день, когда я отправился на Луну, мне было тридцать семь.

- И ты хотел бы полететь.

- Да. Полет рассчитан на три года. Двенадцать человек, им понадобится врач. Хороший врач.

Еще как понадобится. У нас здесь полевой хирург, терапевт и фармацевт, три медика на сорок членов экипажа.

Серьезные глаза сына долго изучали меня. Потом он сказал:

- Тебе нужно кое-что знать, папа. Месяц назад наконец-то допустили к летным испытаниям ядерный ракетный двигатель «Ровер-1». Прототип с тягой почти 34 тонны готов к полету.

- Тот самый двигатель с твердофазным реактором из проекта NERVA? [4]